Древнерусскую культуру часто называют культурой великого молчания. Указывая на то, что в ней, будто, совсем нет солистов, имен гениев, к важности которых приучило нас новое время. Но «молчание» это, конечно, обманчиво. Оно сродни огромности неба, где «мысль одна плывет в небесной чистоте» (Пушкин). Точнее сущность древнерусской литературы выразил, наверное, Дм. Лихачев, назвав её литературой одной темы и одной мысли: «Эта мысль — смысл истории, и эта тема — судьба человека». Действительно: постижение смысла человеческой жизни в безмерной глубине Божьего мира – вот по сути то единое делание, которым занята древняя русская литература.
2.
Лицо народа раскрывают нам его книги. До нас дошло более 130 книг 11-12 веков. Книги богослужебные, священные… Поучения святых отцов, шестодневы, физиологи, хронографы, изборники, измарагды. Самые древние из них — так называемое Остромирово Евангелие 1056-57 г., и небольшого формата «Изборник» 1037-го г., который князь Святослав брал с собой в походы.
Каким же было первое литературное произведение, созданное на самой Руси? Большинство ученых склоняются к тому, что это так называемая «Речь философа», вошедшая в свод «Повести временных лет»: диалог князя Владимира и греческого философа, пришедшего рассказать ему о правильной вере. Позднейшие летописные кодексы называют нам имя философа: ясно, что перед нами Кирилл, Константин-Философ, просветитель славян.
О происхождении же «Речи Философа» ученые спорят. Возможно, с подобной речью Кирилл летом 860 г. действительно обратился к киевскому князю Аскольду в Константинопольском храме Святой Софии. Перед тем Аскольд заключил победный мир с византийским императором Михаилом III. А вскоре действительно крестился. То, что на место Аскольда древние книжники поставили Владимира — для средневекового сознания вполне естественно. Это не обман, а, скорее, цельная духовная драматургия. Ведь и не совсем обычная история перед нами, но — история священная. Мистический момент, в котором земное сочетается с небесным. В образе Владимира древние книжники увидели саму Русь, завороженную вдруг открывшейся перед ней Книгой небесной мудрости.
Если историки правы, и речь эту св. Кирилл действительно обращал к Аскольду в Святой Софии, то, именно вскоре после нее Кирилл отправился в славянские земли, где у него зародилась мысль о создании славянской азбуки…
3.
Семь веков древней русской литературы проходят перед нами как одно колоссальное целое. Циклы, своды и ансамбли произведений — словно архитектурные элементы Собора, поражающего своим грандиозным единством. Святая София, Мудрость Божия — таково имя первого на Руси храма, таково и собственное имя древней русской литературы. Вселенная — это Книга, написанная перстом Божиим, и дело человека — расшифровать эти таинственные письмена. Так мыслили древние книжники.
Причем, рост высочайшей культуры происходит как будто мгновенно. Культура 9-10 века на Руси — это еще совершенная безвидность и пустота. Но уже 11 век являет нам литературу высочайшего класса. Как будто без всякого периода ученичества. «Слово о Законе и Благодати» митр. Илариона, Русские летописи — это нечто совершенно удивительное.
В это время Киев становится настоящим европейским центром. А кружок переводчиков и переписчиков, созданный Ярославом, переводит громадный свод книг. «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Всемирная хроника» Георгия Амартола, «Иудейская война» Иосифа Флавия, поэма о Диогене Акрите — единственный средневековый эпос Византии… Уже по этим книгам видно, насколько широки интересы Руси. Конечно, ее юный ум манит все чудесное. Невиданные животные, о которых рассказывает «Физиолог»; загадочные языческие страны, о которых повествуют «Хождение за три моря» Афанасия Никитина… Весьма популярная на Руси легенда об индийском царевиче Иосафе, в которой не трудно узнать христианскую интерпретацию рассказа о Гаутаме Будде. Но всего более русских влечет История: «Шестоднев» (то есть шесть дней творения), представляющий собой своеобразную средневековую астрофизику; «Эллинский и римский летописец», составленный на основе византийских хроник и расширенный за счет многих исторических книг (Истории основания Рима, Истории деяний Александра Великого, пересказов античных мифов, «Иудейской войны» Иосифа Флавия и т.д) – труд настолько фундаментальный и объемный, что до сих пор нет его академического издания…
4.
Насколько внимательны и серьезны русские в постижении древней истории, настолько же тщательны они в записи истории новой. Переписчики не просто переписывают древние исторические книги, но составляют все новые и новые компиляции и своды, словно желая вместить в единую книгу всю историю мира.
С 10-го или 11-го века и по крайней мере по 17 век Русские Летописи предстают перед нами словно одно величайшее произведение, которое непрерывно пишется в течение более чем половины тысячелетия. Летописи — спинной хребет всей русской цивилизации. Здесь нет ничего случайного. Всякое новое событие ложится в общий узор. Оно должно и может быть прочитано лишь в целом взгляде на всю историю, и вновь, по-новому, организовать это целое. Всякую новую историю, повесть, событие, если оно не включено в общий свод, летописец стремится начать «от сотворения мира», «всемирного потопа», «вавилонского столпотворения», воплощения Христа… Отсюда эти грандиозные компиляции, стремящиеся охватить мир целиком, а притом и крайне требовательные к исторической правде.
А в начале века сего тленного
Сотворил небо и землю
Сотворил Бог Адама и Евву,
Повеле им жити во святом раю…
— Так начинается даже немудреная история о беззвестном молодце и пьянице, рассказанная в «Повести о Горе-Злочастии»… Так, история даже самого маленького человека — это только часть истории мира, в которой открывается судьба человека вообще, судьба человечества в целом. Здесь одна из глубинных мыслей древней литературы: человек, даже самый ничтожный, оказывается центром мира. Весь мир создан ради человека и кружится вокруг него, налагая на него этим и громадную ответственность. Человек — это маленький мир; мир — это большой человек. И центр мира проходит не только через Иерусалим и Голгофу, но и через каждое сердце человека, так или иначе связанное с ней. И каждая сельская церквушка указывает на центр мира. Подобная сказочному богатырю (голова, увенчанная шеломом, плечи, окна — очи), она –
как божий воин в космической битве добра со злом. И эта извечная борьба — идущая в космосе, в мире, среди народов и царств, наконец, и в каждом человеческом сердце – она и движет историю. И каждая земная былинка – её участница. Временное — лишь проявления вечного. Но тем более наполнено смыслом временное.
Потому так важно записывать это временное и постигать его вечный смысл. Потому – каждое событие имеет нравственный центр, и должно получить оценку. Этот нравственный центр и связывает в единое целое и историю княжеских деяний и войн, и поучения святых отцов, и притчи пустынножителей, и рассказы о диковинных животных, обитающих в дальних странах. Вот почему вся Древняя русская литература — словно эпос, рассказывающий историю вселенной, все тексты которого — все эти многотомные четьи-минеи, летописные своды, прологи, златоусты, измарагды, хронографы – сливаются в широкий хор, единый вселенский поток. Лишь войдя в который, мы можем ощутить то чувство величия мира и важности каждого исторического мгновения, которое стремились выразить древнерусские книжники.
И да, «литература одного сюжета и одной темы», да, «культура великого молчания», несущая темную безымянную толщу вод… Или стоящая грядою Уральских гор, память которых хранят века… И когда явился Пушкин (так же внезапно, без десятков-сотен лет ученичества), он явился не из ниоткуда, а из этой генетической памяти, из этого тысячелетнего «молчания», для которого «тысяча лет как один день, и один день как тысяча лет»…
Владимир Можегов
Читайте больше материалов на нашем сайте