Весной 2009 года я уволился из газеты, и всё лето прожил на своей даче. Кроме садово-огородных работ занимался изготовлением долларов, и продавал их самому крутому колдуну в городе – Оп. Огиеву.
Позднее комиссарам и судьям Агеев нагло врал, что рецепт изготовления долларов я несколько усовершенствовал. А я и сейчас продолжаю утверждать, что использовал абсолютно надёжный источник вдохновения. Но, что касается буквального правдоподобия, на которое опираются три высших прочтения, - тут надо ещё подумать, какое действие выманивает из безумия всё безумие, и на каких показаниях при допросе Агеева настаивали комиссары и судьи? Не требовало доказательств лишь только то, что изготовленные мною по «старинному» рецепту доллары действовали на людей неотразимо.
Попробуйте сами. Тут ничего и не надо было совершенствовать: наловите лягушек, сдерите с них кожу и натяните её, прибивая гвоздиками или булавками на специальные осиновые дощечки. Затем соберите собачий кал и замочите его в водке. Когда собачье дерьмо раскиснет – разотрите его в сметанообразную кашицу. Лягушачью кожу, набитую на дощечки и собачью сметану храните в холодильнике до определённого часа.
Лично я, заранее, на такой случай приглашал на дачу парочку ведьм, поил их хмельным зельем и кормил их жареной свининой. И в бурную ночь, когда полнолуние, а по небу бегают тучи: то открывают, то закрывают луну… В этот час нужно лягушачью кожу, набитую на дощечки, намазать сметаной из собачьего кала и разложить дощечки на крыше бани. А в самой бане, чтобы в то же время пьяные и голые ведьмы пели псалмы и прославляли Иисуса Христа… И тогда дьявол являл лик свой. И происходило великое таинство: лик дьявола экспонировался на лягушачью кожу и получались, самые что ни на есть настоящие доллары. И власть этих долларов над людьми была безгранична.
А в то утро Агеев нарисовался, и все доллары купил… Потом я погрузил девочек в свою синюю девятку, и мы рванули в город. Ведь, сколько энергии на наслаждение тратится, столько оно и будет источать.
Представь, что ранним утром свежий ветер треплет твои волосы и целует лицо - это такая прелесть. Катить по шоссе, наслаждаться скоростью и чувствовать, что это чуть-чуть опасно.
Но я почему-то бесцеремонно знаю, что смерть сама по себе никак не связана с твоей скоростью и с дорогой, по которой ты сейчас мчишь в автомобиле. И даже, может быть, дверь твоя ещё не заблокирована. Ибо дверь есть лишь выход из автомобиля, на саму дорогу, на асфальт, что летит тебе под колёса, на воздух, который давит в ветровое стекло.
Выйти как-то нужно, но ты отказываешься видеть в двери нечто большее, чем дыру. Опять же: назойливая как мошка – мысль. Она приходит в голову только на русских дорогах… простая глупая иллюзия: мы вроде никуда и не едим, просто один крутит баранку, а остальные, хором: «тыр, тыр, тыр, тыр…»
Но на самом деле мы гоним как сумасшедшие. И пространственное движение нерва превращается в непространственное ощущение. Загробное мохнато обнимает нас; зато какая занимательная перемена акустики, ёмкость звука, когда в голове дыра, а ноги сломаны и зажаты железом.
Если в небесное царство входят такие путешественники, представляю себе, как там весело. Но без шуток: всё было очень странно и величественно.
И пассажирки в моём автомобиле воображали собственные призраки.
Какие тут могут быть иные воспоминания?
В городе мы остановились в «Маленьком Париже». Жуткое место: настоящий гадючник! Это ещё скромно было бы сказано про пивнушку на улице Весенней в центре города. В клубах сигаретного дыма здесь таилось предательство, низкое, подлое предательство; сладострастное выжидание безжалостного момента. Но, если ты при деньгах – можешь наплевать с высокой колокольни на всех предателей мира.
И я заказал коньяку, водки, пирожков и супа.
- Ты нас не любишь?
- Нет.
- А по отдельности?
- Нет.
- И в бане?
- Нигде.
- А чем это от тебя ночью так воняло?
- Долларами.
- Скорее говном и одеколоном.
Только у двух живых существ на белом свете поджелудочная железа вырабатывает фермент трипсин, необходимый для экспонирования лягушачьей кожи. Голубиный помёт я настаивал на тройном одеколоне. Потому что я не люблю собачье дерьмо!
- Пошли вы, знаете куда!
- Да мы тебя так, как никого никогда. А если бы мы тебя меньше?
- Ладно. Через месяц вам можно будет искупаться в омолаживающем рассоле. Будете сиять, как бриллианты.
Лягушачьи тушки я не выбрасывал из-за своей нравственности. Поскольку нравственность должна быть той же самой по отношению ко всему: к коже и к мясу. Поставил в теплицу большую бочку с крапивным рассолом и бросал туда останки земноводных. В бочке всё это бурлило и кипело.
Неприятность в моей теплице благоухала неимоверно, но баклажаны и перцы не угнетались жуткой вонью. Росли хорошо. Только искупаться моим подружкам в этом омолаживающем растворе так и не посчастливилось.
Кто-то нас заложил.
И обе ведьмы отправились на костёр, а меня закатали в ту самую бочку с крапивно-лягушачьем рассолом. И просидел я в рассоле до 2010 года. В феврале меня из бочки вытащили, ужасно помолодевшего и меланхоличного. Назначили комиссаром. Не дали даже недельку гульнуть, чтобы как-то от заточенья очухаться. Приказали ехать с разборками в Западную Европу.