Со мной в моём школьном далёком советском детстве случился один любопытный случай. Думаю, поучительный для мам-пап и детей всех времён и народов. Поэтому расскажу.
Значит, школьные годы, мне лет десять, не больше. Сижу за столом решаю задачу. А для меня математика – первое удовольствие. Решаю с большим азартом. И вдруг…
Именно вдруг…
Все гадости происходят вдруг. Вдруг чувствую что-то не то и не так…
Подымаю глаза от своей задачки, а за столом сидит – мама.
Сидит. Молчит. Смотрит.
Я как бы оторопела.
Дело в том, что мы, мамины дети – а нас было трое - были такие отличники в школе, что мама дорогу в школу не знала и понятия не имела, чем мы там занимаемся за своим рабочим столом. И то, что она сидит, молчит и смотрит, будто меня изучает, так меня удивило, что ручка сама выпала из руки.
- Что-то случилось?
- От тебя. Лидка, я такого не ждала. - Голосом прокурорши провозгласила она. - И дело даже не в том. что ты съела целую банку варенья, стыдно, что съела - тайком.
Я просто окаменела:
- Какое варенье?
- Вишнёвое! - Возмущённо выпалила она. - И выкручиваться не надо!..
А я уже говорила, читатель, что я - скорпиончик по гороскопу. И нападать не меня небезопасно. Насилие возмущает меня. И я тут же выпустила своё жало:
- А почему ты решила, что именно Я его съела?!
А потому, что ты - любишь вишню! - парировала она.
Это был – аргумент! Я действительно вишню любила, и все это знали. На мгновенье я онемела от железной маминой логики.
Однако - что она говорит?!
Одно дело – любить, а совсем другое – украсть! Тайком! И целую банку?!
Не-ет! Я такого поклёпа снести не могла. Всё внутри меня возбуждённо вскипело и даже глаза загорелись огнём. Я поверить себе не могла, что это не кто-то чужой обличает меня в воровстве, а – мама! Мама, которая знает меня даже лучше, чем я сама. И, даже, когда она, отмеряет, бывало, порцию супа и спросит: «Сколько тебе?», я не знала, сколько хочу, я всегда отвечала одно: «Ты лучше меня это знаешь». И она – что меня всегда удивляло и восхищало – она столько нальёт, сколько мне хочется. Потому что на самом деле знала меня получше, чем я сама.
И вот теперь она смотрит чужим обличительным взглядом, будто знала всегда, какая я дрянь-преступница и воровка, способная жрать варенье целыми банками. Внутри меня разорвалась бомба:
- Я!!! Не ела твоё варенье!
И – выскочила из-за стола. И влетела на кухню под умывальник и холодной водой умывала лицо, и с ужасом бормотала:
- Мама меня не знает! Не знае-ее…
Вот и весь эпизод, читатель.
А закончился он – как кончаются добрые сказки – благополучно. Через несколько дней мой братик-погодок – вор и преступник - изнемогая от собственной низости, признался, что это он съел варенье, что он всю банку съесть не хотел, хотел только попробовать, но так получилось, что пробовал-пробовал… А, когда увидел, как мало осталось, выскреб до дна, а банку выбросил в мусорный бак во дворе.
Время было голодное, послевоенное, семья тут же простила брата и даже шутила над его аппетитом.
Но я эту банку забыть не могла.
И фраза «Мама меня не знает!» внедрилась в меня как вирус.
Она меня мучила днём и ночью. Бывало, усну и вижу какой-нибудь сон – а мне обычно снились цветные-яркие сны – но внезапно в этом цветении сна кто-то рядом тяжко-тяжко вздохнёт и горестно скажет: «Мама меня не знает!». И я, бывало, проснусь и тихо-долго-надрывно плачу...
Да, дорогие друзья...
Если б эти подушки с детских кроватей могли вести дневники, они бы многое рассказали, какое горе для детской души, если – «Мама меня не знает!».
Но вот же не зря народ говорит, что время – великолепный лекарь. И моё горе со временем таяло. Таяло-таяло и – растаяло. И только один вопрос не давал мне покоя: как же могло получиться, что даже мама – меня не знает?
И я стала искать ответ. И наблюдать за собой и людьми. И шевелить мозгами над всем, что увидела. И постепенно открылось, что людям действительно трудно понять друг друга.
Да и я сама не лучше других, если не знаю братика, способного умолотить банку варенья, предназначенного семье, не знаю подружку по парте и почему в один день мы с ней любим друг друга, а на другой – не можем терпеть. И конечно совсем не знаю девчонок из класса, хотя они в самые уши мне заливают свои обиды-разборки-ябеды. Да и сами разборки-ябеды откуда они берутся?
Да потому и берутся, что мы не знаем друг друга и знать не стремимся. А каждый только и ждёт, чтоб другой был похож на него. Так же чувствовал, так же думал и так же жил.
Это открытие мне показалось чудовищно нереальным. И я в него не могла поверить: а как же мы уживёмся, если не знаем друг друга?!
Но веришь-не веришь, а наблюденье и думанье даёт результат. И мне пришлось согласиться с правдой и признаться самой себе, что уж, если мама меня не знает, и я не знаю братика-сладкоежку, то, видно, так устроены люди, природа наша такая – не способны понять друг друга.
И вот так моё детское горе преобразовалось в знание.
И каким же полезным оказалось оно для всей моей жизни!
Как оно обучило меня принять, что другой человек – абсолютно другой! На меня ничем не похож. И, если мне хочется с ним поладить, то не стоит лезть в его душу со своими законами, не мерить его своими аршинами и даже от самых близких людей не ждать невозможного. Потому что не может дать человек того, о чём не имеет понятия.
Словом, можно сказать, что труднейшую и тончайшую из наук – уживаться с людьми – подсказала мне простенькая история о банке варенья, съеденного тайком.
А вот зачем я её рассказала вам, драгоценный читатель?
Подумайте сами.