Не каждый день выходит новый спектакль Алексея Рыбникова: вчера в театре Et Cetera состоялся прогон на зрителя эпического долгостроя Алексея Львовича под названием Le Prince Andre («Князь Андрей») по «Войне и миру». Мы посмотрели спектакль и спешим поделиться впечатлениями.
Жанр произведения определяется как опера-драма. Действительно, музыка Алексея Рыбникова образует непрерывное полотно, иногда вырастая в сольные высказывания с широкой мелодической линией, иногда — в хоровые сцены. Но, за исключением нескольких номеров (центральная ария Князя Андрея «Наташа» с безыскусной нисходящей мелодией, но красиво падающим снегом; эмоционально заряженный хоровой номер солдат во втором акте; фирменный рыбниковский вокализ в сцене про комету — любимое композитором высокое сопрано поддерживается контртеноровым звучанием, и это смертельно красиво), партитура откладывается в памяти как непрерывный андерскор — музыкальная подложка, максимально иллюстрирующая эмоциональное состояние героев, на фоне которой произносят текст, переходящий в речитативы, иногда на грани пародии.
Стилистически и настроенчески это все тот же Алексей Львович — соединение хрупкости и просветленности с литургической строгостью, иногда даже отстраненностью, и заявкой на космическую Важность, Глубину и Рефлексию. Отношения с театром и драматургией у Рыбникова очень свои — не возьмемся их описывать, придется рассуждать о мистерии и вот этом всем.
В «Князе Андрее» имеются в количестве стилизации под музыку 18-го и 19-го века и намеренные или ненамеренные мюзикловые цитаты: поскольку, особенно в начале, звучит много французской речи (качество которой мы не можем, к счастью, оценить), то аналогии с французскими мюзиклами напрашиваются сами собой, сцена в оперном театре выглядит отголоском «Призрака Оперы», ну а люди с гамильтоном головного мозга найдут отсылки к Миранде — их там нет, конечно. Рыбников вообще не из тех авторов, которые черпает вдохновение в современной театральной музыке, он состоит в диалоге с другими композиторами.
Важно еще заметить, что спектакль идет под фонограмму. Чтобы ни у кого не осталось сомнений, что на записи — живой оркестр, в первые минуты нам демонстрируют его на проекции. Очень свежее решение.
С оперой разобрались, перейдем к драме.
Начнем с того, что композитор сам выступил драматургом и сам поставил этот спектакль. Конечно, не факт, что результат был бы принципиально другим, если бы Александр Рыхлов, штатный режиссер театра имени Алексея Львовича, поработал по профессии. К сожалению, усилия хореографа Жанны Шмаковой — предложенное ею пластическое решение содержит много любопытных идей — не улучшает общую температуру по больнице: постановка столичного профессионального театра выглядит как старательный студенческий спектакль, несмотря на всю отдачу актеров.
В плане подхода к повествованию «Князь Андрей» это антимюзикл. Он фрагментарный даже по меркам нашего жанра, в котором умудряются упаковать многостраничный роман в три часа. Но опера-драма Рыбникова точно не образец такого сжатия.
Либретто создано по принципу «Джонни, сделай мне монтаж» и представляет собой нарезку из ключевых для сюжетной линии Андрея Болконского моментов. И в общем не удивительно, что в предыдущие годы фрагменты из «Князя Андрея» исполнялись под названием «Живые картины». В готовом спектакле дальше событийного ряда дело не идет — что там у героев внутри, как они меняются — мы не очень понимаем. Вернее, понимаем на уровне ироничной презентации персонажей романа в открывающем номере мюзикла «Наташа, Пьер и Великая комета 1812 года» американца Дейва Маллоя.
Хотя мюзикл Маллоя тоже по «Войне и миру» и охватывает часть событий, попавших в «Князя Андрея», не хотелось бы сопоставлять эти произведения. Между ними лежит пропасть в части подхода — Маллоя интересовал мир, частная любовная и семейная жизнь, Рыбников же попытался объять и войну, и историю (Наполеон и Александр), темы, пересекающиеся в фигуре князя Андрея. В случае с Маллоем ясно, что лично его трогает и волнует, и какие у него отношения с текстом Толстого, а вот что было в голове у Алексея Львовича не очень понятно, как непонятно, к чему он все это рассказывает, и за что нам любить или ненавидеть персонажей, которых Маллой рисует выпукло, с интересными и неожиданными нюансами, а Рыбников очень плоско.
Спектакль к тому же поставлен и сыгран на бескомпромиссно серьезных щах (и заполирован финальными поклонами, в которых труппа в замедленном темпе движется из глубины зала к авансцене, прожигая напряженными взглядами дыру в зрительном зале).
Актерские работы сложно описывать — очевидно, что спектакль только родился, и артисты еще что-то найдут. Также очевидно, что Алексею Львовичу нравится, когда у героини слабый, шелестящий, если не сказать больной голос — ну зачем бестолковой малолетней дурочке Наташе яркий тембр? Андрей далек от романтического героя — в спектакле Рыбникова это скорее маленький человек, брошенный в историческую мясорубку, а еще слышно, что у исполнителя на связках одна большая мозоль. Наполеон — классический «я злой ужасный серый волк». Пьер в рамках канона: в меру застенчивый, в меру тюфяк, каким он и запоминается в школьные годы. Впрочем, Anatole is hot.
Медленно, но неумолимо, переходим к самому грустному компоненту постановки — визуальному решению. Для продукта, за который просят от 5 до 15 тысяч рублей, картинка выглядит третьеразрядно.
У людей, создававших и утвердивших мультимедийный контент, странные представления о прекрасном и странное же чувство юмора — анимашка с летающим трюмо будет долго преследовать нас в тревожных снах. Страшно разрушают атмосферу спектакля нелепые элементы декораций, например, диваны на колесиках в синтетических чехлах или театральные ложи, напоминающие палатки на фестивале варенья. Костюмы сидят плохо (дизайнерские находки: манто из чебурашки у Наташи и панталоны танцоров, демонстрирующие интересные анатомические подробности их тел).
Трудно предположить, какой наивности и нетребовательности должен быть зритель, чтобы испытать удовлетворение от музыкального спектакля, который идет под фонограмму, бедно оформлен, плохо озвучен, так себе спет и сыгран. И хотя музыка Рыбникова (главная звезда вечера) усваивается довольно легко даже несмотря на сквозной и часто академический ее характер, хочется спросить: нуждается ли в принципе «Князь Андрей» в масштабной постановке? Не лучше ли было сделать семистейдж с симфоническим оркестром, хором, солистами и видеоконтентом в каком-нибудь приличном зале? А?