Глава 5
- Сколько будет, если восемь разделить пополам? – спрашивает учительница. Вовочка поднимает руку, и отвечает:
- Это смотря как делить. Если вдоль, то две троечки, а если поперек – то два нуля…
Анекдот.
.
После истории с Ленкой-Псакой Степка старался не слишком часто бывать у Люси, тем более, что и дома дел хватало. Он затеял строить шалаш, и, пыхтя, почти доволок к строительной площадке толстые жерди, стоявшие у забора, но был перехвачен бабушкой, и жерди пришлось возвращать на старое место: оказалось, они приготовлены специально, чтобы подпирать яблоневые ветви, когда яблоки станут наливаться и потяжелеют. Степка, конечно, подумал: когда ещё будут эти яблоки, сто раз успел бы наиграться, - но спорить поостерегся. Другого пиломатериала не обнаружилось, и пришлось обдирать громадные – выше Степки! – стебли полыни в дальнем углу сада за горкой, которые, слава Богу, пока никто не додумался истребить на корню. Тут же выяснилось, что среди полыни припряталась и крапива, так что процесс заготовки хвороста для шалаша сделался непредсказуемым и опасным; так что где-то через час Степка решил, что пора прерваться, и поискать занятия менее стрекательного.
…Он скакал по тропинке к дому, приплясывая и притоптывая, и вдруг, будто изнутри себя, услышал:
- Не тупоти по земле, ходи чинно, она живая…
Степка остановился, как вкопанный, не понимая, что происходит. Оглянулся – вокруг никого не было, только под ветром на ветке краснолистой черемухи качалась, потряхивая пушистыми плодиками, салатовая плеть бешеного огурца; да посвистывала суетливая славка в глубине куста жимолости; да баба Эта пропалывала грядку в противоположном углу сада. Озадаченный Степка побрёл к ней; некоторое время он внимательно следил за бабушкиными руками, ловко дергающими из рыхлой черной земли дымянку, осот и мокрицу, а потом спросил:
- Ба. А земле не больно, когда ты вот так из неё дергаешь?
Бабушка, разогнулась, охнула, держась за спину, осторожно повернулась и села на бортик поднятой грядки. И внимательно посмотрела на внука.
- Интересная мысль, Ватсон…
- Но ведь земля – она же живая, да? – упорствовал Степка.
- А как же, - ответила бабушка, - смотри, сколько на ней всего растет. На мертвой земле разве что выросло бы?
- Что, - испугался Степан, тоже присаживаясь на бортик, - бывает и мертвая земля?
- Ещё как бывает, к сожалению. Как правило, это та, которую человек изгадил, мусором всяким, или химией… А мы свою бережем, ухаживаем за ней, любим. Нет, не думаю, что ей больно. Смотри, вот я лишнее выполола, и земле дышится легче.
Степка немножко подумал, и попросил:
- Баба Эта, нарисуй мне утку!
- У-утку… - протянула бабушка. – Для чего тебе?
- Мультик, - деловито сообщил Степка, - «Гадкий утенок», мы с тобой смотрели. А теперь я хочу сам мультик сделать. Курицу я знаю, как рисовать, петух – это то же самое, только с гребешком и шпорами. А вот утку я как-то не очень.
…Бабушка Эта очень любила внука. Иногда она говорила:
- Степка, я люблю тебя безраздельно.
- А меня? – улыбался папа.
- А тебя – абсолютно.
- А меня? – уже смеялась мама.
- А тебя больше всех, - говорила бабушка со вздохом. – Я понимаю, что это несправедливо. Но вы можете иногда меняться друг с другом, и тогда всё будет по-честному…
Идея самостоятельного создания мультика показалась ей гениальной. И прекрасно она знала, как выглядят утки, только вот рисовать никогда не училась, как-то не до того было… Тем не менее, она (не без некоторого облегчения) оставила грядки, помыла руки с мылом, расположилась с внуком на веранде, и решительно взялась за карандаш. Уткина голова получилась на удивление похожей; далее вроде бы сама собой появилась линия спины, крутое пузико и задорный хвост. Обрадованная бабушка принялась за лапки, и очень увлеклась, и опомнилась лишь тогда, когда внук озадаченно вопросил:
- Бабушка Эта, а отчего у утки три ноги?
- А четвертую она поджала! – влет отбила баба Эта, и тут только поняла, что происходит. И начала хохотать, вместе со случайно зашедшей Надей, которая явилась для совершения взаимовыгодного бартера: предложила обменять лишние кабачки на базилик и эстрагон, росшие у бабушки Этой на грядке щеткой.
