Ирине было страшно, но она молчала. И молчала она не из трусости, она не могла себя заставить заговорить об этом. Потому что у нее был ребенок, она была женой врача…
У нее не было времени об этом думать. Ей надо было знать, должен ли он знать о ее ребенке. И, задав вопрос, она уже знала, что ответит ей Алексей.
– Я не могу ответить.
В человеке тайна заложена,
Так неизвестно, куда она клонится.
Не дано, как устанешь, по полям скитаться,
Все равно к человеку дорога есть…
У людей та дорога, видно,
В сердце заложена. –
Вот, о чем думал сейчас Алексей. Вот, о чьей тайне он никогда не расскажет ей. О тайне своей жены. Или о ее тайне.
Ничего, пусть думает. Пока он думает, она может не бояться его.
«Уже совсем темно, а ведь еще так рано. Мне надо успеть еще приготовить завтрак, и нам надо успеть на поезд, и в аптеку надо зайти, и за продуктами съездить, а это ведь не так-то просто, магазины до поздней ночи работают. Так что, мне все же надо спать. Успеть бы только уснуть. А завтра будет новый день. И снова будут мысли, новая боль. И будут мысли без сна и без покоя. Изматывающая работа. И усталость. А надо еще приготовить ребятам завтрак, они ведь тоже ждут меня».
Ирина, сама того не замечая, задремала. Она уснула сидя на стуле, раскачиваясь взад и вперед и раскачивая при этом на руке тапочку, которую она успела снять с ноги. Светлана сидела рядом с ней, наблюдала за Ириной и тихонько шептала ей на ухо:
– Слушай, я как представлю, что ты сейчас уснешь, мне прямо так хочется тебя разбудить и сказать, что все это сон. Что все это неправда. Что скоро ты проснешься и снова начнешь жить. Как вы живете, так и мы будем жить. Что мы все так жили раньше. Что надо только забыть, что было у нас и не думать об этом…
– У нас этого больше никогда не будет. Не будет так, как раньше. И я не хочу, чтобы ты об этом думала. Чтобы ты не вспоминала об этом снова. Как это было у меня с Костей.