Здраствуйте все, я инвалид 1 группы. Сегодня я продолжаю публиковать повесть деда Петрова Андрея Дмитриевича с разрешения Петрова Михаила Андреевича.
6(2).
-До войны я жил в Ленинграде,- начал свой рассказ он,- Там я работал в институте прикладной химии в качестве научного сотрудника. У меня опубликовано 16 научных работ...
-Ого, вот здорово! Шеснадцать научных работ!- воскликнул Сергей, пораженный услышанным. Восторг его не смутил майора. Он продолжал свой рассказ. Ему, повидимому, приятно было вспоминать о своих довоенных делах и рассказывать о них, пусть и не в кругу ученых, которые его хорошо понимали бы, а этим недоучкам-своим подчиненным, у которых только у сержанта было среднее образование, а у остальных-по семь классов. Химразведчики и на самом деле не все понимали из того, о чем рассказывал майор, но зато они слушали его с огромным вниманием. Их больше всего поразило не суть работ майора, а их большое количество-шеснадцать. Вот он каков их начхим! В их понятии он оказался великим ученым, а они до сих пор ничего об этом не знали.
-Но это не самое главное, что я тогда сделал,-продолжал Ярошевский,-Главное заключается в том, что в те довоенные годы я сделал н а у ч н о е о т к р ы т и е...
-Вот интересно! Что же вы открыли? Спросил Сергей не сдержавшись.
-Что вы открыли, товарищ майор? - полюбопытствовал и Федотов, который до сей минуты не вмешивался в разговор.
Немного подумав, майор ответил:
-Я открыл новый способ выгонки щелока из отходов сосен, которые обычно сжигаются лесозаготовителями при отчистке делян после заготовки деловой древесины. Отходы сосен пропадали бесследно, а я нашел способ пустить их в дело с огромной пользой для государства. Мой способ прост и очень дешев, так что не составляло больших трудностей запустить его в производство. Оказывается из отходов сосен можно получать ценнейшее химическое вещество, в котором нуждаются многие отрасли промышленности.
Но беда для меня оказалась в том, что мое открытие не признал Ученый Совет. Два раза я выставлял его на обсуждение, и оба раза Ученый Совет отклонял открытие как негодное.
-Вот безмозглые! Неужели им трудно было признать?!
-Э-э, сержант, это все были очень умные люди. На Совете присутствовали доктора химических наук, кандидаты и другие большие ученые. Мои оппоненты доказали, что способ мой негоден в силу того, что мало сырья для будущего производства, которое должно было бы построено для этой цели. Это были явные скептики, и мое открытие категорически отвергли. Тогда я не сумел защитить своего открытия, потому что не нашел г л а в н о е, чем мог бы доказать его истинность. И вот теперь воюя, я ищу это г л а в н о е. В голову мою стали приходить очень сильные мысли, которых тогда и в помине не было. И я стараюсь тут же записать их. Если бы эти мысли были у меня тогда, то я сумел бы защитить свое открытие.
-Товарищ майор, если у вас появились сильные мысли и вы успели записать их, то, наверное, можно было бы и остановится на этом?
-Нет, сержант, я не могу остановится...
-Но почему же? Ведь вы уже нашли все доводы, которые вам необходимы, чтобы защитить свое открытие.
-Вы заметили правильно, сержант. Мысли и на самом деле я записал, но то г л а в н о е, которое мне необходимо, пока что не нашел, оно еще не пришло мне в голову. А без него я снова не сумею доказать истинность своего открытия. И теперь, когда мы ведем жесточайшую войну с фашистами, мысли мои не перестают работать в поиске г л а в н о г о, против которого не смог бы не только высказатся, но и рта раскрыть ни один из ученых-моих оппонентов. Вот этого-то мне пока не хватает. И каждый раз, когда мы попадаем под артналет и вокруг нас с бешенной силой начинают рваться снаряды, в голове моей возникают очень сильные и глубокие мысли. И всегда мне кажется, что вот тут-то и есть оно- г л а в н о е. Но, когда я начинаю эти мысли анализировать,-конечно после обстрелов,- с горечью и сожелением обнаруживаю-это не то. И я вновь упорно ищу его...
