С детства нас учили защищать слабых. Чувствовать себя сильным было приятно. Мысль, что если все сильные, то кто тогда слабый, в голову не приходила. Мы вообще не задавались этим вопросом. Слабая – старушка, которую надо перевести через улицу. Это даже в учебнике было. Слабый – соседский малыш. Слабый – инвалид. Женщина слабее мужчины, хотя если бы мне это кто сказал в мои четырнадцать девчоночьих лет – пасть бы порвала. Я, хоть и не спортсменка, была выше и сильнее многих своих ровесников.
Что все в этом мире неоднозначно, я узнала случайно. Это был тонкий намек намек на толстые обстоятельства, которые тогда мне еще не были очевидны. Рядом с нами жила семья, где тоже росла девочка – она училась в параллельном классе, но была намного меньше меня. И мы с ней часто вместе выбивали ковры – было тогда такое детское развлечение. На специальную перекладину вешаешь ковер и колотишь его палкой. Если зимой – расстилаешь потом на снегу, снова прохлопываешь. Тонкая наука, в общем. Потом все сворачиваешь и несешь домой. И вот мы с соседкой прохлопали наши ковры, свернули, я подхватила свой коврик и ее и понесла. Я же сильнее, меня же так учили.
Меня должны были похвалить. Но бабушка почему-то дала мне втык и сказала, что я идиотка – смотри, ты все тащишь, а она же над тобой и смеется. И велела мне думать и смотреть, кому я помогаю – и стоит ли это делать.
Я по-прежнему вставала в автобусе, завидев человека старше себя. Мне и в голову не приходило, что кому-то моя вежливость может показаться неприятной, а кто-то не преминет ею воспользоваться. Я это поняла, когда мне самой стало, скажем так, далеко за тридцать. Ну вот просто совсем далеко.
За описание этой сцены мне в свое время очень сильно попало от друзей в одной соцсети. Мол, немилосердна я к людям старшего поколения. Дама, о которой зашла речь, была вряд ли намного старше меня. А дело было в аптеке, куда я притащилась со своим синуситом. Кто болел этой дрянью, поймет, что это такое, а остальным советую как можно тщательнее оберегать себя от этой штуки. Если приблизительно описать впечатление, то это когда адски болят все зубы, но находятся они при этом на лбу. Как-то так. Просто готов лезть на стенку.
Ну вот, стало быть, я в таком вот состоянии притаскиваюсь в аптеку, потому что с доставкой лекарств у нас тогда было ну очень хреново – если и удавалось заказать, то принести могли через пару недель. При том, что аптека во дворе.
И вот захожу я в эту аптеку. Небольшая очередь, но идти куда-то еще – просто сил нет. Дама элегантного возраста – первая, за ней – парень, и по виду его кажется, что вот-вот в обморок упадет. Дальше – бледная, как смерть, девчушка лет двенадцати. Ну и я.
И вот дама начала выбирать. То ей не сяк и это не так. Минут пятнадцать донимала провизора – очередь подросла, и понятно, что не за счет бодрых и здоровых. В конце концов дама говорит – нет, я это у вас покупать не буду, пойду в другую аптеку. И что, вы думаете, она смотрела? Пищевые добавки. В эту минуту я себя почувствовала Родионом Раскольниковым – и, кажется, стоящий передо мной парень тоже, и неизвестно, что могло получиться, если бы он не был на грани обморока и если бы поблизости был топор. Я тоже не уверена, что моей вежливости бы хватило, чтобы не пристукнуть эту дурру (это я так в тот момент думала, что дело в глупости).
Я рассказала эту историю, получила шквал ругани – вот какая я сякая, плохо отношусь к слабой старушке, и неизвестно, какая я сама буду – ну вы знаете, обычная риторика. Так я сама такая и есть. Далеко не ангел, но и не исчадие ада. Просто я не понимаю, почему человек, который прекрасно видел, что за ним в очереди стоят больные люди, столько времени отнял у провизора на ерунду, ничего не купил и даже не извинился.
Вторая история была еще интереснее. Я ехала в автобусе. Ехать было далеко, но мне досталось сидячее место. И вот входит дама. Подходит и говорит – девушка, уступите мне место. С хренов веник, спрашиваю. Потому что мне сорок пять лет, ответствует дама. Я, конечно, сей же момент вскакиваю. Потому что в этот момент на меня гордыня накатила. Мне что, я постою, я сильная. Но при выходе не смогла удержаться и сунула даме в нос паспорт, где написано, что я на десять лет ее старше. И совесть меня совершенно не мучает. Напрасно я говорила себе – может, она больна, может, просто устала. Но нет. Она просто привыкла ради минутного комфорта манипулировать окружающими.
Позиция слабого – она же вообще очень выгодна. Ты можешь ничего не делать, говорить любые гадости, требовать даже то, на что не имеешь права – тебе все дадут. А если нет – окружающие будут чувствовать себя полным дерьмом, потому что они сильные и обидели слабого, ущербного, несчастного.
Не поддаваться на манипуляции очень трудно. А что окружающие подумают? А вдруг меня отвергнет моя тусовка? Ну и так далее. А знаете, как я научилась противостоять? Я внушила себе одну простую мысль – все люди равны. Нет, не одинаковы, а именно равны. Они – умные, сильные, красивые, интересные. Я их уважаю, поэтому не буду подчеркивать, что я лучше и сильнее. Я – не лучше. Я – такая же.
Я долго себя убеждала в том, что мне все равно, кто и что обо мне говорит. Это было сложно, ведь меня учили прислушиваться к чужому мнению. И то, что мое мнение столь же весомо, как и мнение других – во всяком случае в житейских делах, - стало легче в разы. Все встало на свои места. С тусовкой было то же самое. Раз все равно, что думают окружающие, то без разницы, что подумает тусня. Ну, кто-то отсеялся – так не друзья и были, получается. И уж совершенно точно отвалились те, кто пытался меня использовать в своих целях, прикрываясь своей слабостью. Такая вот аутогенная тренировка получилась – спонтанно и на собственной шкуре.
А помочь я помогу. Если человеку сметану с верхней полки в магазине не достать, а мне при моем росте без проблем – так почему и нет? И человеку с костылем место уступлю, если он едет с промежуточной станции – я-то и на ступеньках в автобусе посижу, не застрянет, а ему неудобно. И знаете что? Я скорее уступлю место, если человек об этом не просит – просто заходит и как-то пытается пристроиться самостоятельно. Да садись, дядя. Мне ж не трудно.