1221 год, весна. Когда армия Толуя подходит к Мерву, древний город уже осажден туркменскими племенами. К туркменам присоединились арабы, кипчаки и прочие обожженные смутой. Все вместе они составили стотысячное войско, вставшее между монголами и добычей.
Продолжение. Предыдущая часть и неуместная откровенность, корчатся ЗДЕСЬ.
Общее начало ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Сытый презирает благодетеля, а защищаемый заступника.
Миллионный Мерв не заботился о защитниках, считая почтение к ним лишним. Давно уже сделавшись никому ничего не должен (самому себе тоже), горожанин часто жил праздно, пользуясь плодами чужих трудов и почивая на лаврах былых побед.
Не научившись прилагать усилия в юности, люди избегали их и в дальнейшем. Детей еще рожали (природа...), но окружающие земли мало-помалу пустели. Обрабатывать их не хотелось, тем более что хлеб дешевле было купить, чем вырастить.
Сильнее всего сердечная вялость ударила по безопасности, заставив засыпать угрозы деньгами. Защитники покупались, представляя собой контингенты военных рабов (мамлюков) и наемные орды степняков, туркменского и кипчакского происхождения.
Избавляя от необходимости воинской службы (и налога кровью), затраты эти казались обременительными, морща лица как неспелый лимон. Коренные жители Мерва на всех этих... бездельников посматривали брезгливо, как на обузу с сомнительной пользой.
Отталкивал и обычай... Грубость нравов, непостоянство омовений (запах!), раздираемая неумытыми руками пища, ладони отираемые о халат, чавканье и сопение. К тому - же, чем больше отвага, тем сильнее она задевает.
Нередко султанские воины и наемники вели себя вызывающе. Задирали прохожих, срывали покровы... Вопль постыдных деяний достигал небес, но дальше криков обычно не заходило.
Слишком (слишком!) житель Мерва дорожил покоем, чтобы жертвовать им ради соседской жены или дочки. Не жалели только пренебрежения, кривившего лица. За которое защитники платили ненавистью, и неудивительно. Люди прощают все, кроме презрения.
Накануне бойни
Какой захватчик не почитает себя защитником, и какой защитник не является захватчиком…
Грань эта и раньше (в Мерве) бывала зыбкой, а после падения хорезмшахов окончательно стерлась. Городские окрестности пасли туркмены, чья меняющаяся численность временами доходила до 70-ти тысяч вооруженных.
Кочевники явились с разоренного Хорезма, откуда (как и с Мавераннахра) текли реки обездоленных, повидавших страшную сказку ставшую былью.
Потерявшим себя (и все остальное )им терять было нечего, за исключением раздражения от сытой беспечности соотечественников (спорных) и единоверцев (очевидных).
Даже оказывая помощь, те берегли себя от сочувствия. Требуя душевного участия это чувство заставляет шевелиться, тогда как двигаться сытая душа не хочет. От любезной черствости погорельцев воротило.
Но! Ненавидя приютившее благоденствие сегодня, они ненавидели собственное равнодушие вчера. Так увядающая красота корит юность за распутство, а случившаяся болезнь навязывает здоровью вину, и стыд. Независимо от времени и места, легче всего забываются свои грехи и чужие благодеяния.
Местные партии немедленно использовали туркменов (и погорельцев) в городской интриге, которая столь мила для повседневной праздности, создавая ощущение, что с интересом можно жить, и не работая...
За власть бились Муджир ал Мульк намекавший на полузаконное происхождение от хорезмшаха и Баха ал Мульк, назначенный покойным (хорезмшахом) правителем Мерва. Законная власть и по смерти облекает силой свои проявления, будь это печать на бумаге или пятна на простыне.
Проворнее оказался Муджир ал Мульк, вырвавший власть у туркмена Буки, предводителя шайки головорезов, назвавшегося одним из воспитателей султана... Муджир его сместил, но убивать не стал, не желая ссориться с соплеменниками самозванца.
Сам он (Муджир) уверял всех, что мать его имела честь быть фавориткой хорезмшаха до того, как тот подарил свой гарем его отцу.. Будучи на момент дарения беременной, вскоре она и произвела на свет Муджира, сына двух отцов и отца ста достоинств. Люди важно кивали, забавляясь бесчестьем правителя и не замечая как оно падает и на их головы тоже.
Когда монголы подошли к Мерву, здесь правили люди, ради власти готовые отказаться от отца и опозорить мать. И жили люди, готовые таким подчиняться. Пусть стыдно, зато нескучно.
Подсиженный
Законный правитель Мерва – Баха, терпел лишения, блуждал по окраинам, и в конце-концов (вынужденно) подчинился монголам, усмотрев в них власть, пришедшую прочно и надолго.
Послушный пес сам просится на цепь. Государственные люди охотно подчиняются царям, но стоит им пасть - находят других. В этом сила любой власти, и в этом ее слабость.
Баха подробно рассказал монголам все что знал. О нестроениях Мерва, властной сумятице и, готовности горожан платить кому угодно, лишь бы остаться в покое, и своем праве.
Рождение в древнем городе, само по себе наделяло человека неотчуждаемой свободой, делая ровней окраинному вождю. Выше его!
Монголы согласились оставить вольности, взамен требуя ежегодно поставлять льняное платье. То есть дань. На том и порешили.
