Начало книги.
Жизнь пошла по армейскому распорядку. Постоянные построения и поверки. Поверка после подъёма. Поверка перед обедом. Поверка перед ужином. Вечерняя поверка перед отбоем. На завтрак, обед и ужин идём строем.
Часов у меня с собой не было, но по поверкам можно было понять, сколько времени примерно. Летом и зимой в Тикси сложно определять время по солнцу. Там солнце светило круглые сутки. Это был полярный день.
Из армейского местного фольклора:
"Что за Тикси? Словно Сочи.
Солнце светит дни и ночи"
На армейской узкой койке трудно было заснуть. Ширина койки всего семьдесят сантиметров. Длина спального места один метр девяносто сантиметров. Койка была очень короткой для моего роста в один метр девяносто пять сантиметров. Лечь на койку я мог, только поджав ноги, что тоже не способствовало нормальному сну.
Меня всегда мучил один вопрос. Нормальная длинна спального места, должна быть на десять сантиметров больше, чем рост человека, для которого она предназначена. Ширина спального места должна быть больше на десять сантиметров, чем ширина плеч человека. Зачем призывают в армию тех, кому не могут обеспечить нормальный сон и нормальную форму по размерам (естественные потребности человека)?
Стандартная армейская койка приспособлена под человека ростом меньше чем один метр восемьдесят сантиметров и шириной плеч меньше чем шестьдесят сантиметров. Остальные, а их больше половины, мучаются на этом стандартном ложе.
Это отношение к солдатам высокого роста называется – "воспитанием способности стойко выносить тяготы армейской жизни". Почему тяготы не распределяются равномерно? Почему такая дискриминация по росту?
Единственная объявленная привилегия для высоких солдат - двойная норма питания. Но это никогда не выполнялось в нашей части. Когда я спросил сержанта об этом. Он мне ответил:
- Можешь брать ячневую кашу хоть тройную норму.
На окнах не было плотных занавесок или других светозащитных приспособлений. Солнце летом светило во всю в часы сна. Солнце там поднимается не высоко над горизонтом. Так же как рано утром или поздно вечером в остальной части страны. Прямые лучи солнца там освещают помещения круглые сутки. Во время полярного дня солнце в "ночные" часы лишь частично скрывается за горизонтом.
Прозвучала команда "отбой". Солдаты легли спать, а солнце светит прямо в лицо. Мы только прилетели и не подстроились к сдвигу по времени на шесть часов раньше, чем по Москве. В Тикси было 22:00 в Москве 16:00. Это тоже мешало нам спать. Почему нельзя было повесить на окна хотя бы светомаскировочную бумагу?
На следующий день после нашего приезда, прямо с утра небо стало свинцовым. Пошёл дождь со снегом. Температура упала до пяти градусов тепла.
Физзарядка была отменена по погоде. Вместо физкультуры мы стелили и перестилали постели. Спальное место должно выглядеть ровным как доска. Подушка должна походить на силикатный строительный блок. Сами кровати, одеяла и подушки должны быть выровнены по нитке.
После приведения постелей в армейский порядок была проверка внешнего вида. За тем, мы пошли на завтрак. Мы по команде надели свои новенькие шинели. В шинелях и пилотках мы выглядели комично.
Толстый старший прапорщик, встречавший нас накануне в аэропорту, догнал нашу колонну на нашем ротном ГАЗ-66. Ехал параллельно с нашей колонной и командовал нами из кабины. Мы отрабатывали строевой шаг при движении колонной.
Позавтракали. Обратно в здание клуба возвращались спокойнее.
Шинели были как раз для такой северной летней погоды. Из головных уборов у нас были только пилотки. Шапок меховых ещё нам не выдали. Вот так в этой одежде мы отрабатывали строевую подготовку на плацу.
Под постоянно принимавшимся дождём со снегом и на ледяном ветру, мы занимались шагистикой. Сержанты были в специальных пошивах (ватных зимних куртках с капюшонами) и в меховых шапках.
Пилотки постоянно срывало ветром с наших лысых голов. Строй сбивался солдатами, ловящими свои пилотки. Мы продрогли, но занятия кончались, когда уже замёрзли сержанты.
Мне не понятны строевые занятия. Кроме выработки у солдат подчиняться командам командиров и традиций, строевые занятия бессмысленны. Для современной войны хождение плотным строем вредно. Плотный строй создаёт групповую цель на поле боя и повышает уровень потерь. Плотный строй это отличная мишень.
Приятно видеть развод караула у Кремля, торжественное построение при встрече высокопоставленного иностранного гостя страны или парад на праздник, но есть в этом, что-то от балета.
Например, в кремлевский полк призывают солдат одного роста с одними размерами одежды и обуви. Это все для того, чтобы они так красиво синхронно ходили. Я это знал уже тогда. Там служил муж подруги моей мамы, и я до армии общался с их сыном.
Кроме того в кремлёвский полк берут с идеальным здоровьем и из полных семей с доходом выше среднего уровня по стране. Конечно, я не подходил под эти параметры ни по росту, ни по здоровью, ни по семье, ни по доходам.
