Колокольчик над дверью звякнул. Человек в строгом отутюженном костюме поднялся из-за стола и шагнул навстречу посетителям.
– Добро пожаловать в наше турагентство, – широко улыбнулся, сделал приглашающий жест. – Я старший менеджер. А вы, наверное, Антонина и Константин? Очень приятно, присаживайтесь.
Он галантно придвинул девушке кресло и подождал, пока они сядут, прежде чем возвращаться за стол. С удовольствием отметил, что клиенты примерно одного роста и комплекции, и поэтому почти не нарушают общую симметрию кабинета.
– Как я и говорил по телефону, вы пришли по адресу. У нас лучшие туры в городе: профессиональные гиды расскажут вам о самых интересных уголках, с ними вы не упустите ни одной детали…
Пока он говорил, клиенты с интересом разглядывали красочные постеры с пейзажами на стенах. Пышная девушка с гривой роскошных чёрных волос и крепыш с абстрактными татуировками на руках. Молодые ребята, лет по двадцать пять, на туристов не тянут. Хотят заказать водную прогулку в честь окончания альма матер? Или отметить чей-то день рождения?
– Послушайте, – Антонина поправила очки. – у нас скоро свадьба, и свадебное путешествие уже оплачено нашими родителями, ну, понимаете, не обижать же пожилых людей, и…
– Мы хотим к особняку, – прервал её излияния Константин. Он явно не любил тратить слова зря. – Я звонил, мне по телефону сказали, что есть места на пятнадцатое число.
Улыбка менеджера пропала, рыбьи глаза внимательно изучали посетителей.
– Желание клиентов для нас закон, но должен предупредить…
– Мы в курсе, – брюнетка наклонилась вперёд. – Потому-то и выбрали именно этот тур. Обожаю мистику!
– Что ж, – менеджер поправил единственную фотографию на пустом столе. В серебряной рамке симпатичная блондинка распахивала объятия снегопаду, – Желание клиента… Но прежде, чем вы примете окончательное решение, прошу вас выслушать одну историю. Согласно нашему внутреннему распорядку я обязан рассказывать её каждому клиенту, желающему заказать этот тур.
Менеджер выдвинул ящик стола и положил на чистую, без единой пылинки, столешницу, коричневую тетрадь. В таких тетрадях можно менять бумажные блоки, а в этой, судя по толщине, таких блоков одновременно было штуки три. Длинные холёные пальцы аккуратно нащупали закладку, открывая тетрадь примерно на середине.
***
Пароход гудит на прощание и неспешно отваливает от причала. Утром «Речной ИзвозчикЪ» – ну что за претенциозное название! – вернётся забрать нас, а до тех пор Старый остров наш.
Каменная пристань заросла мхом и частично обвалилась, серые доски закрывают многочисленные прорехи. Перебираться по ним несложно, но волнительно – настил скрипит, прогибается, грозит искупать в холодной речной воде. За причалом начинается брусчатка. Выщербленная как зубы старого боксёра, она тянется вверх по склону, мимо чахлых пыльных кустиков и редких деревьев, петляет, юлит, и в конце концов выводит к бывшему особняку фон Карштайна.
Я подхватываю сумку и карабкаюсь наверх. Подъём круче, чем казалось. Я пыхчу и ругаюсь сквозь зубы, рубашка липнет к спине. С каждым шагом сумка становится всё тяжелее, прохладный воздух закипает в лёгких; смотреть наверх нет ни малейшего желания. А смотреть надо – нельзя дать им понять, что мне тяжело. Только не сегодня.
