Змеиный пояс
Ольга моя просто помешана на сборе грибов и ягод. Ни лесным
зверем, ни «хищными» разбойниками её не запугаешь! Говорят:
«Как волка не корми, всё равно в лес смотрит». Ольга не волк, но ежели её в городе цепью к батарее приковать, она перегрызёт цепь и в лес сбежит. Без леса Ольга завянет.
Сборщик она великолепный! Родилась в деревне и просто выросла в лесу. Собирает только отборные плоды и в огромном количестве. Приведёт меня на ягодное место, быстро, как машина по сбору ягод оберёт весь спелый крупняк, да исчезнет. До неё в лесу не доаукаешься и где там её носит не прознаешь. А добычи притащит за то же время, в пять раз больше чем я!
Присела как-то Ольга с полной корзиной ягод у стожка передохнуть
перед неблизким путём к деревне. Но чуток посидев подскочила от мысли, что в стожках змеи водятся. Взяла корзину
и тронулась к деревне без передышки. Идёт и чует, что в её, а точнее, в Васькиных спортивных штанах, которые она напялила поверх своего тонкого трико, шевелится что-то живое. Потрогала, точно, – опоясало её в талии что-то мягкое, толстое и ползёт.
Ольга догадалась, что это уж. «Если бы гадюка, – успокоила она себя, – тяпнула бы сразу как только я её тронула». Поставила она корзину на траву, сбросила Васькины штаны и стала топтать их обеими ногами. Затем, приподняла штаны и сделала попытку вытрясти из «штан» ужа.
«Штан» – это Ольга так всегда говорит. Она ещё много говорит таких, раздражающих мой слух слов! Сколько не поправляю её, так за 25 лет и не добился заметного результата в достижении правильного произношения, может и привычных для сельского уха, но все-таки безграмотных выражений.
Подумав, что просто не заметила как уж скрылся выпав из «штан». Ольга их вновь надела. Взяла корзину и пошагала дальше.
Но не прошагала и десятка шагов, как всё повторилось. Решив, что уж был не в Васькиных штанах, а в её трико, она сбросила всё до трусиков и стала ожесточёно топтать и своё трико и Васькины штаны. Натоптавшись, осторожно потянула трико – никого и ничего. Вывернув наизнанку Васькины штаны и увидела как из отдела для резинки появилась змеиная голова с желтыми пятнами.
Перепуганный уж, так неожиданно отхвативший Ольгиных тумаков, видимо, долго искал выход из лабиринта в который угодил в поисках тепла и женской ласки. Хорошо, что нашёл выход – не быть бы ему живому! Уж был длиной метра полтора и тонкий. Это по Ольгиным рассказам, был он то толстым, то тонким.
Я думаю, ему пришлось срочно похудеть, чтобы выбраться живым на волю!
Картину, как на лесной дороге, в одних трусиках, пляшет какая-то дурная или пьяная баба, увидел водитель «Козлика». Это машину «ГАЗ-51» прозвали так ещё в советские времена. Решив, что бабе требуется помощь, он остановил машину, вышел и спросил чем помочь.
Ольга сконфузилась от того, что местный пасечник Коля увидел
её выплясывающую в столь непристойном виде, отказалась от помощи и объяснила, что змея заползла ей в штаны.
Коля закачал головой:
– Блин! Меня бы инфаркт жахнул от такого! Как ты не перепугалась
до смерти?!
Ольга ещё раз перетрясла трико, штаны, надела их и продолжила свой путь с корзиной к Прудовке, а Колин «Козлик» «закозлил» в сторону пасеки.
***
Нечто подобное случалось и со мной. Сижу как-то один на троллейбусной остановке в вечер-них сумерках, жду троллейбус. Погода тихая, но прохладная, шинель на мне, повседневная офицерская
форма. Вдруг ноги мои ветерком обдало. В голове мелькнуло:
«Штиль полный, а мне ноги ветерком обдуло?»