Мы этот полк с ребятами, тогда во время службы, называли кремлевский военный балет. Для боевых действий этот балет не нужен. Такая шагистика работает на пропаганду, а не на решение конкретных боевых задач.
В реальных армейских подразделениях солдаты разного роста, традиций ходьбы. В общем, в строю все должны идти со скоростью самого медленного солдата, с самым коротким шагом. Если так не поступить, то все коротышки будут отставать
Об этом я рассказал ребятам из нашего призыва, но этот разговор случайно слышал сержант из части. Видимо он доложил об моих словах замполиту. Сначала это восприняли как обычный трёп солдат. Потом, этот факт тоже лёг в основание легенды обо мне, сочиненной моими командирами.
Высокому молодому парню, как я, трудно подстроиться под коротышек. Когда ты молод и полон сил - ты не ходишь, а пилотируешь свой мозг. Тело, как бы работает само по себе. Тело легко переносит мозг с максимально возможной для молодых ног скоростью в нужное место.
В строю нужно постоянно контролировать мозгом замедленный темп, под провинциалов и укороченный шаг под коротышек. Такая ходьба - это пытка для молодого столичного парня. Вместо пилотирования мозга нужен непрерывный контроль мозгом каждого своего шага при ходьбе строем. Каждое прохождение строем это огромная работа мозга по контролю каждого шага.
У нашей московской школы на асфальте была разлинована специальная разметка, для отработки строевого шага. В части даже асфальтовой площадки не было. Так, что негде было отрабатывать строевой шаг. На слегка разровненном гравийном плацу всё получалось не очень хорошо.
Кроме этого необходимо сильно топать по бетонным плитам и гравию, чтобы наше синхронное прохождение и четкий шаг были слышны офицерам и прапорщикам. Старший прапорщик Кадралин говорил, командуя нами из кабины ротной машины ГАЗ-66:
- Вы должны проходить строем так, чтобы в посёлке это ощущалось, как маленькое землетрясение. Вон там в этом доме на третьем этаже спят мои дети. Им пора в школу и они должны проснуться от вашего чеканного шага. Если они проспят школу, вы все будите наказаны.
Так мы проходили, сильно топая, каждый раз утром на завтрак. Хотя был июнь, и все дети давно были на каникулах. Мы тихонько хихикали над его тупыми шутками, но возражать ему никто не пытался.
Кадралин всегда старался сопровождать молодое пополнение или роту целиком в столовую на ротном грузовике ГАЗ-66. Вёл грузовик он лично сам. Мне было удивительно, как его полная фигура помещается на месте водителя в маленькой кабине этой машины.
После очередных занятий на плацу под дождем и снегом нас всех усадили в зале клуба. Наиболее пронырливые уселись у тёплых труб отопления. Сидевшие у труб отопления стали тут же засыпать.
Пришел замполит - капитан Зевакин. Он начал с нами знакомится. Называл по фамилиям. Мы вставали и говорили «Я», потом садились. Заснувших ребят около труб отопления, будили локтями. Они вскакивали с заспанными лицами. Особенно было это смешно видеть со стороны. Одним из них был Роман Грачев. Его лицо выражало все гигантские усилия, которые он прилагал в борьбе со сном. Его тягучий голос стал ещё более тягучим от полусонного состояния.
Замполит зачитал статистику по нашему призыву. Сколько из нас студентов ВУЗов, сколько выпускников техникумов. Все в нашем призыве были с образованием выше среднего.
Замполит нас заочно знакомил с составом нашей роты. Он пояснил, что в нашей части есть люди с разным уровнем образования, в том числе без образования, то есть неграмотные. Я на это тогда не особо обратил внимание, но потом столкнулся с такими сослуживцами.
В роте уже были солдаты двух призывов. Старший призыв осени 1986 года в основном из города Тольятти. Они должны были увольняться ближайшей осенью. Младший призыв осени 1987. прибывший из Средней Азии и Якутии. С ними нам предстояло прослужить полтора года.
Рассказал замполит, что наша рота многонациональная и есть люди пришедшие служить из очень отдалённых уголков нашей Родины. И стал зачитывать, сколько человек, какой национальности в нашей части. Столько армян, столько узбеков, столько таджиков, столько якутов, столько туркмен, столько русских, столько украинцев, один чеченец и закончил фразу словами «… и даже один еврей».
Кто-то нервно захихикал в зале. Судя по голосу, это был Валюха Каменский. Тут Саша Одессер вскочил и обиженно выкрикнул: « Да я еврей! И этим горжусь!»
Ребята залились смехом ещё больше. Но психологическое напряжение дня у ребят снялось. Это всё было по-доброму. И Саша зря на нас обижался. Просто, резкие перемены в нашей жизни очень жестко надавили на нашу психику. И это произошло за крайние пару дней. Ребята стали выкрикивать: «– Саша успокойся и садись», «– Саша гордись на здоровье».
