Работа на недавно открытой планете не приносит героине ничего хорошего. Загадочная болезнь, заставившая ее отстать от своих, новый командир группы, который придирается почему-то исключительно к ней, недоброжелательные спутники, сразу ее невзлюбившие...
А кроме того, планета, похоже, отторгает любых гостей, и скоро земляне вынуждены будут ее покинуть. Останутся только те, кого она - странная планета Иклона - выбрала сама.
Какие же тайны хранит неприветливый шеф? И на чьей стороне окажется в итоге планета?
ЧАСТЬ 1.
СЛУЧАЙНЫЕ.
Она оказалась среди них случайно. Ее собственная группа отправилась на неделю раньше. Где-то далеко впереди по розовым камням шагали милые сердцу люди: лучшая подруга Тоня, приветливая Лин со своим мужем, балагур Ивар, мудрая немолодая Кристина…
А она провалялась в палатке обездвиженная и могла только лить слезы, проклиная отвратительную местную болезнь, цепляющую людей непонятно, по какому принципу. Когда Серафима пришла в себя, выяснилось, что последняя партия уходит буквально на днях.
Исследования показали – пара месяцев, и эта стоянка «заболотится», как и все предыдущие. Но самое отвратительное, что таких больших дислокаций больше не будет, и Серафима может никогда не оказаться среди своих. Научное руководство приняло решение разделить экспедицию на небольшие отряды. Тогда есть шанс, что кто-то – хоть кто-то! - достигнет успеха. Успехом называлась возможность удерживаться на одном месте более полугода. Планета наотрез отказывалась принимать гостей, и уже не одно научное поселение было затоплено этой странной, блестящей зеленоватой жидкостью, неизвестно откуда просачивающейся из-под розовых скал.
Последнее указание с Земли было более чем странным. Экспедиция отправила домой образцы зловещего «болотного» вещества, а в ответ… Сумасшедший Бастуров рекомендовал землянам «понравиться» Иклоне.
А Иклоне не нравился никто. Открытая всего десять лет назад, планета внушала людям огромные надежды: климат, химический состав воды и воздуха оказались пригодны для жизни. Но…
-Эй, Гофман, тебя опять подгонять надо? И как таких набирают! - грубый голос снова прервал ее раздумья.
Серафима с трудом вытащила ногу из зеленой лужицы, вылезла на камни и подняла глаза на говорившего.
За что он так ненавидит ее? Все сегодня едва плетутся, а она еще и после мерзкой болезни. Конечно, Тимура, начальника группы, злит, что Серафиму навязали ему в партию. Но она-то чем виновата? При первой же возможности она с удовольствием покинет этих недобрых, хмурых, постоянно чертыхающихся парней и развязных высокомерных девиц. Все они изображают из себя «знающих жизнь», и ей непонятны их разговоры и шутки. Так что не обязательно еще и постоянно спускать на нее собак.
Остальные хотя бы не пристают, обращаются только по необходимости. А этот Тимур просто пяти минут не может пройти, чтобы не сделать замечание.
- Привал, - наконец, объявил шеф, и все с облегчением остановились, скидывая с себя рюкзаки.
Места пошли сухие и еще более красивые. Мягкий, чистый мох цвета ежевики (кстати, кое-где на нем действительно попадались съедобные ягодки) позволял расположиться с комфортом. С одной стороны поляну обступали все те же розовые скалы, с другой - спускался пологий овраг, по дну которого протекала маленькая, совсем земная речушка с отличной питьевой водой. В чем-чем, а в воде Иклона им не отказывала.
Серафима села, как всегда, чуть поодаль от остальных. Она залюбовалась открывшимся за оврагом закатным пейзажем. Солнце (так они условно называли местное светило) было крупнее, но холоднее земного. От этого закат переливался такими оттенками кораллового и фиолетового, что дух захватывало. Деревьев, как таковых, на этой части планеты не было, только кустарники, по природе своей напоминающие всё тот же мох, но очень высокий и сильно разросшийся. При желании на мягких кустиках можно было развалиться, как на высокой перине. Некоторые казались достаточно упругими для того, чтобы продержаться минут пятнадцать, но потом неизменно прогибались, выпустив влагу, и оставаться в них было неприятно.
-Гофман! – видимо, ему доставляло особое удовольствие склонять ее фамилию. - Хватит мечтать, помоги Элизе.
На прошлом привале Серафима готовила завтрак одна, и никто из женщин даже не поднялся помочь. Но спорить не стала, а предпочла встать и подойти к рыжеволосой девице в обтягивающем комбинезоне.
- Что надо делать?
Элиза презрительно подняла на нее свои жесткие светло-голубые глаза.
- Помой овощи, - коротко бросила она.
Серафима взяла котелок и отправилась вниз, к воде. Даже здорово… уйти от них хоть ненадолго. А как сейчас было бы уютно и весело со своими! Муж Лин рассказывал бы про китайскую кухню, Ивар подкладывал лучшие кусочки, а Тоня подшучивала бы над ними…
От реки, даже скорее большого ручья, шли влажные испарения. Здесь было теплее, чем наверху. Серафима уже заметила, что на Иклоне не бывает тех мелких летучих насекомых, отравляющих удовольствие находиться у воды. Она тщательно вымыла овощи, вздохнув, встала. И чуть не выронила от испуга котелок.