Жду очередного порыва ветерка, а его нет. Внутри меня какое-то беспокойство появилось и ветерок этот из головы не исчезает. Поболтал ногами. Тронул рукой правую штанину – всё нормально. Прикоснулся к левой, а из неё выскакивает огромная крыса и – тикать в поле!
Хорошо, что я сидел на лавке и выше согнутых колен крыса подняться не смогла. Догадайся, чего она там в моих мужских штанах искала? Есть такие зверьки маленькие, которых женщины для самообороны таскают. У этих зверьков природный инстинкт – грызть мужские яичники. Но в моем случае, думаю, крыса тепло искала, а я сидел неподвижный, не страшный и такой тёплый-тёплый.
Потомок
Довелось мне в начале двадцать первого века общаться с одним
молодым человеком. Высокий, крепкий, привлекательный, хотя и рыжий. Лет ему– около двадцати пяти. Окончил ВУЗ, холост. От пива не отказывается, понял я, услышав: «На хлеб и пиво сам зарабатываю!».
Мы заговорили с ним о русской литературе. По его познаниям оказалось, что писательница Анна Каренина создала всемирно известный роман «Война и мир», но жизнь её, как и жизнь многих русских писателей и поэтов, оборвалась трагически. Чтобы я и вовсе ушёл в «отпад», сражённый его образованностью и «классной» памятью, он продекламировал мне стихотворение М.Ю. Лермонтова так, что я, старый склеротик, каким-то чудом, переползший из своего двадцатого века в его двадцать первый, запомнил то стихотворение на весь жалкий остаток моих дней! Вот как оно прозвучало из уст его:
«Белеет, типа, парус одинокий
В тумане, кабы, моря голубом!..
Что ищет, типа, он в стране далёкой?
Что кинул, кабы, он в краю родном?..
Играют волны, типа, ветер свищет,
И мачта, кабы, гнётся и скрипит…
Увы! Он счастья, типа бы, не ищет
И, типа, не от счастия бежит!
Под ним струя, кабы, светлей лазури,
Над ним луч солнца, кабы, золотой…
А он, мятежный, типа, просит бури,
Как будто в бурях, типа, есть покой!»
Христос воскрес
Пасхальный день выдался на славу! Капитан Чубаев прошёлся по совхозу, который теперь и совхозом-то звали лишь по старинке. Совхоз превратился в АОЗТ. Акционерное общество, да ещё закрытого типа! Люди «христоскались» с ним, обменивались добрыми пожеланиями, только целоваться никто не пытался.
Со стороны кладбища бежал Спиридоныч, махал рукой: «Погоди», мол. Капитан медленно пошёл ему навстречу.
– Христос воскрес! – отрапортовал он запыхавшемуся Спиридонычу.
– Ой, Федя, воистину воскрес! Воистину, Федя, – выпалил Спиридоныч. Протянул Фёдору руку, да одёрнул. В руке было раздавленное во время его кросса пасхальное яичко, крашеное в отваре луковой шелухи.
– Бери моё, Спиридоныч! С таким яйцом всем противникам яички перекокаешь, корзину победных яичек наберешь! Спиридоныч взял протянутое «яйцо» и окаменел. На его ладонь легла «лимонка», а кольцо с чекой осталось зажатыми меж Фединых пальцев. Фёдор с детских лет так и не разучился выкидывать всякие «приколы», хотя и дорос до капитана милиции. Спиридоныч лихо метнул «лимонку» в нежащуюся под апрельским солнышком оземь и плюхнулся в кювет на краю асфальта, в пыльную прошлогоднюю траву.
– Воскресай, Спиридоныч! Сегодня День воскресения! Пойдём гранату искать, учебная она.
Спиридоныч поднялся, напялил праздничную шляпу, утратившую от пыли нарядность, сплюнул и покрыл шутника матюгами.
