Илья Зимин был старшим из двух детей в семье, и все надежды на будущее процветание и славу фамилии связывались с ним. Неудивительно: он с первых лет демонстрировал незаурядные способности в различных сферах. Он обладал неплохим музыкальным слухом, чувствовал цвет и форму, имел превосходную память и живой, подвижный ум, что позволяло ему поначалу учиться в школе без какого-либо напряжения, выполнять домашние задания на переменах, и получать за них «отлично». Родители, небогатые, строго говоря, люди, вкладывались в Илью финансово и эмоционально, как в предприятие, способное принести в будущем значительную прибыль. Младшая сестра Ильи была «неудавшимся», лишним ребенком. Илья получал лучшие вещи, лучшую одежду, ездил в лагерь на Черное море.
Таким образом, он привык к сознанию своей исключительности, почти гениальности, это стало для него обычным – думать о себе, как о человеке выдающемся, способном достичь самых высоких должностей и положений на олимпе человеческих устремлений.
Привычка – вторая натура, и Илья привык, что ему все дается без каких-либо усилий. Возможность, равно как и надежда, несмотря на ободряющее порой воздействие, является в иных случаем сильно развращающим фактором. Илья сознавал для себя возможность достичь всего, чего возможно достичь. Возможность эта была для него эквивалентом завершенности: всегда возможно, надо только захотеть. Захотеть же он мог, как ему казалось, в любой момент, и потому не было причин не откладывать это момент все дальше и дальше, чтобы сейчас, в настоящем, развлекаться и получать легкомысленное удовольствие.
Илья, иными словами, привык получать, и привычка эта, укоренившись в нем, осталась с ним до конца.
Достигнув юношеского возраста, Илья стал все чаще сталкиваться с возросшей конкуренцией. Люди менее талантливые, чем он, достигали большего, потому что прикладывали больше усилий и учились понимать: все, что можно получить, можно получить только трудом. Впрочем, было много и таких, как Илья, только менее ярких. Постепенно они и составили его постоянный круг общения. Образование и социальные дела были заброшены, потому что не приносили Илье ощущения собственной значимости и не подтверждали его исключительности.
Окончил одиннадцатый класс Илья кое-как, перебиваясь с двойки на тройку, но как-то сумел поступить в скверный институт, откуда, впрочем, через полгода его исключили. Он занялся фотографией – родители купили ему отличный фотоаппарат, и в то же примерно время начал выпивать с приятелями и таким образом укрывался от мира, который его больше не принимал и не признавал. Люди, с которыми он общался, ни в чем его не превосходили, а отношении эрудиции и сообразительности далеко уступали. Он чувствовал себя среди них королем. В такой среде он нашел себе и девушку, на которой спустя полгода женился, а еще через год она от него ушла, потому что он не работал и все больше выпивал.
От службы в армии Илья был избавлен благодаря бронхиальной астме, что тоже воспринималось им как знак: судьба ему благоволит.
Он попробовал жить самостоятельно (на деньги родителей), кое-где работал, но и двух месяцев не мог на этих работах продержаться. Его увольняли за прогулы, за пьянство, за ненадлежащее выполнение обязанностей. Родители его умерли. Младшая сестра, трудом и настойчивостью неплохо устроившаяся в жизни, помогала ему деньгами.
Илья писал немножко стихи, и, кажется, неплохие: одно или два были даже где-то напечатаны, что предоставило ему повод считать себя непризнанным гениальным поэтом.
Между тем, годы проходили. Илья несколько раз побывал в психиатрической больнице, куда его привозили с приступами алкогольного делирия, залезал в жуткие долги, его бивали. При всем при этом он сохранял ощущение возможности лучшей жизни, возможность добиться чего угодно, было бы желание. Иногда он строил планы, начинал трудиться – но от непривычки к труду надолго его не хватало. Чтобы не думать о себе, как о пропащем, растратившем свои таланты человеке, Илья пил водку, напиваясь до беспамятства. Благодаря астме и алкоголизму, он большую часть своих зрелых лет провел по больницам, где тоже все было ему обеспечено, где о нем заботились и где он мог рассказывать товарищам небылицы о своей прежней жизни и строить большие планы.
В какой-то момент ему присвоили инвалидность и назначили пенсию. Теперь государство обеспечивало его еще и деньгами. Он уехал на юг, где снимал комнатку, пытался открыть свое дело, но прогорел. Регулярно он пропивал все, что у него было. Регулярно он звонил сестре и жаловался, но одиночество, вспоминал, как хорошо было в детстве, с мамой и папой, на старой их квартире.
Ему продолжало вести. Когда дела были, казалось, совсем плохи, он получил в порядке очереди однокомнатную квартиру в Петербурге и переехал туда. Ему было уже за семьдесят. Жизнь, казалось бы, налаживалась, но через три года он начал терять память. Сестра, уже женщина пожилая, видя, что дело не поправить, позвонила знакомому психиатру, отвезла брата в клинику. Там его посмотрели, и оставили в стационаре. Еще через пару лет Илья Сергеевич Зимин, в возрасте семидесяти девяти лет, умер.