Шаха, как его называли дружки, нарисовался за ее спиной совершенно беззвучно. «Шаха» - потому, что, играя в шахматы, он громко и особенным тоном возглашал на всю округу: «Шааахх!» Из всей группы только он, кстати, числился геологом, но она ни разу не видела, чтобы Шаха занимался своими прямыми обязанностями. А ведь здесь так много интересных пород!
- Котелок тоже вымой… - Шаха постоянно что-то жевал. - Овощи грязные, еще инфекцию занесешь. Кто его знает, откуда здесь эти странные болезни, может, от грязи. А может, и от воды, черт его знает.
Тон у Шахи был скорее доброжелательным, чем назидательным, но его доброжелательности Серафима опасалась куда больше гнева Тимура.
Ей хотелось ответить, что на руках Шахи куда больше грязи, чем в этой блестящей, прозрачной, ласковой воде. Но с ним лучше быть краткой.
- Я вымыла, - она сделала попытку пройти и поняла, что тревога ее не напрасна. Шаха стоял, широко ухмыляясь и загораживая проложенную ею тропинку.
Ладно, пойдем напролом. Серафима решительно обогнула его крупную фигуру и ломанулась в кусты.
- Эй… - насмешливо понеслось вслед.
Она не оглянулась, но слышала, как он, не спеша, поднимается следом. Глядя себе под ноги, наткнулась на кого-то.
- Ну и долго тебя ждать? Все жрать хотят.
Тимур смотрел на нее, сощурив глаза. Потом перевел взгляд на Шаху.
- В другой раз пошлешь кого порасторопней, - не выдержала Серафима, с удовольствием заметив, как шеф переменился в лице.
Ах, вы не привыкли, что она огрызается. «Думаете, меня можно так просто затравить! Мало вы еще меня знаете».
Но порыв злости прошел, а тоска осталась. За время ужина она ни разу не перемолвилась ни с кем и словечком… Тимур недовольно поглядывал на нее, порываясь к чему-нибудь придраться, но, видимо, повода так и не нашел. От Шахи она отодвинулась подальше, и, кажется, на сегодняшний вечер он от нее отстал.
Девицы – два биолога, медик и химик – то ли вяло переругивались, то ли перешучивались, Серафиме был непонятен их юмор. В работе ей никого из них видеть не приходилось, но она знала: все здесь профессионалы. Группа Тимура находилась на Иклоне дольше других. Не потому ли от них исходит один негатив? А ведь планета восхитительно красива. Серафиме, как художнику-любителю, нравились даже эти навязчивые болотца – их бутылочный, переливчато-зеленый, насыщенный цвет.
Кстати, с Элизой, медиком, ей пришлось пообщаться сразу после болезни – та молча осмотрела ее, не отвечая на вопросы, и только пожала плечами, когда Серафима поинтересовалась природой заболевания.
- Идти сможешь, осложнений ни у кого не бывает, - в конце концов, вяло сообщила Элиза, - но раз болезнь тебя выбрала, можешь не сомневаться, повторится.
- А как часто она может повторяться? – Серафима с содроганием представила, что снова может впасть в это «деревянное» состояние…
- У кого как. Может, через год, а может, через два дня, - обнадежила Элиза.
Интересно, что они сделают с ней, если она опять заболеет? Бросят здесь, укрыв мхом? Или она перебарщивает в своей неприязни к этим людям?
Установили палатки, и Серафима первая ушла к себе, не дожидаясь, пока обогревающее устройство доведет температуру до нужного уровня - на Иклоне по ночам сильно холодало. Палатка рассчитана на двух человек, но, конечно, соседки для Гофман не нашлось, чему она была несказанно рада. Наконец-то можно разуться и, ни на кого не оглядываясь, отдохнуть.
Она расшнуровала ботинки. Ноги, как всегда, сильно натерло. Это ее постоянная беда – еще на Земле Серафима умудрялась натереть ноги даже легкими спортивными тапочками. Когда их группа во главе с Кристиной высаживалась на планету, получилось, что на место предполагаемой стоянки они не попали – она заболотилась, а экспедиция перебралась в другой оазис. Пришлось им проделать неблизкий путь. Ноги тогда страшно натерло, но идти было весело. Тем более что Лин дала ей классную мазь, заживляющую ранки за одну ночь.
Серафима потянулась за рюкзаком… Тьфу ты… Когда ужинали, она доставала пакет с лекарствами, чтобы принять витамины, на всякий случай назначенные медиками после болезни, и, кажется, оставила его, где сидела. Нехотя она вылезла из палатки.
У костра каждую ночь оставался дежурный. Правда, диких зверей здесь не водилось. А точнее, вообще никакой живности крупнее большого жука, яркой бабочки, маленькой рыбки и нескольких видов птичек, Серафима не видела. Так же, как и с деревьями – все формы жизни как будто были минимизированы. Одна из загадок Иклоны…
Сегодня дежурил Альбинос – все здесь имели какие-то клички. Ей, очевидно, не придумали кличку только благодаря фамилии, которая сама звучала, как прозвище. Альбинос поднял на нее мутные бесцветные глаза и снова уронил голову. Ясно, уже принял… Хорош дежурный!