Город по обеим сторонам реки предпочитает не замечать этот дом. Трёхэтажное здание сложной формы с башенками, фронтонами и высокими мансардами, надменно взирает на соседей с других берегов. Последний граф фон Карштайн в молодости был записной остряк, гуляка и бретёр, любимец высшего света. Он сильно изменился, когда вернулся из кругосветного путешествия. Отгородился ото всех, заперся в особняке и занялся оккультными изысканиями. Он обожал физиологические опыты, писал мистические труды в области некромантии; горожане предпочитали не гулять по набережным после наступления темноты, в полнолуние рыбаки видели в воде странные длинные тени. Потом графа нашли в кабинете на третьем этаже, его лёгкие были заполнены водой. Расследование ни к чему не привело, и с тех пор, вот уже лет сто, особняк пустует. Формально в нём то ли отель, то ли музей, но никто почему-то не спешит занимать дорогую собственность. Редкие туристы и охотники за сверхъестественным неизменно стараются убраться до заката.
Фууух, вот и ворота. Лёгким шагом - лишь бы сердце из груди не выпрыгнуло! – иду вперёд. Улыбаюсь изо всех сил.
Наташа так радовалась, когда я нашёл этот тур. Говорила, что предсвадебное путешествие самое важное в жизни женщины. Потому что после свадьбы придётся ехать на курорт, и не отвертишься – муж и родственники заставят. Но вот перед свадьбой женщина сама себе хозяйка. Я тогда сразу понял: этот шанс никак нельзя упускать.
– Эй, моряк, ты слишком долго плавал, и тебя шатает! – Наташа заливисто хохочет. Ветер облепляет платьем её ноги. Синяя лента в пшеничных волосах плещется на ветру словно флаг французских королей. Чугунные наяды кланяются моей единственной с решётки ворот.
– Лёх, тебе срочно нужна деревянная нога и попугай! – вторит ей Володя.
Жених, чтоб его.
– Арррр, сухопутные крысы! – рычу и скалюсь в ответ.
Вокруг особняка – парк. Ветер плутает в чёрных стволах, закрученных как волосы Горгоны, – никогда не видел таких сосен – и воет, ярится так, что кажется будто облака летят именно от того, что деревья качаются. Длинные сивые тучи несутся на бреющем от одного берега к другому.
Точно также они летели и над тем кафе год назад. Я думал, получится ужасно романтично: признание на фоне бушующей стихи. Не какая-то банальщина с розами и закатом, а что-то оригинальное, что запомнится Наташе на всю жизнь, что-то, о чём мы с ней будем рассказывать нашим внукам.
Я догоняю парочку у самого входа. Перед массивными створками тёмного дерева огромная плакучая ива свешивает ветви над одинокой лавочкой и фонтаном в виде тритона. По обветренным камням карабкается плющ, по бокам двери – цветные витражи; на витражах кракены топят корабли, и гигантские морские змеи пожирают матросов.
– Здрасьте! Эй, хозяева! Есть кто? – Володя колотит в дверь.
Он вечно впереди всех, самоуверенный и наглый тип. Я всегда и во всём поддерживал мою любимую, но когда она собралась замуж за это существо... До сих пор не понимаю, почему он ей так нравится. Может быть, дело в безапелляционности и склонности к амикошонству?
Не дожидаясь ответа, Вова входит внутрь. Чистой воды цапель – худой как жердь, колени задирает, глазом своим птичьим за очкам подмигивает. Ловил бы лягушек – цены бы ему не было.
– Наташ, – говорю негромко, но веско – постой. Поговорить бы.
Она треплет меня по плечу, и я обмякаю, моя решимость тает. Её прикосновения – лучшее, что было в моей жизни. Точно также она трепала меня по плечу на той открытой площадке ресторана, когда моё сто раз отрепетированное признание так и не вышло наружу. Я поперхнулся вином, запачкал рубашку, и весь момент оказался безнадёжно испорчен. Пришлось придумывать глупые отговорки, превращать самое важное свидание моей жизни в буффонаду.
– Лёш, погоди, сейчас до номеров доберёмся, обязательно поговорим. Да не сутулься ты, чего как маленький! Ты же пират! Арррр!
Она заливисто смеётся и впархивает внутрь.
Вечно она так, но я не могу злиться, слишком люблю её смех. И волосы. И эту танцующую походку. Я поднимаю сумки и вхожу. Скорей бы уже заселиться и поговорить с ней!
