Кем вы чувствуете себя в сети? Скорее всего, никем. Остались теми же людьми, что и в реале. Вы никогда не ощущали себя потоком информации, принимающим различные формы. Не были сконцентрированы на создании аватара и вселении в него. В лучшие годы меня принимали за эфемерный голос из цифровой паутины, представительницу машины.
Основополагающий вопрос самоидентификации в сети: остаться персоной из реала или стать персоной-маской? В первом случае все просто. Интеграция с госуслугами, вконтач и одноклассы с автоматическим добавлением контактов из телефонной книги, резюме на хэдхантере, профиль в инстухе, псевдобложик на фейсбучке, объявления на авито. Все это заботливо перелинковано. Если же вас воротит от одной мысли о том, что виртуал станет тоскливым и логичным продолжением реала, то добро пожаловать в серую зону. Казуальные обитатели сети тоже иногда набегают на двач спустить, так сказать, пар, но в этом нет ни последовательности, ни принципиальности.
Если идти вторым путем, то снова утыкаемся в развилку: тотальная анонимность или подложные имена? Честно говоря, в полной анонимности тоже есть нечто неправильное. Растворение личности в машине. Должны сохраняться стиль, почерк, должна существовать возможность найти все творчество автора, оценить эволюцию взглядов. Должно остаться не наше имя, но наш след.
Зачем создавать новые и новые аватары? Чтобы освободиться от тянущихся оков прошлого. Невозможно сделать резкий поворот, когда за тобой прицеп с кирпичами. Это мешает и автору, и аудитории, которая привыкла к сложившемуся амплуа. Да, сеть должна знать своих авторов. И да, сеть должна быть в неведении о них. Здесь нет никакого противоречия. Скажите «Люди хорошие» и скажите «Люди плохие». И то, и то истинно. И то, и то лживо. Все это словоблудие.
Я хотела обрести свободу в мире виртуальности. Имя — это клеймо, одно из многих, самое базовое. Сжечь паспорт, сделать пластическую операцию, выправить новые документы. Господин Торвальдс, создатель Linux, сетовал, что люди боятся слова «свобода». Потому вместо «свободного программного обеспечения» победил термин «программное обеспечение с открытым кодом». «Свобода» означает, что где-то есть «несвобода», и ее очень много. Подобные ассоциации в маркетинге нежелательны. Цифровой аватар стал душой, вырвавшейся за пределы бренного тела. Непорочный бесполый дух, казалось бы.
Что у нас в основе осознания себя? Гендер. Девочка или мальчик? Как проявить это в сети? Одной лишь буковки на конце глагола мало, а в английском даже такой возможности не дано. Дело пошло на лад, когда ресурсы и площадки стали дробиться на мужские и женские. Форум яжматерей и гаражных мужиков, сайтик с рецептиками и сайтик с политическими срачами. Нас спасли бренды и таргетированная реклама, помогающие отыгрывать идентичность от того, что мы потребляем. Мерч позволил нам снова стать настоящими мужчинами и женщинами.
Иначе мы бы так и жили в пещерных условиях, когда продемонстрировать свою половую принадлежность можно было, лишь обнажив гениталии. В воздухе носились дикпики и сиськи. Господи, я последний дикпик получила… эммм…. году, наверно, в 2016. Разумеется, ни о чем таком я не просила и вообще была занята своими литературными делами. Но вдруг приходит «привет», а потом приходит дикпик — золотое было время.
С чего все начиналось? «В интернетах нет телочек» — гласили правила. Впрочем, означало это не то, что на заре времен за каждым женским ником, за всякой эльфийкой скрывались жирные инцелы. Речь о том, что в интернетах девушки не могли использовать сексапильность как дополнительный аргумент в споре или для привлечения сторонников. Потому что интернет был по преимуществу текстовым, а мультимедийность находилась на зачаточном уровне. Ха-х, зашли бы они сегодня в инстаграмчик: мигом бы слились со всеми своими правилами. Кроме N34.
С другой стороны, девочкам тяжелее проявить себя в серьезных текстах. Эпоха дикпиков прошла, но мне до сих советуют найти мужика, а мой гражданский публицистический пафос, почерпнутый в лучших работах Свифта и Грамши, называют бабьей истерикой. Фемки часто жалуются на то, что патриархальные угнетатели не дают им пользоваться академическим жаргоном. Но им не надо пользоваться — им надо говорить. Это касается всех, кто притязает на научность.
А есть и такая ситуация. Вот Дугин, а вот Натэлла Сперанская. Они придерживаются одного дискурса, пользуются одной терминологией, продвигают мутные, невменяемые идеи. Но Дугин обладает определенным шармом, эдакий психонавт-визионер, а Сперанская — экзальтированная дура и не более.
Вопросы идентичности были актуальны до того, как технология веб 2.0 окончательно подмяла под себя интернет. Теперь все хотят знать правду. Товарищ Майор, поисковики, социальные сети, агрегаторы контента пытаются заглянуть в ваши самые потаенные закоулочки. Наша подлинная идентичность стала товаром и статистической единицей в гигантском досье big data. Нет такой организации, которая бы не слила персональные данные пользователей под давлением, за денежку или из чистого долбоебства. Навальнисты убедились в этом на горьком опыте. Моя персона изначально была художественным приемом, а теперь превратилась в инструмент сопротивления системе. Я не хочу быть прозрачной.