- Я забыла пакет. Где-то здесь… Ты не видел?
Неопределенное пожатие плечами… любимый жест всех членов группы. Не обращая на него внимания, Серафима стала шарить по земле, натыкаясь на неубранную посуду и остатки пищи. Свою Землю запакостили, со злостью думала она, и здесь тоже… трудно было сжечь… Ей принципиально не хотелось убирать за ними, но стыдно было перед планетой.
Да где же пакет? А, вон белеет под перевернутым котелком. Серафима отошла от костра и резко остановилась, услышав голоса. Разговаривали двое – она сразу узнала Элизу и Сурена, бородатого психолога с вечно циничной усмешкой, и, судя по некоторым высказываниям, весьма образованного. Сначала Серафиме даже казалось, что с ним, в отличие от остальных, можно поговорить. Но быстро поняла, что в каждом его слове - тщательно замаскированное под благодушие презрение к собеседнику. И как такой может помочь людям адаптироваться в новых условиях?
- Не знаю… Тимур еще не решил. Меня бесит его пофигизм… я бы… при малейшем риске, - Элиза говорила, как всегда, отрывисто.
- Считаешь, это гуманно? – раздался равнодушный басок Сурена.
- Гуманней допустить гибель всей экспедиции на планете?
Стоп, это интересно. Надо было уходить, но Серафима напряженно вслушивалась. Элиза рассуждает о гуманности…
- Но ведь никто ничего не знает…
- Я - знаю… я все-таки медик… иммунолог, инфекционист, как тебе известно. Эта штука опасна.
- А как передается?
- Блин… кто бы сказал… ни воздушно-капельным, ни через кровь. Но всегда выбирает вот этаких… ты заметил?
- Что-то генетически общее?
- Ага, вот это, - видимо, Элиза покрутила пальцем у лба, потому что Сурен ответил:
- Ну, глупой ее не назовешь.
- Не в этом смысле… Короче… все они вызывают у меня дикую неприязнь.
- Отличный диагноз, Эли, и ясно, что делать… убрать всех, кто тебе неприятен.
- Плохая идея?
- Да нет, мне, в принципе, нравится… Да кури, кури, у меня есть еще.
- Главное, убедить Тимура. Я знаю, он человек дела и терпеть ее не может. Но даже разговаривать почему-то не хочет…
- Ну и ладушки. Хозяин – барин. Давай лучше по койкам, а то я что-то сегодня устал.
Но Элизе не хотелось заканчивать разговор, она явно нервничала.
- Нет, ну ты как считаешь?
- Эли, тебе-то чего беспокоиться? Ты не из таких, значит, не заболеешь. Те, кто тебе нравится, тоже, - Сурен, как обычно, посмеивался.
- Ты как всегда… ничего не добьешься от вас. Всем по фигу. Я не о себе думаю. А если на Землю попадет…
- Мало ли на Земле всяких вирусов. Одним больше, одним меньше. Бывает похуже…
- Ты не все знаешь…
- Эй, хорош трындеть! - из палатки Элизы донесся хрипловатый голос ее подружки Косточки, то есть худющей Тани Костнер. - Я спать хочу. Эль, ты сегодня дома ночуешь или…
- Или, - Сурен ухмыльнулся, - давай, побеседуем лучше о чем-то приятном.
- Не сегодня… и не с тобой, - отрубила Элиза.
Серафиму, наконец, покинул ступор, и она, стараясь не шуметь, благо, что босиком, метнулась в свою палатку. Ее трясло, зуб не попадал на зуб. Но и в нагретой палатке дрожь не прошла. Так вот оно что… Ее здесь не просто не любят. Считают источником опасности или инфекции.
Но в экспедиции болела не она одна. Несколько человек точно, только за время ее пребывания на стоянке. Серафима постаралась вспомнить. Кто это – «они», неприятные Элизе люди? Если ей неприятны, наверняка должны быть симпатичны Серафиме. Но она была знакома, да и то поверхностно, только с одним – немолодым инженером-гидравликом. Ничего общего между ним и собой Серафима не находила. Разве что пару раз поговорили о живописи – да и то не сошлись во взглядах на абстракционизм. Может, сходство, если оно есть, видно только со стороны?
Так что же ей делать? Ждать, пока Элиза накрутит остальных и попытается от нее избавиться? Ну не убьют же они ее – взрослые, нормальные, хоть и малоприятные люди. Не преступники же они? Тогда что? Добьются отправки на Землю? Оставят одну? А вдруг приступ повторится? Значит, Тимур пока в нерешительности… А когда решится?
Серафима приготовилась ко сну, намазала ноги мазью Лин. А как заснуть? Тревога не оставляла, билась в висок, скручивала живот.