Сквозняк подвывает в просторном пустом холле. Меж тяжеловесных столбов в пластмассе «под каштан» прячутся кожаные кресла, и диваны, стыдливо маскируя возраст за стеклянными столиками с искусственными цветами в хрустальных вазах. На полу чёрно-белые узоры из мелкой плитки. Два комплекта длинных ключей с витыми бородками лежат посередине длинной стойки ресепшена.
– Здрасьте! – наташин голос тонет в коричневом кожзаме и шоколадном пластике. Рикошетит от хрустальных рёбер и затихает. Словно испугался.
– Как говорил папа Юлий Второй художнику Микеланджело, потолок покрасьте, - “юморит” Володя.
Не может не повыпендриваться, петросян недоделанный.
Он подходит к стойке и заглядывает за неё.
– Что ж, могу констатировать только наличие отсутствия здесь жизни. Блин, могли бы хоть звонок какой приделать, что ли, – бурчит так, словно разговаривает не ртом, а филейной частью. – Что ж, невеста, оставляю вас заботам верного Санчо Пансы, а сам отбываю на поиски хоть кого-нибудь.
Цапель быстро скрывается за колоннами. Мы с Наташей наедине. Сейчас самое время!
Синяя лента в её волосах – бабушкин талисман на удачу – сбилась и легко касается груди. Чувствую, как жар приливает к щекам: сколько раз ночами я воображал, как распускаю ленту и зарываюсь носом в рыжие волосы, а руками...
Ты любишь её больше жизни, всё что нужно – просто сказать, и всё будет хорошо. Ну же, Лёша!
– Лёш? Ты чего? Случилось что?
Она смотрит на меня, выжидающе и доверчиво. Не ждёт от меня никакого подвоха. Ещё бы, я же её лучший друг, самая мягкая жилетка на протяжении многих лет. Я должен, обязан, не имею права не сказать. Это то, ради чего мы здесь. В этот раз я смогу, и никакое вино меня не остановит! И если не сейчас, то когда? Давай, не тормози уже! Откашливаюсь. В горле как самум прошёл – всё сухо; слова не желают выкапываться из-под барханов.
– Наташ… Я давно хотел тебе сказать, кхм, – мнусь и нервничаю, а ведь репетировал! – В общем, нам надо…
– Моя принцесса, тут никого нет! Вообще!
Клятый птиц появляется откуда-то слева. Хренов партизан. Я оборачиваюсь к нему и замираю: все грани колонн, обращённые к стойке, покрашены в ярко-алый.
– В общем, так! – Володя, как всегда, уже всё решил и ничьё чужое мнение его не интересует. – Хватаем вещи и по номерам. Нам с невестой надо многое обсудить.
Он изображает пальцами кавычки, пошло ухмыляясь. Тоже мне, казанова провинциального разлива. С претензией на галантность, он обнимает Наташу, увлекая её за колонны. Наташа хихикает, но ей противно – я уверен! – не может такое быть приятным.
– Конечно, ребят! Отдыхайте! – улыбаться. Главное заставлять себя улыбаться.
Улыбаться.
Поднимаю сумку и поднимаюсь по бессмысленной лестнице в длинный коридор на втором этаже. Красные полосы бегут по бокам зелёного ковра. Густой ворс глотает мои ноги и звук шагов. Сумка оттягивает руки.
Не получилось. Не сложилось. Опять не смог. Снова.
С Наташей мы дружим целую вечность. За столько лет мы бы могли пожениться, завести детей и развестись. Или объехать весь мир, или поучаствовать в подводной одиссее Кусто, или слетать на Марс. Мы вдвоём столько бы могли… Или я мог бы убить её. И сесть. Сейчас бы уже вышел.
Тихий шёпот в голове. Слова шелестят как маслянистые волны о гнилые кости старого пирса. Под тёмной водой расплывчатые белые пятна. Лица, опухшие, шевелят бледными губами, разве не должно быть пузырей – удивляюсь. Нет, не должно, отвечают, мы же мертвы. Слушай нас, мы точно знаем, всё тебе расскажем, и про Наташу твою, и почему она выбрала его, а не тебя, и что ты можешь сделать с ними обоими… слушай… Отвалите! Ничего ни с кем я делать не буду!
