ГЛАВА 24
«31 мая
Рушится, все рушится. Как многое, оказывается, держалось на мне, вернее, на моей «внешней оболочке». Вот она приходит в полную негодность, и всё вокруг словно поворачивается ко мне спиной. Смирившись с чудовищной потерей, не оставив себе решительно никакой надежды, я вынуждена была отказаться от блеска светской жизни. Все сразу стало обыденно, бессодержательно, серо. Думала найти успокоение в домашнем тепле, в незыблемости любви и обожания близких...
Лизонька пожертвовала для меня своей личной жизнью, прервав ее естественное течение ради душевной поддержки глупой и пустой женщины, смысл существования которой был утерян.
Мой супруг, никогда не понимавший меня прежде, но снисходительно взиравший на мои слабости, проявляет ко мне небывалое ранее терпение и внимание. Прибыл вчера вместе с обещанным доктором. Тот привез множество чудодейственных порошков и пилюль, старается заразить меня своим оптимизмом.
Вечером Серж пришел в спальню и надел мне на шею чудесное бриллиантовое колье. Все мои драгоценности мирно отдыхают в шкатулке, боюсь и это, наполненное достойной чистоты камнями изделие, постигнет та же участь. Я еще не оставила своей прежней привычки зажигаться радостью при виде новых украшений, и на этот раз я на миг забыла обо всем на свете. Переливы чётких граней заворожили, заставили вообразить себя на светском балу, в центре пересечения взглядов, завистливых и восхищенных. Это чувство триумфатора еще не забыто мною. Как полководец упивается воспоминаниями о своих победах, так и женщина наслаждается видениями из прошлой жизни, наполненными всеобщим вниманием и восхищением. Теперь мне не суждено видеть восторг даже в глазах собственного мужа.
Когда Серж надел на меня колье, оказалось, что оно едва сомкнулось на толстой шее. Поскольку Лиза велела убрать из комнат зеркала, пришлось ограничиться обзором, опустив глаза вниз. С трудом мне удалось увидеть несколько самых нижних камней. Как осколки прежнего счастья, мерцали они на внушительном постаменте. Сухая нечистая кожа сразу поубавила им блеска. Со слезами на глазах я оторвалась от зрелища ужасного противоречия красоты и безобразия.
О, лучше бы я не встречала в этот миг глаза мужа! Так и стояли мы друг против друга: я смотрела на него глазами полными слез, а его взгляд... В нем в первое мгновение уловила я жалость. Никогда прежде не вызывала я жалость у мужчины! С чего бы им было меня жалеть? Это открытие потрясло меня. Но еще более поразило меня нечто, проступающее через пелену жалости во всех чертах лица Сержа. Это «нечто» по размышлении я могу назвать, как это ни страшно признать, б р е з г л и в о с т ь ю.
И отныне это – мой приговор. Каждый раз, когда он посмотрит на меня, буду я видеть в его глазах именно брезгливость. Даже если ее и вовсе там не будет, я буду видеть. Я знаю.
5 июня
Сегодня день рождения Мики. Я весь день пролежала в постели, никого к себе не пускала кроме Лизы.
Она, как всегда, старалась развеселить меня, рассказывала о проказах сына. Говорила, что я стала значительно лучше выглядеть, как стала принимать порошки нового доктора. Я смотрела на нее и думала, что мне изрядно надоело её кривляние и притворство, эта игра в верную дружбу. Когда-нибудь я скажу ей об этом, не сегодня, но обязательно скажу.
Мысли мои причудливо сумбурны. Сердце как будто каменеет – я чувствую, что оно становиться жестким и упрямым, как если бы надумало дольше долгого качать кровь по моим жилам, чтобы продлить этот ад. О, Господи! Прости меня!»
«Хватит на сегодня! – Нина захлопнула дневник. – Я не усну после этого. Больше нет сил читать».
Майклу так и не удалось заснуть этой ночью. Мысли о будущем терзали его бедную голову. Наступило время, пережить которое было непросто. Он сам вверг себя в эту авантюру, и не только себя.
