Айсу работает массажисткой в детском саду. Она добрая, улыбчивая, очень любит детей и знает свою работу. Молодая, симпатичная. И дети её любят.
А вот взрослые не очень. Айсу слабослышащая. Слуховой аппарат слишком сильно увеличивает не только голоса людей, но и любые шумовые помехи, и вся эта непрекращающаяся какофония к концу дня приносит жуткую головную боль. Поэтому аппарат Айсу не носит. Она хорошо слышит, если говорить достаточно громко и внятно. А ещё виртуозно читает по губам то, что не дослышит.
Однако если говорить в маске и негромко, она не сможет понять. Поэтому жутко раздражает процедурную медсестру. И других коллег, которые ставят знак равенства между интеллектом человека и его слухом.
Ещё есть уборщица Лиля. Тоже слабослышащая. Девушки прекрасно читают по губам, и очень бегло изъясняются между собой жестами.
Им не сладко порой приходится, но они готовы к жизни, их научили всему, что нужно. А ещё у них есть прекрасные воспоминания.
Айсу вспоминает специализированную школу, где она училась, с улыбкой. Столько внимания, сколько люди с нарушениями слуха получали там, они больше не получали нигде. Ими там действительно занимались. Учили общаться между собой. Читать по губам и даже по движению щёк. Даже хореография у них была специальная. Айсу стеснительная и считает себя неуклюжей, а вот некоторые другие девочки хорошо научились чувствовать музыку и двигаться под неё, и даже выступали с номерами на сценах города.
Спецшколы для людей с нарушениями — один из немногих моментов, в которых я бесспорно соглашусь, что "раньше было лучше". Классы с меньшей численностью человек, специально обученные люди с повышенным окладом, дополнительные специалисты. Люди с различными нарушениями физического или психического развития получали всё, что требует их диагноз, а даже больше, чтобы социализироваться. И приятные воспоминания получали. Ведь они в кругу своих, где никто не смеется. Их много, они вместе, они — стена. Некоторые обретали друзей на всю жизнь или встречали судьбу, как родители моей одноклассницы из такого же интерната. Это ведь здорово — найти понимание в мире, от которого ты так сильно отличаешься.
Сегодня на смену спецшколам пришла инклюзия. Это чья-то такая розовая мечта, что в классе из 30 человек сидят двое слепых, четверо глухих, один с синдромом Дауна, трое с аутизмом и шестеро на инвалидных колясках. При них, разумеется, тьюторы в помощь. Здесь же учится ещё и парочка гениев с опережающим развитием. И учитель за 40 минут каждому из этих тридцати даёт полноценный урок по индивидуальному маршруту. А на переменах все дети дружно общаются. Здоровые ребята получают уроки милосердия, а нездоровые получают возможность социализироваться.
Наверное, тот, кто это придумал, вдохновлялся полотнами художников модерна и постмодерна. Потому что представить, где ещё можно увидеть столько сюрреалистичной дичи невозможно. Разве что в наших школах сегодня. Эти проекты "образования для всех" не просто идут против законов логики, медицины и здравого смысла, они ещё и опасны.
Чтобы придать этой ереси оболочку здравого смысла, её создателям даже пришлось несколько реформировать русский язык. Получился негласный запрет на слово "больной" или "болеющий". Дети с диагнозами стали "особенными" (терпеть не могу это слово в таком значении).
ОС’ОБЕННЫЙ, особенная, особенное.
1. Не такой, как все; выдающийся из ряда обычных, не похожий на других. «Обед подавался на особенном английском сервизе.» Герцен. «Дело не представляло ничего особенного.» Чернышевский. «Надо было видеть, как он говорит, чтоб понять особенную, невыразимую простоту его речи.» М.Горький.
| Большой по силе проявления, значительный. «Аратов лег рано, без особенного желания спать.» А.Тургенев. «Я посвятил с особенным удовольствием целое утро обозрению зоологического сада.» Гончаров. «Борис Алексеевич был богат и силен, ума — особенной остроты.» А.Н.Толстой.