Сопровождаемый семью монголами, Баха ал Мульк отправился в Мерв, предваряя прибытие посланием бесстыдному самозванцу
Если раньше между нами и были разногласия и опасения из-за того, кто займет должность, все это теперь позади, и нет никакой защиты от мощи монгольской армии, кроме как в служении им и признании их власти. Семь тысяч монголов вместе с десятью тысячами наемников приближаются к Мерву, и я-их союзник.
Письмо обескуражило.
Кто-то немедленно сбежал, другие подвиглись к бегству, но большинство вельмож осталось на месте. Хорошенько расспросив нарочных о численности (и характере )монгольского войска, посланников убили, а навстречу незадачливому Бахе, послали две с половиной тысячи кипчаков. Остатки былой мощи Великого Хорезма.
Кипчаки правителя не нашли, но ворвались в Сарахс, где расправились с кади (любившим душевные разговоры) и другими сторонниками неверных. Что это были за жертвы, и за какие грехи (богатый дом, красивая жена) с ними расплатились, неизвестно. Вскоре, кипчаки ушли восвояси, татары вернулись, а жители расправлялись уже с другими соседями. Жернова гражданской войны набирали ход.
Баху, разочарованные монголы увезли с собой, и вскоре зарезали. Вечная судьба человека старой команды, в команде новой…
Утерянные победы
Не верь врагу, что завтра будет хуже. Твоя задача победить сейчас.
Сборища проходимцев и временщиков, которыми столь изобилуют смутные времена, нет-нет да и разбавляются дельными людьми, познавшими сладость побед и горечь поражений.
В Мерве таковыми были Шейх-хан из Самарканда и (старый знакомый) Инанч-хан, сумевший вырваться из ловушки Царевичей в Гургандже. До того, отчаянный эмир отметился в битве на Иргизе и под Бухарой, где чудом не убил царя проклятых (Чингисхана).
Волкодавы по естеству, вожди не превосходили монгол, но и не боялись их. В то время отсутствие страха, уже становилось диковинным. Недалек день, когда сельчане начнут вязать друг друга, повинуясь приказу одного татарина, покуда он неспешно сходит за мечом, чтобы… зарубить всех. Пока же оторопь владела душами не всеохватно, оставляя место отваге (и отважным).
Когда восемь татарских сотен выкатились к Мерву, их уже ждали, ударив в тыл. Атаковали татар две тысячи храбрецов туркменского и кипчакского происхождения, прибывших вместе с упомянутыми эмирами.
Познакомившись с монгольскими повадками Инанч-хан понимал, что в открытую степь выходить (против них) нельзя. Проще самому пострелять людей, порубив оставшихся. Тот же итог, но меньше мучений.
Татарам ничего не стоит: уйти и заманить в ловушку, ударить во фланг, смять растянутый строй, появиться в тылу, когда развернуть атаку уже невозможно.
К тому же, эмир успел испытать ужас монгольской погони, уведя тридцать тысяч удальцов из Бухары к Джейхуну, и переправив через реку несколько израненных сотен. Их расстреливали как зверей на облавной охоте, не воюя но забавляясь. Кто-то из выживших был с эмиром и сегодня.
Выждав пока монголы подтянутся, хорезмийцы вломились в спину конному строю, не оставляя возможности спастись. Кроме бегства.
Неизвестно, чьему корпусу принадлежал разгромленный отряд. Скорее всего одна из рейдовых тысяч Толуя или Тогучарово воинство, рассыпавшееся по Хорасану. Как бы то ни было, в тот день удача осталась женщиной, изменив с бывшим.
Что это было? спрашивает растрепанная, сознавая что было все.
Первый татарский отряд под Мервом, полностью уничтожили. Несколько сотен осталось на поле. Человек двести спасли конские ноги. Шесть десятков (несчастных) попали в плен. На радость черни, их водили по площадям, бездельно забавляясь диковинным видом, и зверствами.
Перед смертью, один из пленников рассмеялся:
Если говорят, что татары убивают, это правда, а если говорят, что они убегают, то это неправда.
Смельчака умертвили, но осадок остался.
Шейх-хан и Инанч-хан увели людей в Дастагирд, на полпути к мертвому Балху, больше надеясь на копыта, чем стены. Их роль в трагедии Мерва закончилась, хотя битв они еще дадут немало и, если время окажется благосклонным к перу, рассказ о сражениях еще дождется читателя.
Что до властителей Мерва, то сын неизвестного отца и его вельможи
полностью отдались удовольствиям и развлечениям и неумеренному питию вина
Никто не воспользовался победой, и не готовил города к обороне. Как бы ни назывался Вавилон, его историю завершают Валтасаровы пиры.
Вдобавок возникли новые сложности...
Часть туркмен переманил некий Ихтиар ад Дин бывший правитель (бывшей) Амуйи. Большой город и переправу, татары сожгли до основ. Беглец-же оказавшись на новом месте (в Мерве) организовал смуту.
Мятежников выдали и немедленно вышвырнули за стену, где они бесчинствовали, промышляя грабежом. Шайки разоряли округу и ежедневно приступали к воротам, требуя законной доли в удовольствиях миллионного Мерва.
Негодников отгоняли прочь такие же проходимцы. Покуда народы спят, их судьбы решают горстки пришлых бандитов.
Коренные горожане глушили вину вином, и мечтая о несбыточном, отказывались делать доступное. В больших городах большие надежды, но и разочарования тоже… не маленькие.
Никто не заметил, как армия Толуя подошла к переправам.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