– Воскрес! Воскрес! Дуболом! Шлёпай со мной на кладбище, я тебе свою «бомбу» покажу. Спиридоныч потащил участкового в сторону кладбища, где у недавнего захоронения стояло человек пять народу.
Подошли. Бабы наперебой талдычили каждая своё, а суть была одна – в могиле явно покопались.
– Изгумировать надоть, – с умным видом прошепелявила Ванька-Манька, редкий дар для села, свой гермафродит.
– Без санкции нельзя «изгумировать», – подражая её говору, заявил капитан. Пойду начальству звонить.
Расставил широко ноги, сдвинул свою фурагу за козырёк к затылку, подбоченился, помозговал. Сдвинул фурагу обратно, ко лбу. Так он делал всегда, решая серьёзную задачу.
– Звонить пойду, – повторил он, – ты, Спиридоныч, организуй из пацанов пост, чтоб ничего здесь не топтали. Пусть послужат делу и воскресению. От Бога им милость, от меня – конфеты.
Тревожная группа прибыла минут через сорок. Защёлкал фотоаппарат. Народ отступился от могилы, но не уходил. Молодцеватый майор беседовал с родственниками захороненного, от которых
горе после похорон родного человека ещё не отступило далеко.
Было согласовано – копнуть чуток, не беспокоя упокоенного.
С первых же двух-трёх штыков копки наткнулись на ткань защитного цвета. Освободили от земли и выложили на край могилы
плащ-палатку, стянутую бельевым шнуром.
Майор прервал тишину:
– Прошу слабонервных отойти в сторонку, но не расходиться.
Все увидели то, что и следовало увидеть в такой ситуации. Труп был обезглавлен, лежал вниз «лицом» которого не было, и вряд ли, когда найдётся. Остатки окровавленной одежды изодраны
в клочья. Кое-кто с рвотными позывами удалился.
Щёлкал и щёлкал фотоаппарат. Командовал всеми. прибывший
с группой, майор:
– Чубаев, покажите односельчанам снимки пропавших и разыскиваемых,
может, кого из них встречали в ваших краях? Все, кто может помочь расследованию, видел что, слышал что, подойдите к капитану Чубаеву.
Народ залопотал. Пьяный мужской голос выделялся громче других:
– Да Колян это, друган мой! Я третий день его отыскать не могу.
Ему в ответ баба:
– Алкаш безмозглый! Колян твой, со Свистуном на пару, с Сонькиного сеновала три дня сползти не могут. Приподымут головы
и стонут: «Соня, пить подай!» «Три богатыря» постылых, друганы-алконавты!
Мужик обрадовался услышанному, торопко, хоть и пьяно, на радостях припустил в сторону домов.
– Чубаев!
– Я, товарищ майор.
– Какие воинские части вблизи базируются?
– ПВО есть, инженерная часть, эти всех ближе.
– Всё узнай: отпускники, командировочные, самовольщики… Обо всех доложишь.
Кончились обязательные при осмотре места происшествия хлопоты, труп загрузили в машину. Сельчане принялись приводить в порядок могилку, а группа тронулась в сторону тракта, ведущего к областному центру.
В машине майор приказал водителю:
– Князев, поколесика по окрестным с совхозом просёлочным
дорогам. Может, найдем, где этого бедолагу, как бревно, волоком
протащили.
Съехали на лесную дорогу. Левее на трассе гул от летящих на повышенных скоростях машин. А тут ни одной встречной, ни одной попутной.
– Остановись! – майор вышел из машины, что-то поднял с земли. Медленно пошёл дорогой дальше. Поковырял носком ботинка
в колее, опять что-то поднял. Прошёл с километр, словно собирая грибы, наклоняясь за каждой находкой, потом махнул рукой – подъезжай!
Сувениры были ценные: окровавленные куски ткани, часы «Командирские», с забитым песком циферблатом вместо стекла и стрелок, одна кроссовка с мужской ноги.