Тру глаза руками, щиплю ухо. Помогает. Наваждение пропадает, как сквозь туман проступают чёрные цифры на красной двери. 24. Мой номер.
В спальне за ноги кусает холодный сквозняк. Сразу за дверью – здоровенный аквариум, полный пыли и печали. Остальную комнату делят огромная двуспальная кровать с резными столбиками по углам и сложносочинённый шкаф. Телевизор тоже есть – старый, с пыльным пузом и огромным пультом на проводе. Кровать – аэродром. Бескрайний как северная тундра. По пути к распахнутому окну я неловко цепляюсь локтем за шкаф и аварийно приземляюсь на белое. Вечная мерзлота жёсткая.
Кое-как включаю телевизор – кнопки сопротивляются, а провод не гнётся. Сквозь помехи пробиваются странные кадры. В мутно-зелёной воде медленно, как крадущаяся акула, дрейфует подводная лодка. Больше не происходит ничего. Иногда лодка меняет курс, вода меняет цвет, время от времени сверху пробиваются лучи света. Слежу за ними пока не становлюсь подводной лодкой. Я погружаюсь всё глубже и глубже, в темноту, в бездну, навстречу знакомому шёпоту. Я иду на шёпот, этот странный сладкий шёпот, переборки скрипят, они не рассчитаны на такое давление, дышать нечем, но я иду и иду, потому что знаю: меня ждут. Шёпот обещает забвение, сулит удовольствия и исполнение желаний. Окровавленные цепи, раскрытые рты с искромсанными губами… Это не мои желания, не мои, не мои, не мои! Я выгребаю вверх, прочь отсюда, прочь!
Открываю глаза. Трещины на потолке сплетаются в странный узор. Отрываю отяжелевшую голову от подушки – в ушах шумит.
В аквариуме прямо напротив двери копошатся фиолетовые и красно-жёлтые существа. Фиолетовые как амёбы, не спеша ползают по дну, плавно перетекают из одной формы в другую. Красные похожи на богомолов – быстрые, резкие, двигаются отрывисто – у них по четыре треугольных ноги и вытянутые тела с переливающейся окраской. Размером с две ладони.
Что за омерзительная дрянь!
Выскакиваю из номера, хлопаю дверью. Коридор встречает прохладным воздухом с лёгким ароматом моря. Вдоль стен каменные кадки с разлапистыми растениями. Фикусы?
Строгий геометрический узор из чёрной и белой плитки на полу успокаивает. Я делаю пару глубоких вдохов и иду налево, к большому окну. Оно выходит во внутренний двор. За стеклом в сине-зелёном мареве колышутся длинные водоросли, они тянутся наверх, к бирюзе наверху, навстречу солнечным лучам. Ниже, на дне среди разноцветных кораллов шустрят рыбки всевозможных цветов и форм. Я встряхиваю головой. И просыпаюсь снова.
– Лёш, ты как?
Встревоженные глаза Наташи как омуты, я хочу быть тем чёртом, который там водится. Коленям холодно, особенно левому. По небу несутся тучи, поднимаюсь на ноги, отряхиваю штаны. Мы на веранде кафе, перед нами только река и тучи в небе. Отмахиваюсь от официанта, возвращаюсь за столик.
– Всё в порядке, Наташ, ничего страшного.
На моей белоснежной рубашке рубиновое пятно. Признание испорчено. Нужно придумать шутку или что-то вроде того, замять ситуацию. Но я не знаю – как. Ничего не лезет в голову, там всё занято руинами надежд и воздушных замков.
– Прости, я не хотела… Просто… Ты стоял на колене и мне захотелось отсалютовать… А бокал выскользнул, и… Прости...
Она тянет ко мне руку с платком, но я вежливо отодвигаюсь. Дистанция – это важно.
– Всё в порядке, Наташ. Правда.