Усталость взяла свое только под утро. Но встала Серафима совершенно разбитой. Итак, она одна во враждебном лагере. Помощи искать негде. Уйти от них? Мысль, что она может остаться на чужой планете в одиночестве и брести в неизвестном направлении, показалась невыносимой. Значит, будь, что будет. Возможно, ничего и не случится. Сегодня, при ярком, лимонном Солнце, не жарким, таким приятным утром, все ночные страхи казались преувеличенными. Ну, подумаешь, Элиза занимается домыслами. Никто не примет это всерьез, да и Сурен не принял.
Серафима вылезла из палатки и увидела, что завтрак уже сворачивают. Проспала! И никто не разбудил. Значит, пойдет голодной - просить подождать она не будет.
Она подошла, взяла несколько кусков рыбы с хлебом, и наспех пожевала, собирая палатку.
- Давай быстрей, постоянно тебя ждем, - раздался привычный окрик Тимура.
Она всегда все делала быстро, и быстрее многих. Несправедливые нападки начинали доставать.
- Не жди, - спокойно сказала она, глядя прямо на шефа.
Интересно, Тимуру чуть больше тридцати, а уже столько седых волос в его иссиня-черной шевелюре. В черных глазах - привычная агрессия.
- Потом будешь ныть…
- Когда это я ныла?
Краем глаза Серафима заметила, что остальные прекратили свертываться и с нескрываемым любопытством прислушиваются. Еще бы, Гофман посмела подать голос.
Тимур передернул плечами и отвел взгляд.
- Ладно, хватит базарить, двигаем, - бросил он, не глядя в ее сторону.
Все разочарованно отвернулись. Чего они ждут? Склоки? Повода? Правильнее было бы не давать его им, но Серафима завелась. Она боялась, что долго не выдержит, и тогда начнется настоящая разборка. Ну что ж. Тем лучше...
Резким движением она закинула рюкзак. Оглянулась назад. На том месте, где только что на сухом сиреневом мху стояли палатки, выступали тоненькие штришки, трещинки зеленого цвета - болотце начинало просачиваться. Вот это да! Какие там полгода, когда они и суток здесь не простояли. Иклона, кажется, начинает их подгонять. Да, собственно, будь она хозяйкой планеты, на фиг бы выгнала таких гостей… Ученые… Медики, физики, биологи, геологи… Земля еще как-то вас терпит… и ее, Серафиму, тоже… Хотя на Земле-то как раз ее не ждут… и Земле она не нужна, и Егору тоже…
***
Милый, тихий, хороший мальчик. Так неуклюже и симпатично ухаживал. Из всего институтского курса выбрал именно ее. Не зачем было и сопротивляться – Егор ей очень нравился. Свадьбы давно стали немодными, но ей хотелось, чтобы все было красиво, так, как рассказывала бабушка. Длинное белое платье, кольца… Он не возражал – свадьба, так свадьба. Но и всерьез церемонию не принял, для него это было, как вызов Деда Мороза на дом – театральное шоу. Да какая разница! Любовь ведь. А потом у Егора появилась другая любовь. Тоже дело нормальное. Любовь – это святое. И каждая новая любовь – новое святое. Кто обязан оставаться с тем, кто уже не нужен, и жертвовать возможностью очередного счастья? Даст Бог, не последнего…
Эта легкость всем казалась естественной. А ей, Серафиме – нет… За что уцепиться? Что из существующего на Земле имеет постоянство, твердость, весомость? Живи и пользуйся моментом… наступая на других – ведь момент-то пройдет, и жизнь пролетит. Она сумела бы так при желании, но – не хотела… И не желала, чтобы наступали на нее. Бабушкино старомодное воспитание - с таким нечего делать на планете потребителей. А есть и иные планеты, где люди работают, приносят пользу, имеют цель.
Заработок – это не главное, организаторы не сулили золотых гор, но обещали интересную научную работу. А значит, люди здесь наверняка особые. Но была и обратная сторона медали. Разные причины заставляли людей покидать Землю… Попадались и совсем темные личности.
К примеру, она слышала еще на стоянке, что Тимура с родной планеты погнали серьезные неприятности. Серафима бросила взгляд в его сторону – он шел почти рядом, чуть впереди. Что ж… в это можно поверить. За все время перехода он ни разу не улыбнулся – ни только ей, это понятно, но и никому из группы.
Как будто почувствовав ее взгляд, Тимур резко обернулся. В глазах, как всегда – открытая неприязнь.
- Привал! – объявил он.
Короткий отдых давал возможность еще раз разуться и намазать натертые ноги. Нормальная еда была только за ужином, днем старались времени не терять. Открыли консервы, достали бутылки с водой. Альбинос потянулся за фляжкой. Еще столько идти, а он уже принимает… Взяв свою порцию, Серафима села в круг. Рядом плюхнулся Шаха, как будто невзначай оказавшись к ней вплотную. Она потихоньку, стараясь не делать это демонстративно, отодвинулась.
Сурен, наевшись, развалился, дымя сигаретой. Шаха встал, прикурил, и снова уселся рядом, выдохнув дым в ее сторону. «Биологички», как она называла про себя двух безликих женщин лет тридцати пяти – сорока – коренастую Инну и черноволосую маленькую Майю – улеглись на траве, лениво перебрасываясь репликами. Всем хотелось отдохнуть – до вечера им предстояло одолеть непростой перевал.