2. Отдельный, особый (·устар. ). Он жил в особенной комнате.
Толковый словарь Ушакова
Как видите, ни намёка на болезни.
Диагнозы, требующие лечения и коррекции образа жизни стали "ограниченными возможностями здоровья", а сами носители "обучающимися с особыми потребностями".
Но главное, свою экономию на больных детях, которым нужны специализированные учебные заведения, медицинское сопровождение и штат специалистов, назвали красивым словом инклюзия и стали проворачивать своё темное дело.
Закрыли спецучреждения, разогнали специалистов, а детей, которым нужны особые условия, отправили в обычные школы, где они не максимум десятые в классе, а тридцать третьи. Где можно получить отдельную программу по любому предмету, но не будет уроков, лично им необходимых. Разумеется, обходиться школы будут без тьюторов (тьюторы положены только в самых тяжелых случаях, да и работать нянькой на полную ставку за 12-15 тысяч мало кто захочет).
В любых возникающих происшествиях, которые неизбежны в подобных условиях, стали стали обвинять школу, мол, не умеют работать с особенными детьми и реализовывать высокие стандарты нашего инклюзивного общества. И отправляют учителей на очередные курсы, где их учат тому, что они должны, но не учат как именно выполнить (как снять ребенка с люстры, что делать, если сняли штаны на уроке, как разжать зубы "особенного" ребенка, прокусившего тебе ногу и не попасть под суд). И не научат. Потому что невозможно обучить невыполнимому.
И нет, больные дети не социализируются только по факту своего присутствия со здоровыми: без лечения и необходимых условий они могут вести себя неадекватно или просто выделяться среди сверстников, страдать от своего несоответствия и никогда не смогут с улыбкой вспомнить о школе.
Социализация детей с диагнозами одними силами простых школ невозможна, как ни крути. Азбуку для слабослышащих они не узнают, потому что предмета такого не будет, да и некому их будет научить, и по губам читать не смогут. Как жить и справляться со своими особенностями, тоже не узнают. Зато русский будут учить по отдельной программе. И что там ещё. Все эти попытки выглядят как попытка вылечить аппендицит анальгином. Можно ещё сказать, что не аппендицит это, а легкая изжога.
Здоровые дети... Нет, они не учатся милосердию. В этой ситуации их действительно жаль, потому что вместо того, чтобы подойти на уроке к здоровому Васе и помочь ему с небольшими затруднениями, учитель помогает слепому Пете распознать текст или просит Гену вылезти из-под парты, или пытается отцепить кусающегося Арсена от своей ноги.
А Вася. Вася сам как-нибудь справится. Он же обычный ребенок. Без "особенностей". Покусанный другими "особенными" и не получивший необходимого внимания (учитель занимается другими, с особыми потребностями), навряд ли он будет любить и принимать больных людей и дружить с ними. И тоже навряд ли вспомнит школу с улыбкой.
В конечном итоге страдают все: больные от недостатка помощи, которую нереально оказать в обычных учреждениях, здоровые от своей заброшенности. Учителя фрустрируют от недовыполнения невыполнимых задач.
Человеку с аппендицитом нужна экстренная операция, буйнопомешанному — фиксация и препараты, хромому — костыли. А больным детям нужно лечение. И если диагноз серьёзен, весь образ жизни должен выстраиваться с учётом этого факта. Должны привлекаться дополнительные специалисты и создаваться условия. Детям нужны учреждения, отвечающие определенным требованиям, а не модная симуляция включения их в общество.
Нужно скорее хвататься за голову и менять ситуацию. Пока не поздно.
А что вы думаете об инклюзии?
Если эта статья нашла у Вас отклик, поддержите нас "лайком". Поделитесь мнением в комментариях. А чтобы встречаться с нами чаще, подпишитесь на ПРЕСКЕВЮ.