Полезный обмен совершился, баба Надя ушла, и тут же налетел откуда-то яростный дождик. Степка с бабушкой расслабленно сидели на веранде, наблюдая за тем, как оголтелый ливень долбится в навес крыльца и крышу веранды, как стена дождя стирает из мира сначала соседские дачи, потом их собственный забор, а потом сарай, садовую лавку и ближние клумбы. Было тепло, только очень сыро, и бабушка сказала:
- Ох, не знаю, добежала Надежда до участка своего, или под тучу попала?.. Пойдем-ка в дом, а то у меня кости разнылись от этой мокреди.
- А что мы там будем делать? – спросил Степка капризно. Рисовать мультик отчего-то расхотелось.
- Когда не знаешь, что делать, - наставительно сказала бабушка, - имеет смысл обратиться к хорошей книжке. Надо почитать…
- А что почитать? – заинтересовался Степка.
- Почитай отца с матерью! – засмеялась бабушка. - «Убить пересмешника» - знаешь, нет? Вот, сейчас и почитаем…
А ещё пару дней спустя папа наконец повесил в тенистом углу сада гамак. Их участок был не очень большой, но бабушка любовно вырастила на нем «лес»: 2 крохотные полянки в окружении сосен, берез, рябин и одного дубка. Теперь под разросшимися кронами всегда царил тенек, и пахло лесом. На дальней полянке планировался шалаш, а на ближней повесили гамак.
…Степка осторожно ложился на зеленую плотную, чуть-чуть провисавшую под его тяжестью ткань, и просто лежал, даже не пытаясь раскачаться. Зачем? - и так хорошо чувствовалось под порывами ветра мерное движение деревьев, к которым крепился гамак. Ветер налетал порывами, ещё нестарые березы тихо клонились сначала в одну сторону, а потом в другую; стволы негромко поскрипывали, и гамак тоже тихо покачиваться то в килевой, то в бортовой качке. Степка закрывал глаза и ощущал явственно, как плывёт в каюте старинного парусника, и шпангоут чуть вздрагивает под ударами крепнущей бури. А над головой неспешно сменяли друг друга облака, как вершины гор призрачной земли вдалеке; иногда мелькала птица – конечно же, никакая не ворона, а чайка; на грядках шелестела ботва свеклы и кабачков, как забортная океанская вода за толстым стеклом иллюминатора… Ствол березы, к которой был привязан гамак, мачтой уходил в высоту. Рядом шуршала иголками сосна - да нет, это вовсе были не иголки, это зеленая, яростно окатившая палубу волна нехотя уходила обратно в море сквозь узкие шпигаты…
Степка думал: если смотреть на лес сверху, как его видят птицы, то видно, как он под ветром весь идет волнами, как море. Где он мог видеть лес сверху? – он не помнил; только звучал где-то в кладовках головы зеленый прибой – шум близкой, огромной, строгой, но доброй силы…
С березовой грот-мачты прямо Степке на нос спланировал желтый листок. Он подхватил его и начал рассматривать. В июле не так часто падают листки с берез!
…Он был желтенький, почти такого же цвета, как бабушкина старая-престарая кулинарная книжка «Молоховец», ещё дореволюционная - страницы книги сделались от времени негнущимися и ломкими, как вафли. Нет, думал Степка, приглядываясь, совсем это не похоже на бумагу. А похоже это… похоже это… на старую кожу, вот, как тот завалявшийся в нижнем ящике комода бесхозный очешник. Только березовый листок тоньше, и свернут в трубочку… Как свиток на картинке в книжке про Древний Египет! – припомнил Степка, и начал осторожно разворачивать листок. На нем обнаружились светло-коричневые пятна и темно-коричневые крапины. В целом это выглядело, как обрывок карты гор и возвышенностей терры-инкогниты.
…Или нет, нет - это берег, сильно изрезанный, с обозначением мелей и рифов. Пиратская карта! - тут же решил Степка. Тайный фарватер входа в уединенную бухту, где можно починить потрепанное бурей и врагами судно, выправить рангоут и зарыть клад! Только нет никаких отметок, да и маловат кусочек, как узнать, где же клад-то… Но это только обрывок, - думал Степка, - специально так, для тайны. Надо обязательно найти другие кусочки…
С легким шорохом с березы полетел ещё листок, Степка дернулся поймать и его тоже - и вывалился из гамака на душистую, папой наметанную кучу свежескошенной травы.