- А вот объясните мне кто-нибудь… - тоже затянувшись сигаретой, начала Элиза. - Что это за специальность такая – планетолог? Что он конкретно-то делает? Такое громкое название… а на деле – приют для бездарей от науки.
Даже не поднимая глаз, Серафима почувствовала, как все напряглись. Шаха выразительно крякнул, Костнер хихикнула, а «биологички» приподняли головы.
Раздался благодушный голос Сурена:
- Эли, планетология – это комплексное исследование планет. Понимание процессов возникновения и развития небесных тел, ключ к эволюции нашей собственной планеты… Что там еще… Поиск жизни и ее следов, подбор информации о физических и химических условиях на этих телах, изучение возможности их изменения…
Никого не обманули его добренькие интонации. Серафима ясно различила иронию - Сурен цитировал ее собственную статью. Точнее, даже не статью, а коротенькое интервью. Юркая молодая корреспонденточка отловила Серафиму перед отлетом и задала «несколько вопросов для простого читателя».
- Ну, все понятно, можешь не продолжать, - Элиза нарочито тяжело вздохнула. – То есть всё, что сделали до тебя настоящие спецы. Тогда я знаю: планетолог – это тот, кто пишет диссертацию по чужим исследованиям.
Костнер демонстративно захохотала во весь лошадиный рот, откинув голову назад.
- Ну, ребята, хватит вам, - Шаха масляно улыбнулся, и дружеским жестом положил руку на плечо Серафимы. - Все мы здесь для чего-то нужны.
Серафима привстала и молча потянулась за рюкзаком, скинув при этом руку Шахи.
- Гофман, камушек в твой огород. Может, ответишь народу? – раздался голос Тимура.
Она подняла на него глаза. Взгляд Тимура казался странно напряженным. С чего бы ему тратить нервы на дурацкие разборки? Нет, не в инфекции дело... Ее бы отторгали здесь и без всякой болезни.
- Хорошо, если ты хочешь, - руки у нее дрожали, но говорить она старалась спокойно. - Если планетология – дело ненужное и бесполезное, то все-таки быть бездарным планетологом куда безопасней для окружающих, чем жестоким медиком или равнодушным психологом.
Такое впечатление, что все окаменели, только Шаха заерзал на месте. Ни Элиза, ни Сурен не нашлись, что сказать. Серафима продолжала смотреть Тимуру в глаза. Шеф внимательно щурился, а потом, как и в прошлый раз, первым отвел взгляд.
- Встали, - резко произнес он.
Дальше дорога пошла вверх. Солнце выглядывало из-за красноватой горы. Интересно, но местное светило хотелось называть не в среднем роде, а скорее в мужском. Большой, холодный, изысканно красивый… кто? Звезда, планета – все в русском языке женского рода. Даже Иклона. «Иклона» – да, пожалуй: капризная, неуловимая, странная и привлекательная. Женская планета. А вот подобное Солнце – однозначно «он».
За такими странными мыслями Серафима одолела половину подъема. Разговор на стоянке она не приняла близко к сердцу. Даже стало легче. Откровенная травля позволяла со спокойной совестью испытывать к другим неприязнь. Кстати, Тимур-то вообще не был ученым, на Земле он работал «экстремальным проводником», или что-то в этом роде. Говорят, его нанимали для совершенно безумных и опасных походов. Ну, здесь-то ничего опасного, как ни странно, не предвиделось. Самая большая неприятность - это проснуться утром в зеленой луже и снова сменить стоянку. Ни хищников, ни туземцев, ни катаклизмов. Может, шеф потому такой злой, что ему здесь скучно?
Подъем становился все труднее, и Серафима начала задыхаться. Левая рука затекла. Сначала она не обратила на это внимание, но потом встревожилась. В прошлый раз приступ местной болезни начался с чего-то подобного – тогда она почувствовала слабость в ногах. О Господи, только не здесь и не сейчас! Не прошло и недели, как она пришла в себя! И не с кем даже поделиться. Элиза вполголоса переговаривалась с Костнер. К этому «доктору» Серафима обратится в последнюю очередь, даже будучи при смерти.
Тимур несколько раз оглядывался, и она каждую минуту ждала привычного окрика. На этот раз она действительно сильно отстала, на лбу, на спине выступил пот, а рука совсем онемела.
- Шаха! Помоги Гофман, - раздался резкий голос «шефа».
Надо же, какая забота… и даже не попрекнул. Что это с ним?
Шаха остановился, с участливой насмешкой поджидая ее, протянул руку. Серафима нехотя схватилась, и он втянул ее на последний розовый камень. Ладонь у Шахи была влажная, липкая и очень неприятная. С большим трудом Серафима выдернула руку.
Они стояли на большой площадке холма высотой с пятнадцатиэтажный дом. По ту сторону открывался необыкновенно красивый вид. Камни там были уже не розового, а буро-коричневого цвета, а мох – если это мох – почти темно-синим. Разросшегося в высоту кустарника - намного больше, он казался тоньше и выше. Можно было подумать, что сиренево-желтый лес окантовывает огромную синюю равнину. Где-то вдалеке летали маленькие яркие птички. Еще день или два пути. Сегодня до темноты они спустятся вниз, а завтра или послезавтра окажутся на новом месте.