-Вы обязательно найдете свое г л а в н о е,- заверил Сергей майора.
-Товарищ майор, вы все равно защитите свое открытие!- воодушевлял майора и Федотов,который с величайшим интересом слушал его рассказ.
Но майор в эти секунды пребывал в глубокой задумчивости. Он едва ли слышал восклицания разведчиков, заверявших его в том, что он непременно найдет г л а в н о е и обязательно защитит свое открытие. Может быть в эту минуту он находился там, в своем институте на том самом Совете, и готовился вступить в словесную схватку с каким-либо оппонентом, чтобы доказать ему истинность своего открытия. А может быть, он думал о своей семье.
Сергей, конечно, знал, что у Ярошевского была семья. Жена работала врачем в блокадном Ленинграде, а одиннацатилетняя дочка -Машенька была эвакуированна куда-то в Сибирь вместе с другими детми. До сих пор он не мог разыскать ни жены ни дочки, хотя блокада города к этому времени была снята.
-И вот что странно, сержант,-вновь заговорил майор,-и вы правильно обратили на это внимание- очень сильные и глубокие мысли приходят в голову как раз в те минуты, когда мы с вами оказываемся в экстремальных условиях. Вокруг нас начинают грохотать разрывы, тогда в голове моей и возникают такие мысли. Разрывы снарядов словно в миллион раз ускоряет работу мозга.
Это был прямой ответ на волновааший вопрос Сергея. Хотя суть этого объяснения и носила психологический характер, он отлично понял ее.
-Разрывы снарядов влияют на ваши мысли, словно бензин на затухающий костер. Стоит только плеснуть его, как он вспыхивает с новой силой.- подумал вслух Сергей.
-Да, сержант, получается именно так,- подтвердил Ярошевский метафору своего подчиненного.- Теперь, сержант, вы знаете, что я записываю.
-Чего уж не знать! Тысячу раз на собственной шкуре испытал ваше чудачество.
-Почему чудачество?- возразил майор в удивлении,- в этом у меня возникает величайшая необходимость!
-Но ведь эти же самые мысли можно записать в окопе или в ближайшей воронке, если по -близости не окажется окопа. А вы ведете записи там где нас застает артналет, чаще всего на чистом незащищенном месте.
-Э-э чудак-человек, как вы не понимаете простой вещи! Пока мы отыщем окоп или воронку, чтобы укрытся, из головы ускользнет ценнейшая и интереснейшая мысль, в которой может оказаться
г л а в н о е. Вот было оно и нет его. Потом жди когда эта мысль вновь возникнет! Да она может и совсем не прийти, и я потеряю навсегда, может быть самое-самое, что необходимо требуется, чтобы доказать истинность своего открытия. А чтобы этого не случилось, то есть чтобы не потерял эту мысль, я и стараюсь записать ее сразу же, а где я нахожусь и в какой обстановке нахожусь мне совершенно безразлично. Зафиксировать глубокую и ценную мысль для меня дороже собственной жизни.
-Но что вы такое говорите?!-вскричал Сергей, чувствуя, что не всилах убедить майора в небрежном отношении к собственной жизни. -Кому будут нужны ваши "глубокие" и "ценные" мысли, если прихлопнет каким-нибудь снарядом? Тем, кому попадут ваши записи, не поймут их. Подумают, что этот человек занимался какой-то ерундой и выбросят, или растопят печку ими.
-Э-э, сержант, вы напрасно беспокоитесь, нас с вами не убьет. Немец еще не изготовил такого снаряда, стобы нас убил,-как-то очень уж спокойно и с полной уверенностью сказал майор.
Знакомые слова! Сергей неоднократно слышал их из уст майора и каждый раз они вызывали в нем только неприязнь к нему и портили настроение. Так получилось и на этот раз.