- Тут канавка, - деловито говорил папа, граблями сметая сено, - а землей завалить – грязь будет. Лучше сена... Гамак у нас вещь новая, непривычная, вдруг кто с равновесием не справится…
- Ладно, - сказала бабушка Эта, - лучше поздно, чем никогда.
- Чего это – поздно? – удивился папа, а бабушка в ответ усмехнулась:
- Так ведь конец июля, сынок. До гамака теперь разве что Степке – нам с Танюшкой пора заготовками заниматься. Ягоды море, и кабачки пошли, и огурцы…
- У, - поскучнел папа, – горячие цеха… Ну, мы со Степкой тогда гулять пойдем.
Степка очень любил гулять. Какое счастье – брести к речке по полю, поросшему сурепкой, заплетаясь ногами в траве, и замечать между ивовых зарослей огненные - солнечные! – крестики на речной воде, слушать посвист варакушки и славки, и кричать всем – вы видите, видите?! – ну смотрите же, смотрите!..
У детства особенные глаза, поэтому Степка и вовсе видел все иначе: легкий до полной бестелесности, он летел по золотому и душистому, любовался выстроенной в реке водяным и русалками стоглавой церквушкой, слушал посвист бедового ветра из-за леса… А вокруг горячее красное, и прохладное голубое, и желтое, и зеленое троицкое, как ризы священников на Праздник, и бесконечно-синее сверху в небе, куда так легко взлетать. И у всех встречных собак улыбки на мордах, и лужи от недавнего дождя хохочут под ногами!
Так было. Ещё совсем, совсем недавно… Вот прямо до болезни, думал Степка.
…Или нет? – ох, не вспомнить, только и знаешь, что это было, было!
Где?..
Обычно он ходил с бабушкой или папой в лес, а с мамой – на речку, потому что мама здешний лес знала плохо, и опасалась потеряться. Бабушка, когда отправлялись в поход, надевала папины камуфляжные штаны с тысячей карманов, и непромокаемую папину ветровку. Но, конечно, лучше всего было гулять с папой, который никогда не выходил из дома без «выживальщицкого» рюкзака, где хранилась целая куча удивительных, интереснейших вещей. Там было настоящее мачете, которым папа очень ловко мог нарубить сушняка, или еловой лапки – укрывать на зиму растения. И походный котелок, и замечательный перочинный ножик со множеством всяких приспособлений, и соль в специальном мешочке, и чай, и налобный фонарик на ремешках, как у диггеров, и, и, и… Степка вообще считал папин рюкзак чуточку волшебным – столько неожиданных и загадочных вещей возникало из него подчас!.. Разбирать это вместилище чудес с отцом Степка почитал великой удачей, а вот собирал рюкзак папа всегда сам. И он ещё обещал купить сыну собственный рюкзачок, чтоб тот сразу начал приучаться к «выживальщицкой» практике.
И про съедобные травы папа знал кучу всего интересного, и о том, какие бывают костры, и все про птиц и зверюшек, живущих по окрестностям… Часы у папы были небьющиеся, водонепроницаемые, на специальном ремешке, где с внутренней стороны крепился хитрый пакетик с непромокаемыми спичками и кресалом; а на другой руке он носил плетеный браслет на крепком стальном запоре, который при необходимости можно было легко расплести и получить длинную и очень прочную веревку. Ведь мало ли что может случиться в походе!
Пока папа складывал в рюкзак пластиковые контейнеры с мамиными котлетами и бабушкиными пирожками, Степка, пыхтя, распихивал по карманам новых штанов (настоящих камуфляжных, с кучей карманов!) маленький складной ножик, который почему-то смешно назывался «хомяк», клубок бечевки, пару целлофановых пакетов, половинку шоколадки…
- Ты ещё крысу дохлую сунь в карман! – покачала головой мама, и Степка засмеялся: они совсем недавно читали «Тома Сойера», и ему ужасно понравился неунывающий, отважный маленький искатель приключений. Вот с таким бы мальчиком подружиться! - мечтал Степка.
- Нету крысы, - успокоил он маму, - и не стал бы я её брать, дохлое все противное очень…
Папа только фыркнул и сказал, подхватывая на плечо рюкзак:
- Так, сначала едем на машине в одно место. А вот там уже погуляем.
