Ей было четыре года, когда началась война. Глафира Павловна Иванова рассказывает, как в самом начале войны пришло страшное для всех известие о гибели отца, затем эвакуация, жизнь в чужом краю, голод, тяжелый труд в колхозе – совсем не для детей, но именно на их долю и выпавший, возвращение в родной город Медвежьегорск. Вспоминает, как каждый день она встречала поезда на вокзале в надежде на то, что папа вернется…
Глафира Павловна родилась в Медвежьегорске в 1937 году. Отец, Павел Александрович Лазарев, был прорабом на стройке, мама продавцом. Семья жила в двухэтажном доме, который построил отец на берегу реки Кумса, у подножия Медвежьей Горы. Вместе с ними также жили бабушка и младшая сестра папы.
Когда началась война, Глафире было четыре с половиной года. О военном и послевоенном времени она много раз слышала от родных, от мамы, но многое помнит и сама. В первый же день войны отца мобилизовали на курсы командиров в военный городок, который находился недалеко от дома. Помнит, как маршировали солдаты, все в одинаковой форме, а в последнем ряду ее отец. Мама показывала на него и говорила: «Смотрите, девочки, это ваш папочка!».
В июле 1941 года отца провожали на фронт с железнодорожного вокзала, в строительстве которого он принимал участие.
«Шел сильный дождь. Папа держал меня на руках. Все прижимались к нему и прятались под зонтом от дождя. Он целовал меня, называл меня, как говорила мама, аленьким цветочком и просил маму беречь себя, чтобы мы не остались сиротами. Я помню только открытые товарные вагоны с солдатами, крики, плачущую толпу людей и уходящий на север поезд», – делится грустными воспоминаниями Глафира Павловна.
В августе 1941 года в возрасте 33 лет отец погиб на Кандалакшском фронте. Семья готовилась к эвакуации, когда пришла похоронка.
Мама была энергичной деловой женщиной: сдав в воинскую часть на мясо всю домашнюю скотину, закопала в огороде инструменты отца и ценные вещи. С собой разрешалось брать только 40 кг багажа – думали, что война закончится к зиме, поэтому теплых вещей не брали. Но узнав о смерти мужа, мама отказалась уезжать: «Мужа убили… никуда не поеду!» – кричала она в отчаянии.
Приехала мамина сестра Мария со станции Суна, где она работала товарным кассиром. Ей удалось уговорить маму уехать и даже организовать размещение всех родных в одном вагоне. На станции Суна к ним присоединились дедушка и бабушка, мамин брат Женя и младшая сестра Клава. Благодаря Марусе удалось погрузить в вагон все, что смогли привезти на лошади: запас продуктов, теплые вещи, одеяла.
Мама даже взяла швейную машину, которая впоследствии стала кормилицей семьи.
Мария оставалась работать на железной дороге и приехала через несколько месяцев с последним эшелоном. Тогда никто и представить не мог, что вернуться на родину удастся только через четыре года…
Глафира Павловна помнит, что ехали в поезде долго. В стенах вагона щели, посредине вагона – печка-буржуйка. Ее, наверное, так назвали потому, что угля ей нужно было много, а тепла она давала мало. На печке все время что-то варили, а также кипятили воду по очереди все семьи.
В поезде родня Глафиры, все девять человек, разместились в самом углу вагона. Глафира была самая маленькая и самая шустрая, поэтому ее заворачивали в одевальницу – одеяло, сшитое из овчины, и привязывали к гвоздю в стене вагона, чтобы она не потерялась на стоянке. На станциях взрослые уходили отовариваться, а с девочкой оставалась только слепая бабушка Маша.
Останавливались часто, без остановок проносились лишь поезда с военной техникой и солдатами. Девочке было всё интересно до тех пор, пока не начались бомбежки. Глафира Павловна вспоминает:
«Поезд средь ночи резко останавливался. … Все летели с полок, кроме меня (я была привязана). Мне поначалу было даже смешно…».