Интересно, разведывательные спутники, расставившие антенны на каждой сотне километров, не забыли про этот чудесный участок Иклоны? Тогда можно будет быстро связаться с остальными. Кто знает, вдруг друзья обосновались неподалеку?
Эх, сюда бы мольберт… чтобы нарисовать этот пейзаж с такой высоты… Какой мольберт!? Дожить бы до следующей остановки.
- Будем спускаться или сделаем привал? – Сурен будто вторил ее мыслям.
Ей показалось, что Тимур бросил на нее взгляд, прежде чем ответить:
- Будем спускаться, до темноты надо быть внизу.
Вниз идти было труднее, ноги подгибались, скользили по гладким камням, а солнце светило прямо в лицо. К концу спуска Серафима уже не понимала, где она и что с ней, и передвигалась одним лишь усилием воли. Вне всякого сомнения, болезнь накинулась на нее снова или попросту была недолечена. Хотя ее ведь и не лечили… Никто не знал, как.
Ну, вот они и в пригорье. Серафима села на землю, пытаясь отдышаться. Все уже ставят палатки, а у нее нет сил даже встать. В прошлый раз все произошло по-другому. Слабость в ногах, а через какие-то десять-пятнадцать минут – она уже лежала, не в силах пошевельнуться, как будто все мышцы отказались служить одновременно. В тот раз она даже не помнила, как очнулась в палатке. Сейчас Серафима тоже чувствовала мышечную слабость, с трудом могла поднять руку, но шевелиться все же могла. И сознание не отключалось.
Мимо сновали, готовясь к ужину и ночлегу. Никто не подходил, чтобы спросить, что случилось и почему она вот так сидит. Наконец кто-то толкнул Тимура, указав на «бездельницу». Он быстро направился к ней, посмотрел встревожено.
- Гофман, ты что уселась?
Она попробовала ответить, но поняла, что язык уже не работает. Только слабо мотнула головой.
- Элиза, - крикнул Тимур.
Подошла Элиза, с подозрением глядя на Серафиму.
- Я так и знала, - прошипела она. – С ней жди неприятностей.
-Снова местная «малярийка»?
-Конечно, - во взгляде Элизы читалась откровенная ненависть – то ли к болезни, то ли к Серафиме, то ли к обеим.
Тимур подозвал стоящего поблизости Сурена:
- Поставь ей палатку, надо уложить…
Серафима улеглась на землю, сидеть она больше не могла. Солнце быстро зашло, на Иклоне моментально стемнело, и прямо над головой зажглась огромнейшая, нереальной величины звезда. Серафима уставилась на нее, стараясь ни о чем не думать. Через какое-то время Тимур вместе с Суреном втащили ее в палатку. Она легла, пытаясь пошевелиться, чтобы заставить мышцы работать. Ей это удалось, но она тут же задохнулась от чрезмерных усилий. Серафима закрыла глаза.
- Без сознания? – снаружи послышался голос Элизы. Она наблюдала, стоя чуть поодаль.
- Кажется, да, - отвечал Тимур, - не хочешь пойти к ней?
- Зачем?
- Не понял… У тебя больная. Выполняй свои обязанности.
- Это не лечится. Само пройдет.
- Послушай, Эли, - голос у Тимура стал тише и жестче, - что-то я тебя не понимаю. Какой-то уход ей нужен или нет?
- Послушай, Тимур! - вызывающе повторила Элиза. - Я не собираюсь за ней ухаживать. И нечего притворятся таким правильным боссом, ты ведь сам терпеть ее не можешь. Я с самого начала знала, что Гофман осложнит нам жизнь.
Несколько секунд длилось молчание, потом Тимур тихо произнес:
- Личное не должно быть связано с делом. Моя работа – довести всех до стоянки. Твоя – лечить или что там еще...
- Брось, Тимур. Нам надо поговорить. Уже давно… Но ты не даешь мне ни шанса. С тех пор, как мы вышли, ты не только… Я больше не интересую тебя, верно?
- Послушай, Эль, не сейчас…
- Если бы ты поговорил со мной… У меня есть мысли по поводу этой, как ты выразился, «малярийки». Я думаю, всей экспедиции угрожает опасность.
- Елки-моталки… опять та же песня. Хорош накручивать, Сурен уже делился со мною твоими идеями.
- И что? Что он считает?
- Он, как всегда, обтекаем. Значит, ты не хочешь заниматься больной, потому что боишься заразы?
- Блин, Тимур, если бы я боялась заразы, я не пошла бы в инфекционисты! Тут другое. Люди, переболевшие этим, не выздоравливают. Они…
- Они что?
Голос у Тимура странно изменился. В нем как будто звучал страх. Тимур – боится?
- Не сочти за… В общем, они будут заодно… с Иклоной… Они выживут нас, нормальных людей.