Они выехали из дачного поселка, но повернули не направо, к трассе, а налево, к Рудневу; проехали его, вместе с дорогой обогнули густой лес справа и совсем молоденький лесок слева, миновали большое поле, через которое боковая дорога уходила на Игнатово; справа густой стеной встал другой, старый лес, а слева – полузаброшенное здание бывшей фабрики; они проехали ещё чуть вперед, и тут папа свернул на обочину и заглушил мотор.
- Мы тут как-то были, - сказал папа, - не помнишь?
- Н-не очень, - насупился Степка.
Он теперь часто удивлялся – ведь не мог же он, приезжая каждый год на лето к бабушке Этой, безвылазно сидеть на участке?! Ему постоянно напоминали, как гуляли с ним и лесной дорогой, мимо болота и затона с кувшинками за Долгино; и в заброшенный пионерлагерь на той, другой стороне речки Ладырки; и в темноватый, капризный, каждой новой полянкой сам на себя не похожий, лес вокруг мясокомбината… И не то чтобы Степка совсем ничего не помнил, что-то всплывало из темной глубины, но узнать местность по этим воспоминаниям никак не получалось. То, что вспоминалось, было какое-то блеклое, нечеткое… неинтересное. Мир же наяву был удивительный, даже как будто чуточку отстраненный, полный тайн, о которых раньше Степка и не догадывался вовсе - как будто, переболев так тяжело, он научился лучше видеть и слышать, и больше замечать.
Замечать присутствие тайн, которые вовсе не спешили теперь ему открываться. Стёпка просто знал, что они есть. Только прячутся.
…Под ногами лежала толстая подушка хвои цвета хорошо заваренного чая. Кое-где её оживляли, как листики мяты в чае, плети зеленчука, огромные – Степке по пояс, пожалуй! – пышные султаны папоротника-орляка, чуть пожухшие кустики земляники, темные глянцевые листья вороньего глаза. Прямо над их головами вопили-разливались сойки, которые, как всем известно, никому не позволят войти незамеченным на свою территорию.
- А кстати, имей в виду, - сказал папа, - сойки делают запасы на зиму, как белки. Представляешь?
Где-то высоко, выше сосновых крон, кракали вороны – здоровенные черные крылатые зверюги с черными – в отличие от грачей, - клювами.
Папа вдруг присел на корточки, осторожно провел пальцами по невысокому зеленому кустику:
- Смотри: медуница. Вообще-то её собирают в мае, когда цветет. Надо срывать молодые и нежные листики, в них много йода, и каротин, и аскорбинка.
- Их едят? – удивился Степка.
- Ещё как! Можно в салат с яйцом и луком, они такие, знаешь, сладковатые, чуть-чуть вяжущие. Вот смотри: прикорневые листочки – эти, видишь? – пока они молоденькие, берут все лето. Их даже мариновать можно, прикинь…
- А может, наберем и отвезем маме? Они там как раз всё маринуют…
- Нет, - сказал папа с плохо скрытым сожалением, - они нас побьют машинкой для закрутки крышек. Не тот деликатес, а им и так работы хватит до самой осени. А вот если вдруг, не дай Бог, заблудишься в лесу, попомни – нормальная еда. Вот жили бы мы все в тайге, в избушке, тогда медуницу сушили бы, чтоб зимой борщи варить.
Они двинулись дальше. Опушка осталась уже далеко позади, но папа ориентировался в лесу, как с закрытыми глазами на их участке в 12-и соток, так что Степка никакого беспокойства не испытывал.
- А ты знаешь, - спрашивал папа, - как сделать, чтоб не заплутать?.. Вот смотри. Человек, когда идет не по улице, где есть направляющие линии – дома, мостовые, - делает левой ногой шаг больше, чем правой, поэтому частенько теряет направление. За грибом потянулся, или растение какое увидел – глядь, и потерял направление! Запомни, в лесу надо вести себя осмотрительно. Идешь по незнакомой местности - смотри вперед и выстраивай из деревьев впереди себя прямую линию. Трех вполне достаточно: одно прошел - намечай следующее, по прямой от двух предыдущих…
- Пап, - спросил Степка, - а мы куда сейчас идем?
- Пока вперед, - ответил папа. - Я тут как-то бродил, знаешь, и попалась мне тропинка, под прямым углом к нашей. Мне тогда что-то недосуг было, это я потом удивился: куда она ведет-то? В ту сторону, собственно, как раз Круги, но это далековато… Надо бы проверить.