Вдоль поезда бежал старший по составу и кричал: «Тушить огни! Воздушная тревога!». Буржуйку заливали водой, и поезд замирал в ночной темноте. Где-то недалеко слышались разрывы бомб. В один из таких налетов бомба попала в голову состава. Семья Глафиры ехала в одном из последних вагонов, поэтому все, к счастью, остались живы.
Уцелевшие вагоны потом присоединяли к другим составам – так ехали почти два месяца. Сначала их направили в Свердловск, потом в Куйбышев. Запасы продуктов закончились, было голодно и холодно, многие болели, всех замучали вши…
Приехали на станцию Богатое – в восемнадцати километрах от Куйбышева, там прошли санобработку. Баня, медосмотр, стрижка, распределение – все четко по плану. Куйбышев не принимал, поэтому семью отправили в село Съезжее Богатовского района. Выделили две лошади с санями и двух сопровождающих. Ехали долго, останавливались, иногда взрослые специально бежали за санями, чтобы согреться.
В селе Глафиру с мамой определили на постой в дом священнослужителя, к батюшке Владимиру, остальных в другие семьи. Местное мордовское население не жаловало приезжих.
Жили скудно, голодали. Работали в колхозе, зимой на скотном дворе, летом в поле. Мама стала шить на заказ. За шитье расплачивались продуктами.
Глафира помнит, как жили в доме батюшки Владимира: всю работу по хозяйству делали мама с сестрой: топили печи, носили воду, мыли полы и т д . Попадья была строгая и придирчивая, часто заставляла по несколько раз перемывать полы.
Особенно тяжело было заготавливать хворост зимой, а летом делать кизяки для топки печей.
Солома и навоз погружались в емкость и заливались ледяной водой из колодца. Дети босыми ногами мяли эту массу, которая потом закладывалась в формы-кирпичики и высушивалась на солнце. Такими кирпичиками, или кизяками, топили печки, добавляя хворост.
Дедушка устроился на работу на маслобойный завод в Бологое, там ему дали комнатушку, и он уехал. Глафира помнит его гостинцы: привозил детям жмых – ничего вкуснее она тогда не ела.
Летом дети и взрослые работали на полях, помогая убирать урожай. У Глафиры была холщовая сумка, повешенная через плечо, в неё собирала колоски.
Когда Глафире исполнилось семь лет, мама не смогла ее отправить в школу: не было ни обуви, ни одежды, а обучение проходило на мордовском языке.
Все с нетерпением ждали, когда окончится война. Очень хотелось вернуться в родную Карелию… И вот Глафира с мамой приехали в Медвежьегорск, где каждый уцелевший дом напоминал о довоенной жизни и о папе, который строил этот город. Им дали комнату в 10 кв. м в двухэтажном доме. Мама пошла работать буфетчицей в привокзальную столовую.
Глафира весь день встречала поезда с севера, надеясь, что папа вернется…
Она помнит 9 мая 1945 года: победа, конец войне, всеобщее ликование, слезы радости, горечь потерь.
Осенью 1945 года Глафира пошла в 1 класс. Сумка холщовая на веревке через плечо — та самая, с которой она собирала колоски, зарабатывая трудодни для мамы в Куйбышевской области, в ней – сделанные из газет тетрадки и где-то раздобытые книжки. Читать Глафиру еще в эвакуации научила старшая сестра – она мечтала стать учительницей. Мама целыми днями была на работе, а приходя домой, делала отчеты – клеила карточки (была карточная система на хлеб).
После окончания учительского специального класса сестра поступила заочно в Петрозаводское педагогическое школьное училище и получила назначение в Морскую Масельгу Медвежьегорского района, где находится 8-й шлюз Беломорско- Балтийского канала. Сестру Глафиру она взяла с собой. Начиналась послевоенная жизнь.
Автор: Валерия Маркелова
Большое спасибо, что дочитали до конца. Будем вам признательны, если вы поставите лайк этой публикации и поделитесь ею, чтобы и другие люди могли увидеть этот материал.
Подписывайтесь на наш канал "Лицей" !