- Уфф, - Тимур облегченно вздохнул. - Ты просто насмотрелась на Земле блокбастеров. «Чужой», «Другие»… Как думаешь, приступ надолго? Мне надо принять решение. Если выдвинуться завтра – к вечеру могли бы быть на стоянке.
- В прошлый раз у нее это длилось неделю. Последующие приступы обычно короче, но… для нас это хуже… она скоро поймет…
- Эли, я не хочу больше слушать твой бред. Не сердись. Давай конкретно. День, два?
- День или два, - Элиза была вне себя от раздражения. - На твоем месте я бы оставила ее здесь. Со стоянки можно вызвать воздушный катер, пускай забирают. Мы избавимся от нее, и тогда, может быть, продержимся на стоянке подольше. Вдруг болото наступает тогда, когда появляются больные?
- Возможно, все как раз наоборот. Болезнь вызывается сыростью, или что-то в этом духе. И кстати, по твоей же версии, Иклоне должны нравиться «малярийные». Ладно, подождем до завтра, иди спать.
Серафиме показалось, что оба ушли. Так, теперь Элиза приписывает ей и другим заболевшим все беды экспедиции. Знакомая позиция. Найти крайнего… Плохо то, что как раз в такие вещи люди охотно и быстро верят. Как просто – избавься от помехи, и все будет прекрасно! Агитация Элизы скоро принесет плоды, и тогда…
Неожиданно она почувствовала на себе чей-то взгляд, и с усилием открыла глаза. В палатке горел переносной фонарик. Шеф? Что он здесь делает? Вглядывается ей в лицо, будто пытается понять степень опасности. Поняв, что она в сознании, Тимур не отшатнулся, а продолжил молча смотреть. Эх, жаль, речь ей отказывает. Или нет? С трудом двигая языком, Серафима произнесла:
- Чего тебе?
- Можешь говорить? – удивился он.
- Трудно…
- Слышала разговор с Элизой?
- Да, - скрывать не было смысла.
- Она говорит, ты должна что-то знать. Ты понимаешь, о чем речь?
- Нет… Но вижу, куда она клонит.
- Не она одна. Этот слух пустили еще на первой стоянке. Она только повторяет чужие выдумки.
Значит, Тимур в это не верит? Человек он хоть и недобрый, но конкретный и здравомыслящий. Серафима почувствовала надежду.
- И что ты сделаешь? – с трудом произнесла она.
- Не волнуйся, экстремизма я не допущу. Мне нужен порядок, ясно?
- Да…
Но сможет ли он справиться с остальными, вот вопрос. Особенно, если сам не слишком заинтересован.
- Сегодня дежурю я. Спи.
- Мне… легче… Чем тогда… - ей хотелось дать ему понять, что она не станет такой уж обузой.
- Хорошо, - коротко ответил Тимур и вылез из палатки.
Вот это да… Найти защиту – и в ком? Впрочем, шеф, как и сказал, просто добросовестно выполняет свою работу. Интересно, что там произошло у него на Земле? Что за темная история?
Серафима задремала... Ей приснилась женщина удивительной красоты. Такие даже не вызывают зависть – ими любуешься, как недосягаемым идеалом. Высокая, стройная, гибкая, с шикарной гривой каштановых волос, огромными карими глазами. Она заразительно смеялась, выходя из воды, выжимала волосы. Серафима любовалась ею вместе с сидящим на берегу мужчиной. Она узнала его. Мужчина ждал свою красавицу. Но произошло что-то непонятное. Какой-то короткий, тупой звук. Девушка покачнулась, схватившись рукой за грудь. Из-под руки побежала красная струйка. Последнее, что слышала Серафима перед тем, как проснуться - жуткий, нечеловеческий крик. Это кричал мужчина на берегу, бросаясь к девушке.
Серафима резко села. Она даже не сразу поняла, что к ней вернулась способность двигаться. Так быстро? Вот здорово! А может, это вовсе не та болезнь, а просто ее последствия - переутомление, слабость?
Но сон… Как будто моментальный ответ на ее вопрос о Тимуре. Что это было? Больное воображение? Отчего-то казалось, что красавица из сна существовала в реальности. Значит, у Тимура на Земле была девушка, и ее убили. Поэтому он и уехал на Иклону? Да ну, чепуха, мало ли, что приснится…
Пошатываясь, она выбралась из палатки. Оказывается, еще ночь, даже не утро… Костер слабо тлел, а Тимура не было видно. Вот тебе и охрана... Сильно похолодало. Серафима подобралась ближе к огню, подложила в костер несколько пучков сухого мха. Где взять топливо, она не знала. Только сейчас она поняла, как голодна - ведь накануне пропустила ужин. Серафима огляделась кругом. Как всегда, после еды никто не убрал, и на одной из тарелок она нашла нетронутые овощи. Выращенные здесь, земные овощи приобретали совсем иной вкус, но ей они нравились. А сейчас показались голодной Серафиме необыкновенно вкусными.
Послышался треск, как будто сквозь кустарник пробирался медведь, и в круг у костра вывалился Шаха.
- Опаньки! – воскликнул он, - а говорили, что ты больна. А Элиза даже… Впрочем, неважно. Как ты себя чувствуешь?