- А что это - Круги? – заинтересовался Степка.
- О, - папа, не останавливаясь, поднял палец, - объясняю. По дороге к Зосимовой Пустыни стоит лесничество, такой, знаешь, малюсенький хуторок. А за ним… как тебе… Ну, вот если считать лесничество, заброшенный завод и Рудневскую церковь за углы треугольника, то как раз в центре его, в самом сердце этого леса, лежат Круги. Это система просек, расположенных концентрическими кругами – то есть расходящимися, как камень в воду кинуть, понял? Вот, молодец… Круги эти пересекают радиальные просеки, которые расходятся лучами из одного центра – ну, километрах в полутора от хутора, - в разные стороны, и постепенно теряются в лесу. А самое интересное знаешь что?..
Степка помотал головой, заинтригованный. Папа выдержал таинственную паузу, и сказал:
- Никто не знает, кто проложил эти просеки, и зачем. Известно одно: это было страшно давно, ведь расстояния на Кругах кратны верстам, а не километрам, а верстами меряли ещё до революции, прикинь!.. Сто лет минимум… И самое удивительное: о том, кто и зачем прокладывал эти просеки, не упоминается ни в одной летописи, даже самой древней. Одно время считалось, что до революции барин там рядом жил, любил охоту, так вот за этим… А не было никакого имения по соседству, и никаких бар - любителей охоты тоже не было, я проверял. А главное - никто никогда эти просеки, со времен их прорубания, больше не расчищал. А они, обрати внимание, всё не зарастают…
- Как не зарастают?!
- А никак. Точнее, ничем… Травка растет, ну, кустики небольшие – и всё.
Степка сосредоточенно думал. Как же так?! – траву и в саду-то летом косят каждый месяц, а то и чаще. Нередко маме с папой приходится корчевать какие-нибудь кусты или деревца, выросшие самосевкой не на месте – березу, иву, яблоню; да вот вчера бабушка тянула с грядки побег юной рябинки… И это в саду, а в лесу-то?! Он огляделся: куда ни глянь, выбивался из лесной малины, орешника и бузины разновеликий молодой подлесок, иные ростом с него, иные с папу, а иные и вовсе почти догнали кроны строго леса…
- Па-ап?.. И орешника там нет?
- Не-а.
- Как же так может быть?!
- Сами удивляемся, - с удовольствием рассмеялся папа, - загадка! Я уж везде смотрел, весь Интернет прошерстил, и на форумах потусовался… И знаешь, что я тебе скажу? Врут, что не осталось в мире неоткрытых земель. Всё с точностью до наоборот! Нету на Земле открытых земель, понимаешь? Слишком самонадеянно думать, что, если место исхожено вдоль и поперек, если даже изучалось – значит, всё там известно… Ничуть не бывало, сам видишь… А!
Папа неожиданно свернул в сторону, и Степка увидел, что перпендикулярно той едва приметной тропочке, по которой шли они, действительно отворачивает хорошо набитая, хоть и не широкая дорожка. Деревья почему-то далеко отступили от неё, и даже кусты не толпились рядом – только густая трава, из которой выглядывала зелень ландышей, майника, василистника, любки… В орешнике крохотными ручейками звенели синицы, по траве поскакивали лягушки; пахло лесной прелью, грибами, какими-то лесными цветами немножко. Они шли уже с полчаса; лес в общем не менялся, только иногда глаз выхватывал что-нибудь необычное, как всегда бывает в лесу: то береза, на комле которой к черному с белым отчего-то прибавился ярко-красный цвет; то сосна, где-то на высоте человеческого роста разошедшаяся – как будто руки воздела! - на два ствола; а там взобравшийся на пень папоротник смотрелся вылитым плюмажем на рыцарском шлеме…
- А вот, кстати, - сказал папа, глянув мельком, - папоротник. Он тоже съедобный, только пока не раскрылись полностью листья. А как соберешь – надо обязательно выдержать в холодильнике три дня, или отварить 10 минут в подсоленной воде… Он снимает стрессы и выводит из организма радиацию. Его и жарить можно, и солить – весьма полезное растение! И вкусное – немножко грибами пахнет.