-Интересно бы узнать, думает ли немец о нас с вами? Может он забудет о нас и не напишет на снаряде или "бомбочке" нашего имени? Товарищ майор, неужели немцы, кого убивают, изготавливают для них именные снаряды? Ведь они их изготавливают за тем, чтобы вообще убивать наших. А, стало быть, от любого из них можно ожидать смерти. А что вы говорите? "Нас не убьет, нас не убьет." Когда вы так уверяете, меня мороз по коже пробирает. Да что там-по коже! Пробирает всего, от самого мозга до пят. Это потому, что я давно заметил, в жизни получается как раз все наоборот: кто уверяет, что его не убьет, на самом деле раньше других оказывается убитым.
-Фатальность, сержант, присуща идиалистам. Мы же не должны верить в нее. У нас всегда должна оставаться надежда на выживание.
-Товарищ майор, я с вами не согласен!- пререкнулся Сергей и сделал резкое движение рукой, стараясь усилить свое возражение. И вообще он осмелел. С него слетела застенчивость, котороя была свойственна ему. Такая перемена произошла в нем не от выпитого спиртного, а от того, что он понял характер майора, который хотя и носил высокое воинское звание, но оставался сугубо гражданским человеком. Сергей понял, что и разговаривать с ним можно на равных можно по некоторым вопросам не соглашаться и даже возражать на них.- нет, товарищ майор, я с вами не согласен,- упрямо повторил Сергей,-мне доподлинно известно, все кто так уверены в своей неуязвимости погибают раньше всех...
-Ну и напрасно не соглашаетесь. Никакой фатальности для нас с вами не существует. А если что и существует, то это только случай, случайность. Фатальность и случайность два разных понятия. Случайность может проявлятся и может не проявлятся, фатальность же- это неизбежность, необходимость-она обязательно проявляется. Вот в это-то я и не верю, не верю в неизбежную смерть. До сих мор фатальность или неизбежность нашей смерти минует нас. На основании этого я уверен: с нами и в дальнейшем ничего не случится.
-Вы верете в случайность, но их-этих случайностей,- здесь, на фронте. Бесчисленное множество. Поэтому может же случится так: раз пронесло, два пронесло, пять пронесло, наконец, десять раз пронесет, а вот на одиннацатом-то может и накрыть. Вот вам и случайность! Но это же ясно, как божий день!
-Вы, сержант, совершенно правильно мыслите, потому что из многих случайностей складывается необходимость...
-Стоит один-два раза побывать в таком аду поневоле будешь правильно мыслить,- проворчал сержант как бы между прочим.
-Но вы вот что не учитываете...
-Что же я не учитываю?!
-Вы не учитываете то, что таких, многих случайностей, для нас с вами пока что не возникало,- спокойно и без всякой натяжки или затруднения ответил Ярошевский. Но Сергея эти слова его задели за живое.
-Как это не возникало?!- задыхаясь от волнения, сказал он, "тоже, загнул.", промелькнуло у него в голове.
-Чтобы считать подобное, -спокойно продолжал майор,- следует находится на одном месте и испытывать обстрел одних и тех же батарей. Но мы-то испытывали артналеты в разных местах,- даже на разных участках фронта-и, к томуже разных батарей. Следовательно, сержант, мы каждый раз находились в разных условиях, и тут уж увеличение случайностей не происходит. Мы каждый раз испытывали только один артналет, а не "десять" или "одиннацать", как вы утверждаете. А в таких случаях необходимость нашей гибели вообще может не проявится. Я это учитываю и оно придает мне уверенность, что мы останемся в живых.
Под свою уверенность в неуязвимости или бессмертности майор Ярошевский подвел филосовскую подкладку. Сергей почувствовал, как все его разумные возражения, исходящие из реальной действительности, оказались несостоятельными, битыми, и он не всилах оказался в дальнейшем возрожать майору. На любой вопрос его или возражение майор без всяких затруднений тут же находил ответ, словно он заранее был готов к этому. И что больше всего поразило Сергея, так это то, что все его суждения оказались для него неопровержимими. Взять хотя бы последнее: ведь нашел оправдание:"Мы каждый раз находились в разных условиях, и тут уж увиличение случайностей не происходит. Надо же додуматься до такого! А ведь все это правильно,"- думал Сергей, негласно признав свое поражение в беседе с Ярошевским, и он тут же круто повернул тему разговора:
-Товарищ майор, может нам пропустить еще понемногу?