– Товарищ майор, думаете, нас эти находки, как нить Ариадны,
прямо к преступникам приведут?
– Боюсь, что этот клубок уже оборвался, Князев. И праздник
Воскресения кончился. Уже и фары пора включать. Давай на трассу!
– Похоже, военный пострадал. Помните прапорщика, сожжённого
в его же машине? Тогда хоть голову имели обугленную.
Стоматолог воинской части по зубам личность убитого определил. Тем всё и кончилось, что родственники смогли похоронить родную душу, а не страдать от неизвестности.
– Может дело одних и тех же живодёров?
– Завтра с первым светом направим на этот участок дороги группу, ещё досмотрим.
Сумерки сгустились. Фары встречных машин слепили глаза. Печальный эскорт приближался к огням большого города с его радостями и го-рестями с новым, уже не советским, а с каким-то волчьим образом жизни, с множеством тружеников лишённых привычной работы на заводах и стройках канувшего в бездну социализма.
«Теперь жди тревогу за тревогой, убийство за убийством, грабёж
за грабежом... Начался передел собственности. Волчий строй – волчьи законы жизни», – так мыслил молодцеватый майор, начиная
клевать носом под монотонное урчание машины.
«Висяк», очередной «висяк», – стучало в голове набатом. – Явный «висяк», – уверенно заключил майор и задремал от усталости.
Сила гипноза
Осень. Снега ещё нет. Мои постаревшие родители, моя молодая
жена и провожающие нас родственники у которых мы славно
провели вечер приходим на автобусную остановку. Можно бы и пешком, от посёлка до наших домов на окраине города всего-то минут двадцать ходьбы, но время позднее, мы с отцом навеселе и женская половина настаивает: надо дождаться транспорта.
Появляется рейсовый автобус. Входим в салон и слышим огорчительное: «В парк машина! Автобус следует в парк!». Покидать тёплый автобус никому не хочется, ясно, он последний. Двери закрываются, автобус на всех парах мчит по ночному шоссе в сторону города.
Сажусь рядом с женой. Спрашивает:
– Довезёт до парка?
– Пока так, а дальше – посмотрим!
– Что значит посмотрим?
– А то! Я сейчас водителя гипнотизировать буду!
О моём тайном увлечении гипнозом знают не многие, но жена знает и вечно над этим подтрунивает.
Демонстративно впиваюсь взглядом в затылок водителя – начинаю с ним работать.
Решающая развилка дорог. Ура! Водитель сворачивает не к автопарку, а следует по маршруту, которым гонял всю смену. Жена восторженно глядит на меня. Мама за спиной причитает Аллаху за то, что он уговорил водителя изменить решение ехать в парк.
Но разве это предел!? Домчав до нашего квартала, автобус-гармошка сворачивает с улицы в наш двор. Цепляя корпусом тёмные ветви клёнов и сиреней, автобус пробирается к дому родителей.
Мама ахает. Жена многозначаще сжимает кисть моей руки. Только папа, убаюканный урчанием двигателя и принятой за вечер дозой спиртного, спокойно дремлет, приложив голову к оконному стеклу.
Автобус останавливается так, что, выйдя из него, мы оказываемся
у крыльца нашего подъезда.
Мама, поднимаясь до четвёртого этажа, воздаёт хвалу Аллаху! Жена безнадёжно пытается объяснить ей, что Аллах тут не причём, что это гипноз, биотоки и всё тому подобное... Но что есть гипноз для нашей мамы в сравнении со Всевышним?!
Только спустя годы, когда жена решила похвастать гостям гипнотическими способностями «муженька» и припомнила этот случай, я разочаровал её в могущественности своих чар. Я признался, что вся сила гипноза заключалась в пяти рублях которые получил от меня водитель к тому же оказавшийся другом нашего соседа и моего товарища Сергея Редькина.
https://proza.ru/2017/05/13/848