Тут они вышли на крохотную полянку и поняли, что тропинка кончилась. Лес столпился вокруг полянки, окружил её плотным кольцом… И вдруг папа начал хохотать. Степка сразу и не понял – что такое? – а папа показывал куда-то над его головой, и Степка резко крутанулся на пятках…
На стволе громадной сосны, величественно раскинувшейся чуть не в самом центре поляны, была прибита стандартная жестяная бело-черная табличка, похищенная, скорее всего, с троллейбусной остановки:
Троллейбус «Б»
остановка
САДОВО-КУДРИНСКАЯ УЛ.
И всё, больше на полянке ничего не было.
- Обалдеть! – смеялся папа, - ну, юмористы, ну, жванецкие… Стой, давай сфоткаем, нашим покажем…
- Ну, понятно, - говорил папа чуть позже, - народ любознательный, все ведут себя совершенно одинаково – видят набитую тропку, и идут посмотреть. Потому и натоптано… Ладно. Думаю, есть смысл развести костерок и подзаправиться... Привал! Давай-ка, валежин наберем…
Из рюкзака было извлечено мачете, и за пять минут папа ловко нарубил целую кучу дров из валявшегося повсюду сушняка, а через минуту и костер запылал (папа дотошно обобрал вокруг сухую траву и веточки).
- …Костры бывают разные, - рассказывал он, - чтобы быстро вскипятить воды, нет ничего лучше «сруба». Во-от, как у нас тут… для быстроты можно и котелок дровами обложить. А вот сушить одежу лучше всего у «шалаша». «Нодья» - для ночлега, как и «тунгусский»… А вот «таежный», хоть «звездочкой», хоть «на полено» – это для длительного привала…
Они дождались чая; на железной тарелке, поставленной на котелок, разогрели пирожки и котлеты. Один маленький пирожок папа разломил и положил в развилку дерева, стоящего поодаль. Степка посмотрел, нахмурился: что-то такое мелькнуло в голове… что-то важное… нет, не вспомнить…
- Чего ты? – спросил папа, - я всегда оставляю что-нибудь, ты разве не помнишь? Птичкам там, или ещё кому… А то пришли в гости, поели и ушли - нехорошо как-то, правда?
- Да, - кивнул Степка, - я помню.
Но на самом деле он чувствовал, что помнит – или нет, – совсем другое. Вот только что?.. Он немножко подумал, и вытащил из кармана шоколадку. И положил рядом с пирожком в развилку, зачем-то тоже разломив пополам.
…И вдруг они оба подскочили: где-то по лесу, совсем рядом, пронесся громовый топот, даже земля задрожала; папа резко обернулся, заслонив Степку, но тот все равно вылез упрямой ботвой из-за его плеча, пристально вглядываясь в лес, видный на просвет очень далеко… И он был совершенно пуст, только как будто шевельнуло деревья и пригнуло траву внезапно налетевшим порывом ветра.
Перестук – копыт?.. колес? – затих в отдалении, а они с папой ещё долго сидели неподвижно, прислушиваясь к лесу и к себе.
- Это чего было?! – наконец пролепетал Степка, который по-настоящему испугался только сейчас, увидев ошалелое лицо Олега. Тот ещё раз обежал глазами чащу, потряс головой и сказал:
- Ну, видимо, это был троллейбус… как его… Номер «бе». С Садово-Кудринской…
Тут они посмотрели друг на друга, и начали смеяться, малость нервно, но зато от всей души. Как будто вторя им, откуда-то подала голос примолкшая синичка, потом и дрозды… А потом папа значительно сказал:
- Старик! – и тут же спохватился: - то есть, я хотел сказать - возлюбленный сын мой… Я тебе сегодня уже сказал: пока жив на земле хоть один человек – нету открытых земель, понял? И непознанность мира не измеряется ни килограммами, ни километрами, она измеряется только глубиной твоей любознательной и верящей Высшим силам души. Ну, и мозгов, если таковые имеются, потому что это только дуракам всё вокруг ясно и понятно до самого горизонта… И вот ещё что… Не будем рассказывать нашим о произошедшем, хорошо?
- Так они спрашивать будут…
- Степ, мы им все расскажем, и про тропинку, и про остановку. А вот про сам троллейбус… Как-нибудь потом, ладно? А то ведь они нас с тобой больше никуда без истерики не пустят, а?
- Да, - сказал Степка, - слушай, а может, это всё-таки вертолет был, а мы просто не увидели, потому что лес… А?
- Ты вертолеты слышал?
- Так каждый день…
- Ну и как, похоже?
- Не-е, - задумчиво протянул Степка.