Майор малость подумал и согласился:
-Если только понемногу, я не возражаю.
-Может граммов по сто?
-Можно и по сто...
И они пропустили еще может по сто, а может и побольше, потому что в больших кружках трудно точно определить наличие спиртного. Потом понюхали корочки хлеба, как истинные пьяницы, которые прежде чем закусить нюхают. Сергею захотелось продолжить разговор. Ему захотелось рассказать майору, как он был ранен.
-Товарищ майор, то, о чем я расскажу, вам может показаться забавным, но это достоверный факт...
-Говорите, сержант, послушаем ваш "достоверный факт" ,-согласился майор, намереваясь всерьез послушать байку сержанта...
Но продолжить разговор им помешал связной майора. Часу в третьем дня на НП заявился Женя Кашкин. Его смуглое лицо, покрытое угрями, было мокрым от пота. Видно было он очень торопился. Появление Кашкина, насторожило Ярошевского. Ясно, пришел за ним."Кому я понадобился?"- с тревогой подумал он. Не успел Кашкин доложить о цели своего прихода, как Ярошевский нетерпелиао спросил его:
-Ну, что там случилось, Кашкин?
-Товарищ майор, вам приказанно немедленно явится к комдиву,-выпалил он.
-Кто тебя послал за мной?
-Капитан Проколов!
-Хорошо, Кашкин я сейчас...
Упоминание о комдиве гнетуще повлияло на настроение Ярошевского. Из отличного и благодушного оно перешло в унылое и тревожное. Он почувствовал себя так, словно нашкодивший ребенок которому необходима будет встрепка. Конечно, плохого он ничего не сделал, но тем не менее почувствовал вину за собой перед комдивом. Вина его могла быть в том, что он отсутствовал в то время, когда необходим был комдиву.
Ярошевский быстро привел себя впорядок. Сначала застегнул пуговицы на саоей старенькой шинели, давно отслужившей свой век, потом накинул на плечо ремешек портупеи, и стянул живот широким офицерским ремнем.( Обутся он успел раньше, еще во время беседы).
-Кашкин, идем!- деловито сказал он и вышел из землянки связной последовал за ним.
Сергей вышел и с сожелением провожал взглядом столь приятного в разговоре собеседника. Однако уход его не повлиял на настроение сержанта, оно и после оставалось превосходным, потому что для него раскрылась загадка, которая мучала его долгое время. Он узнал, чем была занята голова майора и чем вызвалась его улыбка во время записей в опасной обстановке артналетов. Сергей узнал что в эти минуты Ярошевский горячо спорил со своими давнишними оппонентами он доказывал истинность своего открытия. Сергей так же понял, что возникающие в его голове мысли в адском грохоте разрывов когда нервы напрягались до предела казались майору бездонно глубокими и сильными,так что любая из них могла содержать в себе г л а в н о е. Но проходили минуты, часы, отдалявшие от экстремального случая, и майор обнаруживал, что все это не то, что по-первости радовало его. Мысли эти оказывались рядовыми заурядными: в них не содержалось г л а в н о е и он оказывался ни с чем.
"Идет жесточайшая война, каждый день погибает многие тысячи солдат, а он вроде бы и не воюет, живет прежней жизнью, витает где-то там, в своем институте, спорит со своими противниками по науке. Да-а.. .Наверное они сильно насолили ему? Да, он наверное и на самом деле не думает о смерти?- заключил Сергей, наблюдая за удаляющимся Ярошевским.
Продолжение следует.
Оглавление:
Глава первая.
1.
2.
3.
4.
5(1).
Спасибо за прочтение, если понравилось ставте лайки и подписывайтесь на мой канал. Фотография взята из личного архива.
