14 августа. Воскресенье
Вчера была суббота. Но мне звонила Юлька, как оказалось, она была в строю, маршировала под дудку Копытко, что-то типа субботника. Звонок раздался вероломно, когда я проходил цивилизацию Осириса. Так что не только бредущий в сортир сосед по квартире, но и неугомонная Юлька мешали мне изучать историю.
Юлька сообщила мне «пренеприятное известие». Оказывается, когда я встал и вышел с копыткинского заседания, его ведущий, некто Копытко, произнес: «Дубров все равно от нас уходит, не обращайте внимания».
-Ты уходишь или нет? Ты мне можешь сказать? - Юлька поставила вопрос ребром. Причем так, что если у меня и были мысли искать запасной аэродром, они испарились в одноминутье. Интонация голоса, заводящяя меня в пол оборота,- дальше, не скрою, вместо Насти я представлял голой Юльку.
Но отвлекся! На работе сложилась интересная диспозиция.
Во-первых, Копытко затаился, причем, в разговоре Юлька умудрилась назвать засранца по имени-отчеству, прямо так и назвала, Владимир Сергеевич.
Во-вторых, как и ожидалось, Копытко применил свой штрафец. Под опалу попал Антон – наш младшенький, «за третье опоздание», а на самом деле за бешенство клиента, наоравшего Копытко в ухо.
Копытко кипел, кидал ругательства и размазывал Антоху как по бутерброду масло. «Да я все ему объяснил», - пожимал Антон хрупкими плечами, но вызывал этим у Копытко лишь море сальных шуток. По мнению «тренера по риторике» Копытко, Антон должен не объяснять, а лаять басом как сторожевой пес на цепи.
В-третьих, в понедельник, на оперативку придет сама Алена. Чувствую, я ее воодушевил. Говорят, собирается устроить ураган. Там план трещит по швам, как в любом августе. И как в любом августе начальство делает вид, что не знает ничего о бессезонье и пользуется этим, чтобы поиметь своих подчиненных.
И самое интересное, в-четвертых. Алена вводит «dress code»: белый верх, черный низ – все становимся детьми инкубатора. Именно так она предпочитает одеваться сама. Сдается мне, нововведение не случайно, а для вдохновения, такого, как оно произошло у нас с ней в четверг.
Но, Алена, ты же знаешь, что такое август. Даже те партнеры, с которыми что-то удалось перетереть, встают на дыбы. Уже четыре фирмы перенесли заказы на осень. Из последних Кагарлицкий неуловим, а партнеры, с которыми бодались мы с дизайнером Анфисой, встали на рога. Шесть старых контрактов регулярно сбрасывают транши, и успех Жанны – из последних - это единственная компания, которая летом взялась за дело. Подкину Жанне пару перспективных клиентов – с той презентушкой, которая принесла нам удачу, в одиночку она может неплохо поработать на наш дуэт.
А еще, Алена, cегодня за окном дождь, если ты когда-нибудь ему удивлялась. С утра, когда я покидал дворянские покои Насти, ничего такого не намечалось, но!
Жизнь – качели. Вчера покачались с Настей. Сегодня отходняк: слабость, уныние, тоска. Во! Есть идея. Нужно погулять с Юлькой под дождем. Пока она не перетрудилась на работе… Все думаю, кого же она мне напоминает? Ну, из актрис, скажем, не русских…, что-то между Николой Пельтц и Хлоей Грейс. Вот так вот.
…Я притормозил у метро «Таганская», ты подбежала к машине и мы отправились в Царицыно. Хляби небесные просто озверели, и я надеялся, что в парке они угомонятся.
-Меня еще никто не приглашал гулять под дождем.
Наверное, это был комплимент.
Парк заливался птичьими голосами и ручьями по дорожкам, огибающим царицынские холмы. Мы гуляли одни, мы промокли насквозь, мы прижались друг к другу и стучали зубами.
Ты все это предвидела, и возможно хотела мне дать понять, что со мной способна на все. О чем я думал два года нашей совместной работы? Теперь ты смотрела на меня и не прятала глаз, мокрых глаз, что наблюдали этот плачущий от радости мир. В поисках капель на листьях ты потеряла себя и в парке остались только твои глаза, и я, беспомощный тип, с немым вопросом, стекающим у меня по одежде.