– А мне так не показалось. Ты вдруг замер как статуя, и я подумала, а может быть, ты просто трус?
– Ч-что? – не верю, моя Наташенька никогда бы такого не сказала.
– Назначил свидание, явно хотел признаться, но испугался и вместо этого устроил дурацкий спектакль. А сейчас ты лихорадочно придумываешь, как бы побыстрее это всё закруглить, чтобы убежать домой – плакать и стирать рубашку?
– Наташ, ты всё не так поняла…
– Не так поняла? – она наклоняется ко мне через столик, её декольте оказывается так близко, что мне стоит огромного труда перевести глаза на её всегдашнюю синюю ленту в волосах. – А мне кажется, это ты что-то не понял. Я так давно мечтаю о тебе, мне снятся сны, в которых ты связываешь меня, а потом берёшь кнут с шипами и нож…
Я отшатываюсь.
– Наташ…
– Этим ножом ты плавно проводишь по моей щеке и спускаешь лезвие ниже, усиливаешь нажим, так, что сначала появляется только капля, но постепенно капель становится больше…
Я вскакиваю и замираю. Одновременно я хочу и броситься на неё, и убежать как можно дальше и как можно быстрее. Воздух! Мне нужен воздух! Я хватаю ворот и рву его.
– Лёшенька, ну что же ты, – воркует Наташа. Она медленно приближается. Её движение плавны словно под водой. – Почему ты постоянно заставляешь меня ждать, почему ни разу не сделал шаг навстречу, вынуждаешь меня находить парней, максимально похожих на тебя? Это такая игра, да? Ты хочешь заставить меня страдать именно так? Или, может, тебе нравиться смотреть? Тогда мы с Вовой можем устроить шоу для тебя, чтобы ты наконец захотел присоединиться….
– Нет, это не ты! Я никогда ничего такого не хотел!
Я сжимаю кулаки и отворачиваюсь. Это морок, нельзя ему поддаваться!
Под верандой смутно знакомый двор. Плакучая ива свесила серебряные ветви над скамейкой, дорожки с изящным узором и небольшой фонтанчик в виде тритона. Туман постепенно сгущается, пожирая и тритона, и веранду кафе. В белёсо-голубоватой хмари стремительно мечутся тени. Я смотрю не отрываясь, откуда-то знаю: отвернусь – бросятся и сожрут. Хищные пасти, огромные гибкие тела, острые зубы и жажда крови. Они такие изящные, такие красивые, их нагота скрыта прекрасной чешуёй с идеальным геометрическим чёрно-белым узором. Мой приторный ужас перетекает в восхищение и восторг. Когда одно из них бросается на меня, я готов закричать от радости.
Оказалось, это совсем не больно когда тебя едят.
– Мы ждали тебя…
Я плыву в багровой тьме, моё гибкое тело извивается, я режу воду плавниками, а на моих треугольных зубах тает медный привкус.
– Кто я?
Они смеются, голоса из темноты.
– Правильный вопрос: кто мы. Мы – те, кто жили здесь изначально, те, кому приносят жертвы. Мы те, кто одаривает и наказывает. У нас для тебя дар, самый ценный, какой только может быть дан человеку.
– Мне не нужны подарки!
Я говорю то, что должен был бы сказать, и сам слышу, как фальшиво это звучит. Они смеются, их силуэты парят на периферии зрения, но даже контуров хватает, чтобы моё сознание протестовало.
– Хватит трусить и прятаться под камнями! Взгляни правде в глаза! Наташа всегда использовала тебя. Вспомни, как она рассказывала тебе о каждом своём новом ухажёре, хотя видела, как тебе больно. Думаешь там, в кафе, всё вышло и правда случайно? Смешно! Она хотела унизить тебя, посмеяться, растоптать! Твоя любовь для неё – смешная игрушка, хочешь выкинь, хочешь сломай. Ты всю жизнь пресмыкался перед ней, так прекрати уже! Не прячь свой гнев, ты имеешь на него право, твои желания – закон!