Вот теперь он был абсолютно счастлив: поход превзошел все его ожидания. Мало того, что они сделали настоящее открытие – «троллейбусную остановку»; ещё они проявили чудеса смелости и сообразительности, столкнувшись с неведомым; кроме того, они с папой остались целы и невредимы, что, несомненно, оценят по достоинству и мама, и бабушка Эта; и они обязательно сохранят (вот интересно, а где на самом деле хранят такие вещи?! – наверное, в каких-то особых сундуках, или, может быть, в шкатулках с секретом, надо будет спросить!) небывалые впечатления и бесценный опыт…
- А ты знаешь, - сказал папа, ловко набрасывая на плечи рюкзак, - что по официальным данным ученые до сих пор изучили всего 2% существующих вокруг нас явлений?..
Когда вернулись, консервирование дома шло полным ходом. Папу, едва дав скинуть рюкзак, погнали сначала в сарай за банками, потом на рынок за крышками.
- Слава Богу, хоть догадались поесть с сыном, - хмуро сказал Олег, потому что вместо обеда его припахали чинить соковыжималку: та категорически отказывалась отжимать сок, злобно рычала, кидалась и плевалась ошметками фруктов.
Ужина, к неприятному изумлению папы, также не оказалось.
- Ну, знаете! – возмутился он, сжевав на пару со Степкой весь сыр и пекинскую капусту из холодильника, и пачку крекеров из буфета, - вы уже не консервированием занимаетесь, а хрематистикой!
Бабушка Эта, в запотевших очках и запятнанном трудолюбием фартуке, обернулась от плиты, где перемешивала кабачковую икру:
- Алло, сын, по-моему, ты пытаешься нас унасекомить!
- Это ты где нарыла? – заинтересовался Олег.
- В интернете, - с достоинством ответила бабушка, - лучше скажи, что это за хренатистика такая, никогда не слыхала…
- Хрематистика, мать! Это термин, введенный ещё Аристотелем, - усмехнулся Олег, - он противопоставляет хрематистику экономике, потому что экономика пользуется деньгами, как средством обмена, а эта дрянь делает их самоцелью, эквивалентом власти и могущества. Это я к тому, что такого количества банок за зиму нам не съесть даже вместе с гостями. Похоже, вы просто так разогнались, что забыли пошабашить…
- Всё, всё, - сказала мама примирительно, - мы уже закончили, Олег, правда. Сейчас будем ужинать…
- Интересно, чем?!
И тут же мама показала Олегу язык, и одним шикарным движением выхватила из духовки противень с румяной, благоухающей чесноком и майораном курицей, в обрамлении яблок и маленьких, слезой сливочного масла подернутых картофелин…
После долгого похода и сытного ужина Степка очень рано начал клевать носом. Сначала он пытался сопротивляться сонной одури, но потом вдруг совсем рядом оказалась бабушка и сказала ласково:
- Ну - смысл не спать, если хочется… Просто завтра проснешься раньше, и столько всего интересного успеешь...
Это было очень разумное соображение, и Степка пошел было к себе, только по дороге опрокинул стул и чуть не приложился лбом к притолоке двери, - тогда мама, рассмеявшись, подхватила его на руки и понесла как маленького укладывать. Но Степка вовсе не возмутился, наоборот; уже лежа в постели, он приткнулся к маминому боку, и ему было уютно и тепло.
Он уже почти спал, когда мама спросила:
- Степ… ты спишь? Ты меня слышишь?..
И тут он совершенно неожиданно для себя встрепенулся:
- А я тебя во сне видел…
- Вот прямо сейчас, - улыбнулась в темноте мама.
- Нет, - сказал Степа задумчиво, где-то на грани сна и яви, - не сейчас. А когда спал, ну, после того… Только ты грустная была такая, и звала меня, а я ничего не мог сделать…
- Ох, - откликнулась мама из темноты, - стало быть, не во сне видел. Как же я боялась, Степ, знал бы ты... Знала, что все хорошо кончится, а все равно боялась…
- А откуда ты знала, что все хорошо будет? – спросонья удивился Степан.
- Ну, - сказала мама как-то неохотно, - понимаешь, когда так волнуешься за кого-то самого дорогого, начинаешь верить во всякие дурацкие приметы, просто от страха… И мне приснились собаки, понимаешь, большие такие добрые собаки, а бабушка Эта сказала – собаки к добру снятся, хоть батюшка наш, отец Алексей – помнишь его? – не любит про сны, и… да я и сама в сны не очень верю… А бабушка чуть не каждый день в церковь ходила, молилась, молебны заказывала о выздоровлении твоем, они там всем приходом молились… Ну, Господь же милостив… А ты больше ничего, никого во сне не видел?
