Пожалуй, пора снять маску и рассказать о личном и очень болезненном. Поспать мне сегодня так и не удалось. Вся я на нервах и в расстроенных чувствах. Через несколько часов отправляюсь в дорогу – еду в родной город. Только повод побывать там совсем не радостный.
Поминки - год со дня, как не стало моей мамы. За этот год не было ни дня, чтобы я не думала о ней. Не разговаривала с ней мысленно. Не пыталась что-то ей объяснить, или рассказать.
Извиниться, за то, что я все испортила и не смогла ее спасти, как ни старалась. Постоянно ловила себя на том, что как наваждение у меня перед глазами, что бы я ни делала, чем бы ни занималась – ее лицо. Даже сейчас пишу и слезы льются.
Два года назад она приезжала ко мне в гости, и мы фотографировали ее на алее среди цветущих яблонь - она потеряла пароль от своей странички в «Одноклассниках», мы с мужем завели ей новый аккаунт и понадобилось фото для аватара. Поставила бы сейчас то фото, она там такая красивая.... но Дзен может счесть его заимствованным контентом. Оно до сих пор стоит на ее контакте в моем телефоне.
Поставлю другое фото - свадебное. Родители на нем такие молодые и красивые....
Она пожаловалась, что стала сильно кашлять, что была у врача и пролечилась, но лучше не стало – совсем наоборот. Я встревожилась, и взяла с нее слово что она сходит проверит легкие. Все лето она покашливала, жаловалась, что стала сильно уставать, и уже ближе к осени таки пошла на обследование.
В ноябре оказалось, что у нее рак легких в последней, терминальной стадии. Я взяла на работе длительный отпуск без содержания и уехала к ней, чтобы быть рядом. Вся семья собралась вокруг нее, все пытались помочь, чем могли.
Лечение для нее врачи подобрать не смогли – ее опухоль не реагировала на химиотерапию. Когда она поняла, что лечение не действует, она просто перестала есть.
Что я ни пробовала – я и плакала, и упрашивала, и угрожала, что буду кормить ее силой, и готовила ей по пять разных блюд на один прием пищи чтобы она съела хоть кусочек… Ковыляла бегом в магазин, чтобы успеть до закрытия, если она вдруг на ночь глядя просила кусочек сыра с плесенью, или еще чего-то.
Лишь бы поела. Как-то она посмотрела на меня с изумлением и сказала: «Надо же… какая ты терпеливая, оказывается. Ты все мои капризы безропотно выполняешь».
Ее подруга приходила каждый день, приносила собственноручно слепленные специально для нее пельмешки и вареники, или пирог, или просто тертую морковку и уговаривала попробовать – это же домашняя, сладкая… В ней же витамины… Ее родные брат и сестра тоже привозили какие-то вкуснейшие блюда и уговаривали попробовать хоть ложечку. Моя старшая сестра тоже готовила ей разную вкуснятину, но мама все просто выплевывала.
Мы все очень старались, чтобы она начала есть и пытаться выкарабкиваться. Но она не хотела. Могла перевернуть поднос с едой если я продолжала настаивать. Пока могла кричала – отстаньте, что вы надо мной издеваетесь, кормите да кормите. Лучше бы врача нашли чтобы операцию сделал. Она не хотела верить, что опухоль неоперабельна.
Конечно, всеми правдами и неправдами, объединенными усилиями нам удавалось запихнуть в нее хоть немного еды. Но того что она могла съесть было слишком мало для того чтобы поддерживать ее силы. Лекарства она принимала все, какие были прописаны, не капризничая, а вот есть – не хотела и все. Ложечку-другую и сжимала губы, отворачиваясь.
Она умерла ярким солнечным утром под громкое пение птиц прямо у меня на руках…
Через несколько часов отправлюсь в дорогу. Не знаю, как доеду по этому пеклу – прогноз на всю неделю обещает больше 30 градусов тепла. Я конечно, больше не падаю в обморок в машине, как было первые пару лет после инсульта, но дорогу до сих пор переношу очень плохо. Домой попаду только завтра к вечеру… Но не это главное.
Я не знаю, как снова войду в ее квартиру. Квартиру, в которой я выросла. И где ее больше нет.