В субботу первый для нас день помывки в бане после завтрака наш призыв повели на медицинский осмотр в госпиталь гарнизона. Нашей группой руководил сержант, а вместе с ним шёл фельдшер Поляков в звании прапорщика. Нас осмотрели все врачи госпиталя и всем сделали флюорографию. Во время осмотра нам завели медицинские книжки, которые Поляков изъял у нас после осмотра.
Всё прошло нормально. Кроме одного эпизода. Близнюк из команды харьковчан, повёл себя не солидно. Он в госпитале съехал по перилам лестницы. Прапорщик на него так странно и зло посмотрел. На его лице читалась фраза: «Что, детство играет в одном месте?» Поляков ничего не сказал, но всем было понятно, что он возмущен.
Поскольку наша рота была нестроевая, весь наш призыв состоял из парней с проблемами со здоровьем. Пять человек из призыва были с нарушением кровообращения головного мозга. Они не могли долго стоять по стойке смирно. Был большой риск, что упадут в обморок. Один парень был с близорукостью -3 на оба глаза. Ещё один парень имел язву желудка. У нашего будущего комсорга не было двух фаланг на указательном пальце правой руки. У меня было повышенное артериальное давление. У Близнюка были осложнения после минингита.
Целых четырнадцать дней карантина у нас продолжались занятия строевой подготовкой и по уставам. Занятия по уставам приходил проводить замполит. Мы начали учить слова армейской присяги на верность Родине. На строевых занятиях мы тренировали выход из строя и возвращения в строй во время церемонии принятия присяги.
Еще во время карантина я наблюдал необычное общение солдат гарнизона между собой. Если кто-то видел грустного знакомого, то мог весело крикнуть ему "– Вешайся". Тот выходил из депрессивного настроения и отвечал "– Сам вешайся". Для депрессии там было полно поводов от погоды до решения задач поставленных жизнью, сослуживцами и начальством.
Таким необычным способом парни поддерживали друг друга. Но это я понял только спустя какое-то время, а тогда мне это показалось странным. Неприятно впервые услышать такое в отношении себя.
Суицид с моей точки зрения не выход и не решение проблемы. Призыв к суициду – это вообще для меня было что-то из ряда вон выходящее. Но некоторым людям нужна психологическая встряска, которая приводит мысли в порядок. Такой призыв и создаёт такую встряску.
Я не курю и тогда не курил. Тем, кто курил было сложнее. Траты на самые дешевые папиросы были по 7 копеек за пачку. Паршивые, вонючие папиросы "Балтийские" сильно давили на бюджет солдата. Сигарет нам ни когда не выдавали. Все курильщики приобретали их сами.
Во время карантина, выбирался один из курильщиков, которому сбрасывались деньгами любители подымить. Этот делегат в сопровождении одного из сержантов шёл в самоволку в магазин за куревом.
Через год все курящие солдаты остались без передних зубов. От передних зубов курильщиков остались жёлтые осколки с корнями. Эмаль зубов разрушалась на грани тепла и холода. Зимой, при курении на улице, перепад температуры на поверхности эмали зубов у курящих достигал 85 градусов.
В один из карантинных дней, уже после ужина нас послали на ликвидацию разлива нефтепродуктов на дизельной электростанции. При проверке выяснилось, что в кювете у дороги около ДЭС выступила вода с нефтепродуктами. Под тонким слоем гравия был лёд. Мы просто это место забросали гравием. Тогда не было специальных адсорбентов для сбора нефтепродуктов. Что мы могли сделать с одними лопатами?
Вечерами мы даже пытались скрасить свой досуг. Не помню, с кем мы тогда даже пели песни перед отбоем. На той маленькой сцене в фойе клуба перед сержантами и нашим призывом.
Сначала я начал петь, меняя свой подворотничок. Один из наших парней Очкарик подхватил песню, а потом и ещё другой.
- Чего вы там под нос себе поёте? Идите на сцену. - сказал сержант.
Мы и вышли. Спели, а капелла душевно. Сержантам и ребятам из нашего призыва очень понравилось наше проникновенное исполнение песни:
На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.
По танку вдарила болванка,
Прощай родимый экипаж,
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.
Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется, ребята,
И вылезать уж мочи нет.
Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын Ваш больше не вернется
И не приедет погостить.
В углу заплачет мать-старушка
Смахнет слезу старик отец,
И молодая не узнает,
Какой танкиста был конец.
И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг,
В военной форме, при погонах,
И ей он больше не жених.
Один из моих сослуживцев записал слова песни в свой блокнот для будущего дембельского альбома.
Об этой песне сержант тоже доложил замполиту. Это моё исполнение стало уже третьим событием, лёгшим в основу подозрений моих командиров.
Тогда они только наблюдали за нами, но не делали выводов. Потом из этого невинного события, с добавлением других моих поступков и обстоятельств, были сделаны весьма специфические выводы.
Продолжение следует.
Поставить лайк, подписаться или оставить комментарий - дело добровольное.
Оглавление