Не в его правилах было полагаться на случай, но разработанный им план целиком строился на прихотях фортуны. Очень кстати пришлась возможность хоть как-то действовать. Просто сидеть и ждать было еще хуже, поэтому Майкл с нетерпением ждал звонка от Нины. Придется вновь совершать шаги, и это его только радовало. Метод исключения пока оставался единственным доступным инструментом в их с Ниной расследовании, и оставалось сделать еще один рывок, чтобы окончательно удостовериться в правильности или неправильности их предположений. Конечно, мало вероятно, что Мария так легкомысленно распорядилась своими драгоценностями, в этом случае она бы не оставляла надежды своим родным. Но вдруг, вдруг? Кто знает, что пришло в конце жизни в ее нездоровую голову? Эту вероятность с наследницей –Костровой в любом случае необходимо было исключить. Сознание важности своей миссии сейчас очень ободряло Майкла: он справился с первой частью своего дела, справиться и со второй.
Нина позвонила ближе к обеду. Майкл схватил давно приготовленные для этого случая ручку и бумагу и записал адрес.
– И обязательно возьмите с собой пару бутылок водки, – напутствовала его Нина.
– Зачем? – удивился неопытный американец.
– Подруга сказала мне, что Кострова «ушли» с «Мосфильма» по причине алкоголизма. Поэтому водка может очень пригодиться в качестве замены международной валюты.
– О’kay!
Майкл постепенно постигал особенности русского национального общения.
Быстро собравшись, он отправился на поиски представителя актерской династии.
Дом, в котором обитал заслуженный артист СССР, отличался каким-то особенным зловонием. Майкл, уже достаточно повидавший разные подъезды, был вынужден закрыть платком нос, пробираясь на пятый этаж «сталинки». На этот раз сердце его не колотилось, как в Питере. Проживающий в таком доме человек, казалось, не мог быть наследником огромного состояния. Не мог, по представлениям Майкла, но в этой стране было всё слишком запутанно.
Майкл позвонил в обшарпанную дверь, кнопка звонка приклеилась к его пальцу и выдернулась из стены вместе с проводами. Майкл в изумлении уставился на висящую сложную конструкцию, не издававшую ни звука, и постучал. На деликатный стук никто не отозвался, Майкл постучал посильнее и услышал за дверью какое-то шевеление.
– Мишка, ты? – раздался глубокий бас.
– Я, – ответил изумленный Майкл, судорожно пытающийся сообразить, откуда его могут здесь знать.
Дверь открылась, и на пороге возник седой лохматый мужчина с отекшим, небритым лицом.
– Чего ты врешь?! – сердито набросился он на Майкла. – Какой ты, к чертям собачьим, Мишка?
– Извините, могу я поговорить с Федором Васильевичем Костровым?
– Нет, ты скажи сначала, зачем мне наврал? – продолжал возмущаться мужчина.
На Майкла, измученного подъездными ароматами, пахнуло свежим перегаром.
– Простите, но я не врал. Меня действительно зовут Михаилом, и мне необходимо поговорить с Федором Васильевичем.
Хозяин потерял к гостю интерес. Он уже собирался захлопнуть дверь, бормоча о вероломном Мишке, задолжавшем бутылку водки, но тут Майкл отчаянным движением извлек из сумки бутылку и, как знамя, поднял ее над головой. Мужчина с явным интересом посмотрел на бутылку и перестал закрывать дверь.
– Проходи, – пробурчал он, – в конце концов, какая разница? Можно и с тобой…
Американец осторожно протиснулся в крошечную прихожую.
– Ну, я – Костров, – запоздало представился хозяин. – А ты, значит, Мишка?
– Михаил Константинович. – Майкл протянул руку.
Костров не удостоил его рукопожатием.
– Проходи в кухню. Пить будешь? – спросил он, на ходу свинчивая с бутылки пробку.
– Я за рулем, не могу, – отказался Майкл.
– Тогда и разговора нет, – обиделся хозяин.
– Хорошо, я выпью, – испугался Майкл.
Он подумал, что машину сможет забрать и завтра, главное теперь – поговорить.
Они расположились в маленькой грязной кухне. Хозяин выставил две рюмки, соленые огурцы и хлеб.
– Извиняйте, чем богаты. – Он картинно развел руками. – Ну, поехали.
Костров быстро опрокинул в себя рюмку водку и уставился на Майкла. Тот был вынужден выпить под пристальным взглядом хозяина.
– Что Вас привело ко мне? – Бывший актер стал вдруг вежлив и внимателен.
– Я пишу книгу об актерских династиях России. – Майкл решил снова поменять версию. – И прежде всего хотел бы побольше узнать о Вашей прабабушке, как родоначальнице семьи потомственных актеров.