-Давай под дерево!
-Давай!
Мы стекали под дубом или кленом. Нет… под липой! Смешно, когда запутался в названиях деревьев. А может не важно?
Мне нужно было срочно согреть тебя. И мир на миг затих, и дождь остановился. Ты стала осязаемой, ты стояла вся мокрая и как-то сразу похудевшая, смотрела на дождь глазами, не верящими, что он еще может падать, когда вокруг потоп. Черт возьми, мне захотелось закурить вместе с тобой, но твоя пачка сигарет промокла насквозь, к тому же ты забыла зажигалку. И промокшая пачка камнем полетела в кусты. Я вдохнул запах твоих волос. Но чтобы водоворот не смыл нас в океан, я вдруг беззастенчиво тебя обнял, ты вырвалась и пошла вперед, но это было как-то искусственно, будто мы выходили от врача после неутешительного диагноза.
Мы стояли еще какое-то время в этом апокалипсисе, а именно двадцать восемь напряженных минут. Мимо пробежали все поводыри собак и хромые пенсионеры. Остались только мы - два жалких столбика под прозрачным зонтом. Дерево почернело. А мы стали прозрачными в наших белых одеждах, как зонтик.
Между тем вода смыла смысл так стоять дальше, а заодно все остатки моего воспитания. Я прижал тебя к дереву, будто собрался выжимать. Через несколько секунд ты прилипла ко мне. Мои пальцы забегали как тараканы по твоему телу, пробежали все изгибы, бугорки, извилины и ямки. Я гонял по тебе воду. Твои трусики чуть съехали вниз. Я не контролировал руки, и я почувствовал обжигающие токи, где-то там, под животом…
Мы выплыли из времени и пространства. Тогда ко мне вернулись звуки. Ты запустила руки под мою рубашку, а твои ногти уже рисовали красные линии на моей спине... Потом ты низко опустила голову, так что твои волосы свисали почти до колен, и некоторое время ты оставалась в таком странном состоянии. Потом тихо, отчетливо, сказала: «я тебя ненавижу!»
Я понял, что ничего другого в тот момент я бы и не хотел услышать.
Затем мы рванули по шоссе, на дачу моего приятеля, который засунул для меня ключи в поленницу.
Четыре руки были исцарапаны. Но четыре глаза счастливы от нахождения связки ключей с брелоком-красным башмачком, сувениром из Амстердама. Башмачек оказался символичным знаком для наших мокрых ног.
Благодаря сухим дровишкам мы согрелись у камина. И камин, пусть чужой, пусть с дымком, - создавал атмосферу камерного вечера, с добавлением коньяка, разлитого в горячие бокалы.
А еще мы упали на икеевскую шкуру. И твое «ненавижу», произнесенное в парке, теперь раскрывалось с новым смыслом. Ты ненавидела ту застенчивость, робость, зашоренность, что владела нами два года. А еще меня позабавил феномен моего изгнания с работы. Он сработал, благодаря ему все, до этого малодоступные женщины стали доступными, нежными и изобретательными.
Ты была идеальной, твои волосы пахли медом, а одежда ландышами, и ты позволила мне изучать себя. Нет, ты просто хотела, чтобы я изучал твое тело.
-Как ты хочешь, чтобы мы это делали, - говорила ты. Смотрела на меня с ожиданием. И мне казалось, что ты совсем не знакома со своими половыми органами. У тебя к ним было достаточно равнодушное, отстраненное отношение. Я знаю, в отличие от мужчин, женщины не считают возможным с ними разговаривать, шутить, играть, давать им забавные прозвища, а тем более, обижаться на них.
-Я не знаю, что с ними делать, займись ими сам, - говорили твои глаза. И для меня серьезность такого предложения была забавна и необъяснима.
Это была точно ночь метаморфоз. Я встретил за вечер три разных Юли, ту, практичную, с которой работал, потом - романтичную в парке, и наконец, загадочную перед камином.
Какая же ты разная! Мне показалось, что ты знала все наперед об этом нашем происшествии, но никогда бы сама не позвонила первой, - ты просто дождалась своего дождя.
© Андрей Толкачев
#книги