Анисья проснулась от шума. С утра пораньше сноха Олька, громыхая пустыми вёдрами, выговаривала мужу:
-Когда наконец, печку переберёшь. Дымит как паровоз.
-Когда надо, тогда и переберу, - отозвался Тишка из-под одеяла.
-Никакого толку от тебя нет!
-Отстань, заноза.
-У всех мужья как мужья, только ты один безрукий! Пусть хоть крыша рухнет! Тебе ничего не надо!
-Дайте мне поспать, изверги!- Анисья перевернулась на другой бок, пытаясь заснуть.
Дорогие мои Читатели! Вас с каждым днём убывает. Скоро мой канал совсем пропадёт из виду. Ни к чему не призываю, ни лайкать, ни писать комментарии, ни делиться. Будем радостно идти ко дну. На Дзене выживают другие темы. Но пока у меня есть тысяча читателей, буду писать по мере возможности. Опять выставляю сырую главу. Буду подправлять потихоньку. Мне позавчера сделали вторую прививку. Вчера поднялась температура до 38, ломка, болели все органы, даже зубы:) Сегодня уже нормально. Даже главу на раз "родила". Она вышла по озарению. Волшебное действие прививки.
Но сон уже не шёл. Раздражение и злость на сноху не давали успокоиться. Смотреть как сноха пилит не совсем здорового Тишку было выше её сил. Не могла она смириться, что её сын стал подкаблучником и не может поставить на место свою сумасбродную жену.
С уходом Фёдора у неё пропала радость в жизни, интерес ко всему, и казалось, что сердце уже совсем глухое ко всему. Ведь он был её надежда, её гордость, опора, он был всё для неё свет в окошке. И она всего этого лишилась. В одночасье когда-то красивая, яркая женщина, которая любила петь и плясать потеряла смысл жизни. Как будто бы любимый сын забрал с собой все её надежды и мечты. И теперь она проживала день за днём. Унылые дни были похожи один на другой и проходили безрадостно и монотонно. Прошёл день, да и ладно.
Раздражённая Анисья опустила ноги на холодный пол, зевнула, глядя на отрывной календарь на бревенчатой стене. Подумала, что неплохо было бы побелить закоптившуюся печку и шторки обновить не мешало. Ворча на взбалмошную сноху, натянула на ноги штопанные шерстяные носки, накинула поверх ситцевого платья старую фуфайку и вышла во двор по нужде. Утро выдалось ясным, хотя воздух был ещё прохладен. На Петров день всегда хорошая погода. Она пойдёт поздравлять свою подружку Марию.
Анисья навещала подружку с удовольствием. Даже принарядилась по этому поводу, достала из сундука любимое крепдешиновое платье и уже не новую плюшевую жакетку, подвязала нарядный шерстяной платочек. Когда она попадала в семью Егора и Елены всё вокруг менялось. Это был другой мир, где никто ни на кого не кричит, все вопросы решаются мирно и с шутками. Она даже не отдавала себе отчёта, почему ей так легко дышится в этом доме. Может, причиной были сладостные воспоминания о любимом сыне, а может, уют и изобилие, которые выглядывали из каждого угла. Все эти крахмальные салфеточки, бархатная скатёрочка на круглом столе, яркие шерстяные половички на чистом отдраенном полу, кухня, полная запахов выпечки, свежего хлеба и чистоты умиляли её очерствелое сердце.
Анисья очень завидовала Марии. Ведь среди всего этого великолепия могла бы купаться она, могла бы просыпаться на мягкой кровати, усланной кипенно-белым подзором, могла бы любоваться на цветущий розан рядом с изголовьем. На её месте могла быть она.
…Когда родился Митенька, и сноха пошла на работу, Егор умолял мать переехать к ним и нянчиться с внуком. Мария не захотела бросать свой дом и переходить к снохе. А она впервые в жизни наслаждалась свободой, почувствовала себя независимым человеком, постоянные дрязги с Валентиной утомили её. Теперь она была сама себе хозяйкой, жила тихо и спокойно. Вечерами смотрела телевизор, по выходным пекла хлеб, принимала гостей. Бросать своё хозяйство она считала сумасшествием. Лезть в кабалу ей не хотелось. Она отказала сыну. Конечно, она нянчила внука, пока сноха работала, но у себя дома. Вот тогда Анисья и вызвалась помочь. Бывшая свекровь неожиданно воспылала любовью к снохе и своим внукам.
Она переселилась к ним домой нянчить чужого ребёнка. Когда Митенька лежал рядом, она даже не дышала. Боялась положить на него руку, следила за его дыханием, как он лежит, как он смотрит. Этот ребёнок волшебным образом изменил её пустую никчёмную жизнь и вдохнул в неё искорки тепла и света. Она растворялась в нём сама. Это неведомое ей до сих пор чувство, когда ты отдаёшься ему вся, буквально сливаешься с этим ребёнком и кроме него никого не существует. Это и есть твой мир. Ты мать. Ты женщина. Ты единое целое с ним. Ты восторгаешься его лепетом. Ты и ребенок - это шар, целый и единый. Ты живёшь в этом. Ты радуешься, сердце радуется, душа радуется. Ребенок смеется- ты смеёшься. Ничего не помнишь из своей жизни, ни свои огорчения, ни разочарования. Митенька упал - ты сопереживаешь, Митенька сказал новое слово- ты радуешься. Это материнская радость, которую ты не испытала со своим ребёнком, не прожила этого слияния и единения. Сидеть и любоваться ими не было ни времени, ни возможности в то тяжелое время.
Митенька- это солнышко. Его тепло согревало. Весь холод, что накопился за это время, весь лёд в груди Анисьи постепенно оттаивал, наполнялся любовью и радостью. Митенька вылечил её от пустоты и бессмысленности. Но это блаженство длилось недолго, около года.
Егор хоть и не имел нареканий к Анисье, всё же хотел видеть рядом со своим единственным сыном родную маму. Он довольно жёстко поставил ей ультиматум:
-Мама, или переходи ко мне сейчас или возьмём Анисью навсегда к себе.
- А как же я свой дом оставлю?
- Мама, если мы её возьмём, будем смотреть, как родную мать. Тогда уже тебе обратной дороги не будет.
Мария раздумывала долго. Без помощи сына она, конечно, не справится. Здоровье тоже уже не что, раньше. Егор привозил солому, сено, дрова, помогал сажать и копать картошку. С зятьями под одной крышей она жить тоже не хотела, у одной дочери был муж с гонором, который считал себя умнее всех, бил себя в грудь. Она с трудом выносила его пространные монологи и обычно сбегала от них при первой возможности. Второй зять не церемонился в выражениях, и тонкую чувствительную Марию коробило от его двусмысленных шуточек. Кроме Егора ей было надеяться не на кого. Бедная женщина заперла дверь на замок и, скрепя сердцем, переехала к сыну.
Так решилась судьба Анисьи.
Иллюстрация: кугач юрий петрович