Она посмотрела на письмо, и я поздно понял, что мог оскорбить ее, решив, что она умела читать. Я не видел, читала она слова или просто смотрела на них. Она на чем-то сосредоточилась, на детали внизу страницы, прищурилась в тусклом свете.
- И ты решил, что нужно вызвать меня на охоту, потому что…?
- Потому что все, что я слышал, читал и испытал лично, указывает, что ты можешь найти пленницу в Феринно, - сказал я. – И потому что я думаю, что тебе нужна моя помощь. Я говорил в карете, я могу дать двести серебряных или эту же сумму моквайскими монетами, если удастся найти Тамзин Моропай, вдобавок к уже полученным тобой тридцати. И я принес все необходимое, что уместилось в сумку, которую уже должны были поделить твои товарищи, - я стал загибать пальцы. – Кукуруза, вяленое мясо, сушеная вишня, огурцы, бобы, бинты, тоник, мазь для кожи, капли от лихорадки, два одеяла, нож и котелок. И я принесу еще, Ларк. Я дам то, что нужно, с помощью следующего короля Моквайи, если поможешь найти Тамзин.
Я смогу позже уговорить ее встретиться с властями Алькоро, когда заслужу ее доверие. А пока убедительнее было помочь ее лагерю.
- Прошу, - добавил я.
Она отклонилась, глядя на меня. Я не видел выражение лица в таком свете. Я не знал, стала ли она теплее ко мне относиться. Без солнца ее бронзово-медная кожа стала черной, как ночь, словно она была из переменчивого неба.
- Нет, - сказала она.
Слово ударило по ушам.
- Что?
- Нет, - повторила она. – Спасибо за деньги и еду, но я не побегу за потерянной принцессой.
- Почему?
- Потому что я не помогаю таким, как ты.
Мой восторг ею пропал, теперь она меня злила.
- Тебе не казалось, что такие люди, как я, способны на хорошие поступки?
Она выпрямила быстро ногу и склонилась, ее лицо оказалось в тени. Я ощутил запах соли и пота.
- Тебе не казалось, что такие, как ты, сделали мой народ таким? Ты запер меня в телеге, Веран Гринбриер из Серебряных гор. Ты дал мне первую татуировку, - она задрала правый рукав и повернула руку – там был ее длинный меч, но он будто пронзал круг из шрамов. Клеймо, как на скоте. Мой желудок сжался. – А потом ты открыл телегу и выбросил меня в лагере пастухов потеть дальше без толку, и ты бросил бы меня там умирать, только бы самому быть в безопасности в замке и университете, - она указала на меня. – Ты сделал это, потому что тебе нет дела. Ты переживаешь о торговле людьми сейчас, потому что это мешает твоим играм при дворе, но тогда тебе не было дела. И из-за этого я и остальные оказались у печей для стекла, в карьерах, на пристанях и плантациях риса, и мы будем оставаться там, пока тебе удобно. Так что нет, Веран. Ты мог бы предложить мне телегу золота, но я откажусь. Я буду делать то, что делала, но меня не купишь ты или твой двор ради политики.
Я мог лишь смотреть, лишенный равновесия.
- Я… знаю, тебе было непросто, - робко начал я. – И я знаю, что такие, как я, отправили тебя туда. Но… Ларк, я слушаю сейчас. Многие сейчас слушают. Ты права, ничто не может изменить твое прошлое, но мы можем изменить будущее. Мы хотим это исправить.
Она встала с каменного трона и отвернулась, прошла к остальной одежде. Она обулась, застегнула рубаху и просунула руки в жилетку. Она взяла свой меч и широкополую шляпу с земли.
- Ларк, - сказал я. – Ты спасаешь рабов, разбивая их телеги. Но мы можем затоптать корень, остановить все телеги. Тебе не придется больше спасать детей. Разве ты не этого хочешь?
- Нет, - сказала она.
- Нет? – поразился я. – Почему?
Она завязала выцветшую бандану у подбородка.
- Потому что я не верю, что ты сделаешь то, что сказал. Снимай сапоги.
Я перестал соображать.
- Что?
- Разувайся, живо.
Я вспомнил письмо Кольма, как она лишила его обоих пар обуви. Но мои не были прочными сапогами из Алькоро с твердой подошвой, мои были мягкими, из Сильвервуда, с бахромой, как на свадебном портрете у отца. Я взял самые прочные, когда снял с себя малиновый шелк в карете.
- Я принес два мешка припасов и обещание денег, которых хватит на пятьдесят пар обуви, - зло сказал я. – Я не отдам сапоги.
- Я не прошу их отдавать. Я их забираю, - она пристегнула меч к бедру. – Снимай их.
Я уперся ногами в землю и смотрел на нее. Выражение лица не менялось, не было мягкости или сомнений. И она могла быть вооружена, но и я был с оружием – рукоять ножа Яно давила на поясницу. Она могла изображать, сколько хотела, но я не собирался уйти отсюда, бросив ее в каньоне-кладбище.
- Ты не победишь тут, - я хотел позлить ее, вызвать неуверенность. – Люди в обеих странах хотят отыскать тебя. Если я смог найти, со временем смогут и они. Ты недолго будешь королевой пустыни.
Движение было быстрым, а я отреагировал медленно. Она, не доставая меч больше, чем на пару дюймов, бросилась и ударила рукоятью по моей груди. Дыхание вылетело из моих легких, и мир накренился – я согнулся, и она зацепила мою ногу носком и толкнула в мое плечо. Я отклонился, как спиленное дерево, и рухнул на задницу на землю.
- Крыс, - сказала она.
Пес прыгнул вперед. Я вскрикнул и вскинул руки, защищаясь от его зубов. Но он не укусил, только рычал, меня окатила волна гадкого дыхания. Я охнул, снова смог дышать, и теперь ноги замерзли.
Она коротко свистнула, и пес отошел. Я поднял взгляд, она убирала мои сапоги под руку.
- Этой ночью ты спишь тут, - сказала она. – Не уходи, иначе снаряд попадет в важное место. Завтра утром я плотно тебя свяжу и отвезу в Снейктаун. Я брошу тебя в миле от города – там за мою голову готовы платить. Уверена, ты понимаешь.
Я сел ровнее, все еще хрипя, босые ноги скользили на камнях.
- Проклятье, Ларк, ты совершаешь ошибку.
- Знаешь, Веран, - она отвернулась. – Я получила от тебя все, что хотела.
Она опустила шляпу на голову.
- Идем, Крыс.
Пес подбежал к ней. Не оглядываясь, она пошла за кусты, оставив меня только с углями костра и своей глупостью.
Я все испортил.
Разведка, борьба, общение. Дипломатия. Политика. Элоиз могла делать такое в халате и тапочках. Отец делал такое каждый день. Я должен был справляться с таким, с ролью, которая была мне позволена. Своей ролью я развлекал все пять стран. «О, пусть попробует, ведь больше он ничего не может».
Я сжался на боку, закрыл рукой лицо и застонал во тьме.