Степка попытался сосредоточиться, но у него ничего толком не получилось.
- Не помню, - пробормотал он, окончательно засыпая.
…Ленка-Псака твердо обещала конец света – 2, 6, 8, 15, 17, 20, 21, 24, 26 и 30 августа. Особенно 17-го.
- А чего так много-то, - насупился Степка. Он терпеть не мог всяких концов света. Не то чтобы боялся – так и так пулеметная лента чисел совсем не внушала доверия, и выглядела до крайности глупо: как это – бояться столько дней, да ещё за числами следить, помереть, что ли, в самом деле, в обнимку с этим их календарем?!
Но всё-таки, всё-таки…
Люська, схватившись за щеки, опять смотрела Ленке-Псаке в рот. Ленка немного подумала, нахмурилась и заявила:
- Ну-у-у… Людей же на свете целая куча, понимаешь? Я думаю, это просто для удобства, чтобы все успели… Ну, знаешь, иногда про выставку какую-нибудь пишут – «продлевается по просьбам публики», вот и тут, наверное…
- Это кто придумал? – ещё больше нахмурился Степка.
Ленка совсем было собралась ответить, но не успела – за неё ответила мама, подошедшая неслышно за разговором:
- Русские хакеры, кто ж ещё… Давай, Степуш, домой, обедать. Чего тут глупости слушать…
На веранде сидела бабушка Эта с трагическим и опустошенным лицом. На столике перед ней стояла рюмка.
Папа выскочил из дома первым, за ним с улицы подоспели мама со Степкой. Мама тут же присела к бабушке, обняла, стала что-то тихо говорить… Папа взял рюмку и понюхал.
- Что ты нюхаешь? – тут же спросила бабушка вызывающе, - водку я пила, и что?
- Н-ну, во-первых, не водку, - ответил папа, - а валокордин. Или валерьянку… Мать, да что опять случилось?
- Я больше не могу, - сказала бабушка со вздохом, - совсем. Когда же это кончится, а?..
- Что?!
- В туалете опять течет бачок. Причем в две стороны – в унитаз, и в ведро под бачком снаружи…
- Ой, проблема. Да я сейчас посмотрю, и всё сделаю…
- …на компьютере полетел трансформатор, - не слушая, бубнила бабушка, - с пенсионной карточки сняли 8 тысяч, я позвонила, выяснилось – жильцы в прошлом году не заплатили за телефон…
- Я им морду набью! – возмутился папа.
- Кому?! – это прошлые жильцы, где ты их теперь найдешь?! А у меня опять давление… - вопреки сказанному, бабушка приосанилась, гневно блеснула глазами, и кинулась в бой: - И вообще, ты, друг мой, меня иногда поражаешь. Вот и отец твой, царствие ему небесное, тоже уверен был, что если набить лицо всем плохим людям, они немножко поплачут в уголке, и сделаются хорошими.
- Добро должно быть с кулаками! – возразил папа.
- Ага… Побить жадину – он тут же сделается щедрым. Побить вора – станет честным. Побить алкоголика – станет трезвенником… Ещё Эрнест Хэмингуэй писал, что борьба со злом ещё не делает человека поборником добра! Господи, да дашь же Ты этому моему сыну хоть чуток ума!
- Ладно, - заключил папа решительно, - по крайней мере, я опять слышу в твоем голосе родные звуки боевых труб. Ты явно взбодрилась, и… Давай-ка, я сейчас сортир посмотрю, а вы с Танькой накрывайте обедать.
…На следующее утро выяснилось, что мелкий дождик проснулся раньше них, и успел основательно нахулиганить. Он изрядно насвинячил в саду – стряхнул на дорожку лепестки флоксов, утопил в тачке неприбранный с вечера шанцевый инструмент, до нитки вымочил гамак… Но когда сели пить чай, он вкрадчиво шуршал по подоконнику кухни, царапался в окно, тихо вздыхал, клянчил булочку… Папа, выйдя после завтрака на крыльцо, долго с удовольствием смотрел на дождик, а потом процитировал хохму из интернета:
- Шаман за скверную погоду недавно в бубен получил… Степка! А пошли за грибами. Машину не станем брать, махнем пешком на аллейку за Алымовку!