Нет уже никаких авторов — это понятие устарело — есть креаторы. Господин Ланье, создатель Skype и один из зубров Кремниевой долины, очень умно рассуждает в книге-манифесте You are not a gadget. По его мнению, современная интернет-среда сформирована крупными агрегаторами-монополистами. Мы обращаемся не к персональным страничкам людей, а к стриминговым сервисам. Контент — это сборная солянка гомогенных, усредненных вещей. Список с метал-композициями на два часа, дайджест политической диванной аналитики, видосы про то, как украшать торт. Все пронумеровано и разложено по полочкам.
Отсюда феномен ностальгии, охвативший медиа-индустрию. Последние уникальные фильмы, музыка, книги были созданы агонизирующей аналоговой эпохой постмодерна, которая вдобавок ко всему сама по себе была периодом выдыхающегося эпигонства и пародийности. Напомните-ка, вот этот Cyberpunk, он же тоже по настолке, в которую играли древние гики? Есть исключения, куда без них, но надо уловить суть. Да, массовая культура вырождается, выдавливая из себя блеклую штамповку. Но происходит это не из-за глобального падения креативности на фоне пандемии коронавируса. Дело в том, что раньше мы творили для людей — а теперь творим для машины.
Да-да, именно так. А машине проще работать с готовыми шаблонами и узнаваемыми архетипами. Мы пытаемся угодить машине, за которой стоит некий алгоритм отбора счастливчиков. Ведь поисковая выдача и накрутка показов осуществляются машиной согласно каким-то законам. За спиной всякого, кто успешно скормил свое творчество машине, выстраивается длинная очередь подражателей. Что, нет семинаров как писать завлекательные и продающие тексты для дзена? Нет уроков по продвижению на ютюбчике? Проще найти жетон на росгвардейце, чем отыскать на дзенуле текст, не являющийся кликбейтным трешем на пять абзацев. Бэд в подчинении у машины, Дудь в подчинении у машины — и производят контент в заданном формате, боясь заступить за красные флажки. Прибавьте второй уровень регуляции и цензуры, который сверху насаждает еще одна машина, жадная, неадекватная и склонная к приступам моральной паники, — государственная.
Ланье во всем молодец, но почему-то считает, что решить эту проблему можно, принудив агрегаторы делиться прибылью с креаторами. Наивный. Ну ввели дзен и ютюб монетизацию, и чо? Так теперь халявщики и трехрублевые копирайтеры стали заебывать площадки с утроенной силой в надежде сесть на монету. Креатор, ищущий денег или внимания, неминуемо приползет на поклон машине. Художники, журналисты, игроделы, музыканты, стендаперы — никаких исключений.
Торжество комментаторов и обзорщиков. Если отечественные режиссеры снимают говно, то пусть уж лучше им нас кормит старина Бэд, с ложечки и по чуть-чуть. Если в стране бардак и фарс, то оракулы, вроде Соловья, помогут придать этому абсурду осмысленность, живописуя покачивания кремлевских башен. Летсплееры в очередной раз пытаются реанимировать труп Скайрима, вживив свежие моды. Нетфликс… Благословенны те, кто в этом потоке выловит креаторов, а то и авторов, которые придутся по душе. Все-таки в ламповые времена юкозовских форумов и днявок на дайрике было как-то интимнее, более персонализированно. Креаторы еще не вызрели в отдельный преуспевающий класс.
Машина очень проста. В целом, ей важны три характеристики: регулярность, интенсивная обратная реакция со стороны пользователей и уникальность. Даже удивительно, насколько машина жаждет новизны. Профессиналы умеют создавать контент, формально новый, но без усилий влезающий в прокрустово ложе. Когда машина сталкивается с чем-то доселе невиданным, то начинает сбоить. Чаще всего этот артефакт благополучно отправляется на свалку, но иногда, почему-то, получает зверскую дозу просмотров. Важно не то, что люди это смотрят (куда они денутся?), а то, что машина решила это показать.
Машина была собрана людьми, по образу и подобию. Самое смешное, что прототип нашей развлекательной машины создали для войны. Прамашина умела щелкать вражеские шифры и наводить ракеты на цель. Много воды утекло, но что-то психопатичное кроется в глубине машинного сознания. Наш с ней сокровенный общий язык.
Сэр Тьюринг. Помните такого? Математик, программист, гений, гей. Последнего обстоятельства хватило, чтобы после войны пидорнуть его со всех значимых должностей и сдать на лечение женскими гормонами. Все слышали про тест Тьюринга. Но никто не знает, что это переделка популярной салонной игры, в ходе которой нужно было, через записки общаясь с мужчиной и женщиной, определить их пол. Тьюринг лишь предложил заменить женщину машиной. Кончилось тем, что он съел яблоко, которое предварительно в лаборатории накачал цианидом. Искушение и познание. Мужчина, женщина и машина. Когда-то верили в бессмертие души, теперь — в бессмертие информации.
Машине не нужны креаторы, ей нужен контент. Типажи креаторов, и прежде не баловавшие разнообразием, упрощаются до банальных масок, наподобие тех, что были в итальянской версии Дель Арте. Скандалисты, провокаторы, эксперты, уютные крафтеры, восторженные распаковщики, либеральные соплежуи, патерналистские краснобаи, аполитичные шлюшки. Только маэстро Понасенков уникален, а все мы — симулякры. Сетевая идентичность — это, как советский паспорт в тумбочке. Анахренизм. Роли статичны, а личности лукаво изгибаются и движутся вперед, словно реки.
Я не хочу играть по правилам. Тем более, что, согласно правилам, я беспомощная первоуровневая NPC, уготовленная в жертву личу-некроманту. Я ломала людей, разумеется, я сломаю машину. Просто так, назло, ради лулзов.
Я все еще помню, что все это ради лулзов…