Я вижу: Наташа, обнажённая, прикована цепями к кирпичной стене. Крюки пробивают её плоть в тех местах, которых я так хотел коснуться. Она кричит от боли и страха. Наконец-то, я получу её, я так долго этого ждал…
– Ты врёшь! Я люблю её и хочу ей счастья! – кричу я в пустоту. – Только счастья, слышишь ты, образина ползучая!
Я вспоминаю, как Наташа улыбается, немного наклонив голову к левому плечу и становится от этого похожа на застенчивого ангела; как она теребит свою голубую ленту в задумчивости; как распахивает руки и кружится в неверном свете уличных фонарей, ловя на язык первые снежинки. Даже если она никогда не будет моей – а такого просто не может произойти! – всё равно, я не предам наше прекрасное чувство.
Похоже, им весело там, в темноте.
– Тебе пора, ромео. Не забудь поделиться.
Отрываю глаза, моргаю, тру глаза – всё кругом плывёт, словно я только что вылез из бассейна. В ушах затихает смех. Босые ноги колет ворс ковра, а пальцы режет… Что это? Похоже на чей-то позвоночник. Недлинный, сантиметров тридцать, отполированные позвонки покрыты странными символами. Взвешиваю его в руке и чувствую силу, сокрытую в кости. Злую, кипящую, жаждущую броситься и разорвать.
Я иду по коридору, иногда стены становятся багровой тьмой. Когда поднимается вода, плыву быстро и неслышно. Острые плавники и зубы, гибкое тело скользит меж камней, и даже водоросли отклоняются в страхе.
Дверь передо мной как скала, под которой живёт мурена. За ней приглушённые голоса.
– Ну и что нам теперь делать?! Куда ты нас притащила?! – голос женишка взлетает до фальцета. – Видела ту штуку в окне? Видела?!
– Ты же сам хотел! Говорил, “отличный вояж получится” – Наташа злится, но передразнивать у неё всё равно получается неплохо. Наверняка у неё сейчас покраснели уши, это так мило. – А теперь на Лёшу всё валишь! Он там один, между прочим!
– Опять ты с этим дебилом лезешь! Нам надо свалить отсюда, а не воздыхателей твоих спасать. Если ты не заметила, принцесса, дверь заперта, телефоны отключились, а за окном шатается какая-то дрянь!
– Он мой друг! – голос Наташи звучит неуверенно. – Он так старался, чтобы организовать этот тур, а ты и пальцем не пошевелил.
– Да пофиг, – кряхтит Володя. Дверь трясётся от удара чем-то тяжёлым. – Твою ж! А ну-ка, ещё раз…
Я вхожу.
– О, явился не запылился, – усмехается Володя. На нём вытянутая футболка с Grateful Dead и семейные трусы, в руках тяжёлый старинный стул. – Скажи, кроули, ты куда нас завёл, а? И с какого перепоя ты голый?
– Вова, не надо! – Наташа хватает женишка за руку. На ней только ночнушка и синяя лента в волосах. Моя любимая смотрит огромными глазами, никогда раньше так не смотрела. В них плавает страх. Я любуюсь и никак налюбоваться не могу.
– Наташа, я люблю тебя. Пойдём со мной.
Слова легко выскакивают наружу, без всякой подготовки и репетиций. И мне самому легко-легко, я как перо в ангельских крыльях. Сейчас Наташа немного придёт в себя – ещё бы: она же годами ждала моего признания – и бросится мне в объятия и мы уйдём отсюда, начнём новую жизнь.
– Лёша, успокойся, – её голос звучит мягко, так, будто она говорит с большой собакой. Может быть, она просто не поняла? – Лёша, почему ты голый? Откуда у тебя ружьё? Лёш, я не знаю, что тут творится, но в этом доме что-то есть, ты что-то видел, да? Но теперь мы вместе, всё будет хорошо, только положи ружьё, слышишь?
Не ответила. Наташа мне не ответила.