- Лучше, я просто устала вчера… - Серафима была начеку. - А ты почему не спишь?
- Да так… по своей нужде вышел, - он гоготнул. - Вот и классненько, что ты здесь. Вместе не спать веселее, а?
Он подмигнул заговорщески. Серафима колебалась. Встать и уйти в палатку? Еще потащится за ней… Нет, пожалуй, тут безопасней.
- Наши бабы тебя невзлюбили чего-то, знаешь… Да и Балтышев придирается… Но ты не расстраивайся. Если что – кликни Шаху, Шаха тебя защитит.
- Спасибо, я сама могу за себя постоять. А любить меня или нет - это их дело.
- Слушай, я к тебе с чистым сердцем. И можно сказать, добрыми намерениями… Ну чего ты все одна да одна?
Этого она и боялась… Он придвинулся к ней, почти навалился, обняв здоровенной ручищей. Второй рукой ухватил за голову, придвигая к себе, жирными губищами прислонился к ее губам. Серафима попробовала его отпихнуть, но слабость давала себя знать, сил активно сопротивляться не было. Наконец она кое-как отвернула от него лицо, и изо всех сил впилась ногтями ему в руку.
- Вот стерва, больно же! Ну ладно, хотел ведь по-хорошему!
На лице у него появилось животное выражение. Тут Серафима по-настоящему испугалась.
- Тимур! – вырвалось у нее, - Тимур!
Послышались быстрые шаги, Шаха обернулся - сзади стоял Тимур. Раздался удар, неприятный хруст, и она увидела, как Шаха повалился на спину. Из сломанного носа текла кровь.
- Скотина, - сквозь зубы выговорил шеф, - только попробуй устроить еще что-нибудь в этом роде. Убью.
- Может, самому хочется? – отплевываясь от крови, угрожающе произнес Шаха, поднимаясь во весь рост. Выглядел он куда внушительней своего начальника. - То-то я погляжу, цепляешься к ней все время. Злишься, что не дают, да?
Эта свежая мысль показалась Серафиме совершенно курьезной, однако Тимур пришел в бешенство. Он побледнел, сжав кулаки, а в глазах у него читалась такая ярость, что Шаха невольно отступил на пару шагов, потом смачно сплюнул, развернулся, и ломанулся через кусты.
Оба молчали, избегая встретиться взглядом. Наконец Серафима проговорила:
- Мне стало лучше… может, это вовсе не приступ? В прошлый раз я лежала неделю и не могла говорить.
- А я отошел в палатку, карту искал. Хотел посмотреть, где ближайшая антенна, - зачем-то отчитался Тимур.
- Вызовешь катер и сдашь меня, как предложила Элиза? Ладно… это даже к лучшему.
- Тебе ведь с нами не нравится?
- А кому понравится быть с теми, кто терпеть тебя не может?
- А ты? Разве не презираешь каждого из нас? – он скривился непонятной гримасой.
- Не знаю… что первично. Наверное, ты прав, все взаимно.
- Слушай, если я цепляюсь… То только по делу. Ничего личного.
- Да ладно, я вижу, как раздражаю тебя!
Он неопределенно качнул головой – то ли «да», то ли «нет».
- Ну… можно и так, наверное, выразиться, - медленно ответил он.
- Ничего, скоро придем на стоянку. Буду очень тебе благодарна, если поможешь найти мою группу. И вам будет лучше, и мне.
Тимур смотрел на нее, как обычно, прищурясь. В его глазах снова появилась тяжесть и неприязнь.
- Боюсь, из этой идиллии ничего не выйдет. Насколько я знаю, Кристина ушла на север.
Серафима опустила глаза. Вот как… она не увидит своих. И что ее ждет?
- Что ты собираешься делать? Ну, в отношении меня, - она повторила вопрос, который постоянно ее мучил.
- А зачем что-то делать? Будешь работать, как все.
- Я… пойду к себе, - ей надо было переварить происшедшее. – И… спасибо тебе за… ну, что вовремя пришел.
- Не за что… хорошо бы всегда… вовремя.
Перед глазами Серафимы встала девушка из ее сна. Реальность и сон сейчас настолько переплелись в ее голове, что у вопрос вырвался сам собой:
- А как ее звали?
- Кого? – вскинул голову шеф.
- Ту девушку… которую убили у моря, - она сама не понимала, что городит.
Вид у него стал ошеломленный.
- Откуда ты знаешь? – едва вымолвил он. - Откуда?
Серафима покачнулась, но удержалась на ногах. Что она делает, что говорит? Бред это - или не бред?
- Прости… я не знаю… это все сон. Я видела сон. Ты – и эта девушка. Ее убили. Прости, я не хотела… и не знаю, почему спросила, - она совсем запуталась и понятия не имела, как закончить разговор.
Он пристально смотрел на нее, словно что-то соображая. Потом ответил, спокойно и угрюмо:
- Ее звали Света. Спокойной ночи, Гофман.
Она повернулась и на непослушных ногах отправилась к себе в палатку.
___________________________________________________
Продолжение - глава 2.
Иллюстрация авторская (живопись на шелке)