Продолжаем историческую серию "Русский водевиль XIX века: люди и судьбы", посвящённую звёздам императорской сцены. Если в сознании петербургских театралов Варвара Асенкова, Николай Дюр и водевильный жанр составляли нечто нераздельное, то москвичи равным образом связывали с водевилем знаменитого комика Василия Игнатьевича Живокини (1808-1874).
Большинство источников указывают, что он был сыном итальянца Джиовакино делла Мома, прибывшего в Россию вместе с архитектором Расстрелли в поисках заработка, основавшего макаронную фабрику и женившегося здесь на крепостной танцовщице. Правда, есть и более прозаичная версия: отец Живокини был цирюльником, держал итальянскую парикмахерскую, а в 1812 году заведение было уничтожено пожаром. Содержать сына семья уже не могла, а в театральном училище кормили, одевали, учили за казённый счёт. Как бы то ни было, будущий великий комик получил сценическую подготовку в Московском театральном училище, и ещё до окончания курса был принят на сцену, где прослужил ровно 50 лет.
Вначале актёр не испытывал особого тяготения к драматической сцене. Он обнаружил незаурядное музыкальное дарование: танцевал в балетах, великолепно владел скрипкой, выступал в операх ("Аскольдова могила", "Цампа", "Русалка"), всерьёз готовился стать оркестрантом. Всё изменила встреча с Иваном Сосницким, гастролировавшем в Москве в 1822 году — великолепным актёром с изысканными манерами, которые стремились перенимать даже представители "золотой молодёжи". Василий был очарован. Увидев Сосницкого на сцене, он тоже решил идти в драматический театр.
Дебют Живокини в роли Митрофанушки ("Недоросль") состоялся в 1824 году. В драматическом репертуаре он прошёл весь путь становления русской классической комедии от Грибоедова (Репетилов в "Горе от ума") к Гоголю (Кочкарёв в "Женитьбе") и затем Островскому (Рисположенский в "Свои люди сочтёмся"). Таким образом, актёр соединил в себе разностороннюю творческую одарённость, необходимую в комическом жанре. Он с успехом играл также в комедиях Шекспира и Мольера. Но именно в водевилях его выступления были полным триумфом. В сущности, он вынес на своих плечах весь мужской водевильный репертуар Малого театра: Падчерицын ("Хороша и дурна"), Васильев ("В тихом омуте"), Жовиаль ("Стряпчий под столом") и так далее. Одна из лучших ролей — Мордашев ("Аз и Ферт"), отец молодой героини. По сюжету, у Мордашева дочь на выданье, и ему по случаю достается комплект приданого с вышитой монограммой "А. Ф." Ничего не остаётся делать, как искать жениха с такими инициалами...
Маска, мы тебя знаем!
В жизни Живокини был полноват, немного заикался, в отличие от петербургского своего "конкурента" Николая Дюра, никогда не был красавцем. Но публика его обожала. Масочный принцип актёрской игры, который свойственен итальянской ментальности, сочетался с беспримерной природной весёлостью, живым и необычайно заразительным смехом.
"При первых звуках его голоса, раздававшегося иногда за кулисами, публика приходила в приятное волнение, чувствовала себя хорошо настроенной. Когда же появлялся он, то в зал врывались веселье и смех, и наполняли всю сцену, не давая места ничему другому..." (Из воспоминаний А. Д. Галахова).
В водевильном репертуаре Живокини часто сопоставляли с А. Е. Мартыновым, подчёркивая, что его комизм лишён глубины и "серьёзного характера", свойственного мартыновским ролям даже с самым пустяковым и незатейливым текстом. Но история восстановила справедливость. Дар Живокини не был меньше, чем у Мартынова; он просто был другим — без психологической проработки, зато в традиции итальянской комедии масок. Его сценический герой был постоянным, одним и тем же из водевиля в водевиль, и именно это нравилось зрителю. Комизм Живокини, как писал современник, настолько "невозмутимо светел", что действует обаятельно на зрителя и в ролях высокой комедии, и в самых отчаянных фарсах. Живокини очень любил апарты (прямые обращения) в публику, причём острил иногда на грани фола. Но зрителя подкупала находчивость, с которой его любимец выставляет всё найденное в роли в смешном виде, с удивительной рельефностью, вплоть до шаржа и художественной карикатуры. Советские историки театра, избегая слова "маска", определяли это свойство как "комическая гипербола", применяя которую, актёр мало заботится о том, чтобы из роли возникло живое лицо. Он ищет возможность для непосредственного общения с театральной аудиторией в традициях дель арте.