Я медленно обвожу взглядом комнату. Такая же как моя. Только аквариум разбит и тварюшки ползают по полу. Люстра под потолком светит тусклым жёлтым светом. В окна бьётся ливень, над рекой играют зарницы. Кажется, мне снилось что-то странное. Я могу выйти за дверь, и утром проснусь как ни в чём не бывало. И мы вместе отправимся обратно на том дурацком пароходике. На их свадьбе я нажрусь впервые в жизни. Наташа будет счастлива – я же только этого и хотел, этого и ничего больше – и будет звонить среди ночи, чтобы поплакаться. А я, сидя в пустой одинокой ванной, буду крутить в пальцах бритву и думать, что я тут делаю.
И правда, что я тут делаю?
Вова отстраняет Наташу, заслоняет её прекрасное тело своей мерзкой тушей.
Успеваю заметить, как Наташа раз за разом протягивает ленту меж пальцев. Это ей бабушка говорила, что если быстро провести ленту между всеми пальцами сначала левой, потом правой, и тогда беда пройдёт мимо. Получается, это я – беда? И это мне надо пройти мимо?
– Да он же пьяный или под наркотой, Наташ. Не понимает, где реальность, а где нет.
Дурак. Реальность – это то, что мы создаём для себя из своих ощущений. Ныряю в багровый туман, снова отрастают плавники и зубы. Я чувствую, как в глубине поднимается волна жажды. И знакомые голоса тихо смеются: мы же тебе говорили. Всё, что мне надо сделать – поделиться с ними, чтобы они поделились со мной. Просто и понятно. Никаких больше эфемерных обещаний и полунамёков, пустых надежд и миражей. На самом деле, я всегда был один.
Мне больше нечего терять.
Вова идёт ко мне. Наташа осторожно пятится. Презрение и страх в её глазах.
– Слышь, убогий, дай-ка сюда обрез…
Направляю жезл и выпускаю силу. Вову сгибает пополам и отбрасывает назад. Наташа садится на корточки, обхватывает руками голову и визжит. Пронзительно. Ушам больно. По комнате плывёт сизый запах колдовства.
На краткий миг мне кажется, что я вижу старый холл и слышу запах пороха, но потом реальность возвращается. Моя, настоящая реальность. Сейчас я подойду к Наташе и сделаю то, что всегда хотел. А потом – придумаю что-нибудь ещё. Интересно, есть ли здесь в подвале крюки…
***
Старший менеджер закрыл тетрадь.
– На этом записки обрываются.
– Ну и что было дальше? – брюнетка подалась вперёд. Её глаза блестели.
– Дальше? Через пару дней, когда троица не вернулась домой, их начали искать. Полиция вошла в особняк, и нашла всех троих в подвале. Наташу и Вову опознали с трудом, потому что не сразу смогли разобраться, где кто.
– А Лёша? – Константин потянулся, стараясь подавить зевок.
– Пытался бежать, получил несколько пуль в спину, упал в реку и утонул. В газетах потом писали, что полицейские просто не захотели брать его живым. Ниже по течению нашли фрагменты его тела. Итак, теперь, когда вы знаете, куда направляетесь, вы всё ещё хотите взять этот тур?
– Конечно! – Антонина всплеснула руками. – Вы ещё спрашиваете!
Она прищурилась, всматриваясь в бейдж менеджера.
– Надо же, вы тоже Алексей, какое совпадение! Алексей, вы нас заинтриговали. Правда, Кость? – Крепыш нехотя кивнул. – Теперь без путёвки мы отсюда не уйдём. Кстати, какая у вас интересная повязка на рукаве, обычно мужчины такое не носят.
Алексей вежливо улыбнулся, погладил выцветшую голубую ленту с тёмными пятнами.
– О, это сувенир, подарок одной близкой подруги. Она была очень красивой и до смерти меня любила. Вот, прошу, подпишите здесь и здесь. Агентство “Речной извозчикЪ” гарантирует: вы будете очень довольны. Знаете, предсвадебное путешествие куда веселее свадебного: никакие родственники не заставят ехать на пляж вместо дома с привидениями.