«Страшные ситуации, дабы рассказывать их в темноте» – сборник детских страшилок. Известных (их создатель Элвин Шварц впоследствии фурора 1 книжки, вышедшей в 1984-м, выпустил ещё 2 продолжения). В неком значении скандальных (за 35 лет отыскалось большое количествоопекунов, которые настоятельно просили изъять «Страшные истории» из американских школьных библиотек: «Они уродуют психику наших детей!»).
Обычная страшилка: 2 пастуха от скукотищи мастерят страшилище, именуют его Гарольдом в честь фермера, которого недолюбливают, издеваются над ним, вымещают гнев, пинают и обижают. А пугало в начале молчит, затем ворчит и в конце концов оживает: сдирает с 1-го из собственных мучителей кожу и вывешивает на солнышке для просушки.
Или же вот: 1 девчонку укусил в щеку паук. В начале у нее было замечено красноватое пятнышко, затем большой прыщ, затем он разорвался и из него выползло большое количество новорожденных пауков, девчонка сошла с ума.
Или: раз мальчишка отыскал в земле чей-то отрубленный большущий перст ноги. «Ай какой добрый большой палец! – заявили его опекуны, – сделаем-ка мы из него рагу!» Ну, создали, поужинали, а в ночное время мальчишка услышал глас: «Где мой большущий палец?»
И например дальше: ситуации в спектре от Роальда Даля до страшилок в бойскаутском лагере, от «Баек из склепа» и «Сумеречной зоны» до очевидных городских легенд. Опекуны, охранявшие психику собственных чад, ничего не достигли: эти ситуации (зачастую с фонариком под одеялом) в Америке прочло единоепоколение, и в том числе и необычно, собственно что экранизация шварцевского трехтомника выходит лишь только в данный момент, сквозь 27 лет впоследствиипогибели писателя. (К тексту, по случаю возникновения кино их наконец намереваются в первый раз издать по-русски.) Но Шварц не обеспокоился рамкой: у него нет ни Шахерезады, ни 10 молоденьких флорентийцев, дабы говорить по вечерам все эти страхи. Рамочную систему для кино придумывали 5 сценаристов во главе с Гильермо дель Торо, который стал и продюсером.
Осень 1968-го. В Америке избирают свежего президента (Никсона), в дальнем Вьетнаме идет борьба, на которую забривают юношество, в глухом пенсильванском городе тинейджеры внемлют композицию популярного артиста Донована The Season Of The Witch, глядят в драйв-инах «лучший кинофильм года» «Ночь живыхмертвецов» и наряжаются на Хэллоуин. Длительное время ли, вкратце, а все оказываются в древнем ужасном жилище, где в свое время жила болезненная дама, терроризировавшая ребят ужасными рассказами (дети затем умирали). Лицезреют в данном жилище галлюцинации с ролью престарелый незрячий женщины. Находят том со страшилками, написанными вроде как кровью, при этом детской. И в скором времени знают, собственно что книжка продолжает строчить себя сама устрашающе опрятным почерком. На страничках бывают замечены свежие строчки стршных рассказов, и описываемые действия раскручиваются с что или жедругим ребенком, побывавшим в жилище. И вот уже отвратительный старшеклассник, привыкший пинать страшилище на кукурузном фон, лицезреет, как это страшилище неловко бежит за ним.
Дель Торо очень любит чудовищ, и практически все его творчество возможно рассматривать как парад монстров: от генно-модифицированных насекомых в «Мутантах» до кайдзю в «Тихоокеанском рубеже», от Бледноватого человека с глазными яблоками на ладонях в «Лабиринте Фавна» до Хеллбоя с его приятелями и недругами, от вампиров в «Блейде-2» до речного божества в «Форме воды». Конечно, и из широкой коллекции Шварца он избирает рассказы с чудовищами: то страшилище со страдающими очами, из коих влезают червяки, то расчлененный покойник, каждый день распадающийся на кусочки и склеивающий себя по новой. Самое впечатляющее чудовище – большая дама, кое-чем подобная на певицу Бьорк, лишь только белоснежная и надутая как невесомый шарик: с добродушноймертвой ухмылкой она бредет за орущим подростком по залитым багряным светом коридорам.
Перечитывая страшилки Шварца, его повзрослевшие поклонники иногда задавались вопросом «почему?» (почему некто принял решение, собственно чтоотысканный в земле большущий перст ноги – благоприятный компонент для рагу?). Вот и создателям экранизации все время охота задавать данный вопрос. С какого линия 1968 год? Дабы выполнить параллели меж Никсоном и Трампом (и вполне вероятно, волшебным образом накаркать второму судьбу первого)? Дабыпроцитировать Джорджа Ромеро? Донована переслушать? С огненной критикой обвалиться на вьетнамскую войну? Отчего раз из героев, уклонист от призыва, – мексиканец? Элементарно вследствие того, собственно что дель Торо из Мексики и не желает, дабы об данном забывали? «Не ты читаешь книжку, а книжка читает тебя», «Истории увечат, ситуации вылечивают, и, в случае если твердить их очень нередко, они воплощаются в жизнь» – это собственно что ещё за мудрости, кому как раз из 5 сценаристов они приехали в голову? Отчего герои смотрятся на 20, рисуют 16-летних, а сюжеты, которыми их страшат, рассчитаны на пятиклассников?
Как метко написал некто из американских критиков, ситуации Шварца в данном кинофильме не сплетены совместно, а как-нибудь склеены скотчем. Ну право же, «Кошмар на улице Вязов» (а как раз он первым приходит в голову), сверстник самого первого сборника «Страшных историй», изготовлял – и изготавливает – куда большее эмоцию, чем вот эти мучения старшеклассников. Там было ощущение ужаса, которое норвежский режиссер Андре Овредал воспроизвести не имеет возможность: его тролли изготовлены с любовью, но они решительно не ужасные, а герои-люди изготовлены без любви, и они нисколечко не заманчивые. Фонарик отключается, книга захлопывается. Сон станет размеренным.