В "Дезертире" Василий Живокини играл пастуха, который насвистывал на свирели среди нарисованных овечек. Дезертир просил его сыграть на свирели родную песню. «С радостью», — говорил Живокини и вместо того, чтобы показать на нарисованные на заднике скалы, указывал рукой на разряженную публику лож и первых рядов кресла и продолжал: «Уж, если я для скотов играю, так как же не сыграть для брата и друга!»
Играя водевили, артист превращает традиционные куплеты в самостоятельные номера, где рельефно подчеркнута смысловая сторона и с большой долей сарказма обострена главная мысль. Это как раз свойство масочного способа построения роли — основываться на одной доминирующей черте. Не считаясь с текстом автора, Живокини щедро сыпал отсебятину и остроты, получив за это замечание от самого Щепкина. Но никого больше это не смущало... Безотносительно к сценическому образу развивал он в водевиле блестящее мастерство актёрской импровизации.
О Живокини рассказывали, что он особенно любил прибегать к неожиданным выходкам: например, останавливал со сцены в проходе направлявшегося к выходу офицера до окончания водевиля и усаживал его наивной, добродушной просьбой посмотреть, что будет дальше. Или начинал рассказывать анекдоты из своих путешествий по провинции, когда видел, что партнёры замешкались в уборных. Прерывал оркестр, уже начавший подыгрывать заключительному куплету, передразнивал контрабас и укорял скрипки в том, что они поспешили играть — он, мол, ещё не успел рассказать почтеннейшей публике забавный случай. Затем описывал встречу на Тверском бульваре с актером водевиля Тарновским, который предложил ему на выбор два заключительных куплета: один от имени автора с просьбой о снисхождении сочинителю, другой — за артистов и их игру; так вот, он хочет пропеть последний, а не тот, который начал играть оркестр. Иногда он любезно рекламировал новые пьесы и, по тексту персонажа, приглашая на свадьбу дочери, роптал гнусавым голоском: "Вот, к нам на свадьбу не хотят, а на свадьбу Кречинского так и ломятся!" Обращался к партеру с каким-нибудь вопросом: "Как вам нравится пьеса?" Или взывал к райку, прося заседающих там газетных репортёров и театральных критиков похвалить спектакль — или, если пьеса плоха, то его игру.
Смех, понятный всем
Живокини не раз характеризовали как комика-буфф. Вспоминая его итальянское происхождение, говорили о его "семейном" родстве с мастерами импровизационной комедии. Он был единственный русский актёр, которому стоило только переменить язык, чтобы целиком перенести себя на любую западную сцену, и сделаться первым комиком уже там. Европейский зритель принял бы его так же тепло, как и русский, "с первого же раза, как продукт своего комического искусства" ( П. Боборыкин). Но европейские корни не объясняют и не отменяют ошеломляющего успеха в московской театральной аудитории. Как пишет тот же Боборыкин, "европейская вековая комедия вряд ли где на Западе имела в период 30-60-х годов 19 века более блестящего представителя".
Читайте также на нашем канале:
Русский водевиль XIX века: люди и судьбы
Русский водевиль XIX века: драматургия
Подписывайтесь на наш канал, читайте, ставьте лайки, рассказывайте друзьям и, конечно, обязательно приходите на спектакли!
Ждём вас по адресу: Москва, ул. Проходчиков, д. 2
АФИША И БИЛЕТЫ ОНЛАЙН
