Пылкие речи молодого восточного юноши завораживали Елену, а его зеленые глаза горели пламенем любви. Он был потрясающе красив. Его взгляд из-под черных вразлет бровей был очень выразителен. Он был то задумчивым и нежным, то диким и необузданным, то любопытным и удивленным, то робким и смущенным. Казалось, что он смотрит тебе прямо в сердце. У него были длинные каштановые волосы, убранные в хвост, которые он иногда распускал по плечам и оттого был еще более красив. Его тонкий стан и широкие плечи говорили о его силе и выносливости. Его невозможно было не любить.
И Елена, казалось, вся растворилась в любви к этому юноше. Но внутри нее очень глубоко была ее вторая я - холодная, ледяная, застывшая от горя. Даже не ледяная, а стальная женщина. В отличии от Правителя, она очень хорошо чувствовала неприязнь окружающих ее жителей дворца. Она была чужая. Чужая для всех. Чужая по крови, чужая по взглядам. Она умела читать мысли людей, глядя им в глаза. Они сами рассказывали ей про себя. Начинали пульсировать зрачки, как будто передавали сигналы. И она понимала, что человек в беде. Тогда Елена мысленно начинала разговаривать с этим человеком, глядя ему в глаза: «Успокойся! Кто напугал тебя? Чего ты боишься? Расскажи мне.» И ей начинали показывать картинки из прошлого этого человека. Но не только из прошлого в этой жизни, но и его прошлые перевоплощения тоже. Иногда этот человек начинал говорить на каком-то тарабарском языке или щебетать как птица. Разное видела Елена в глазах людей, которые ее окружали. Поэтому здесь она практически всегда ходила с опущенным взором, чтобы не сойти с ума от общей ненависти.
Мысли Княжны снова и снова обращались к этой записке. Елена лежала на тахте и разглядывала причудливый орнамент потолка. А в голове был целый рой разных мыслей: «Эта записка – что это? Это правда? Это счастье, нечаянно свалившееся на нее? Или это западня. Чей-то промысел? И что дальше?»
Елена успела заглянуть в глаза той женщине на рынке. Они были добрыми, излучавшими сопереживание. «А вдруг это все-таки ловушка?» – спрашивала себя уже в который раз Елена. «Нужно взять себя в руки». Княжна сделала несколько глубоких вздохов, чтобы уравновесить себя.
С этого дня Елена не могла уже больше думать ни о ком, кроме своего сына.
Она специально строила маршруты их конных поездок, чтобы они пролегали вдоль рынка. Она вглядывалась в лица проходивших мимо турчанок, оглядывалась на звонкие детские голоса. Она потеряла всякий интерес к любовным ласкам Правителя. В ней проснулась мать-волчица, потерявшая своего ребенка. Большинство своего времени она стала проводить в своей опочивальне, ссылаясь на болезнь. Елена часто просила Халифа отвезти ее на славянское кладбище.
Там она долго ходила вокруг могил, читала надписи. Кладбище было расположено среди берез. Она обнимала их стволы, прикасаясь губами к ним, разговаривала с ними. Халиф уже начал думать, что кто-то сглазил ее. Он был очень обеспокоен этим, особенно когда она начинала ему говорить о своей смерти и просила похоронить здесь же на окраине. Она худела на глазах и вскоре из великой славянской княжны превратилась в маленькую худенькую девочку. Халиф был очень озабочен ее изменениями. Он приглашал лекарей, один за одним. Выписывал дорогостоящие пилюли, возил на воды. Но ничего не помогало. Молодая мужская плоть настойчиво просила выхода энергии, и Халиф стал приглашать к себе в опочивальню наложниц со своего гарема. Ей конечно тут же сообщали о случившемся. Но Елене было уже все равно! Правда дверь в опочивальню с черной кроватью, подаренную ему Абиссинским Королем, была навсегда закрыта для наложниц... В ней Халиф много времени сейчас проводил один.