Ушел он тихо и незаметно, не беспокоя никого, ведь он знал, что у его любимой, ненаглядной Маши и без того забот хватает. Он оставил ей только воспоминания о счастливых шести годах совместной жизни, и ещё о семнадцати не менее счастливых, но омраченных незаслуженным душевным страданием.
Все эти годы они прожили в мире и согласии, Маша и Николай понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, теперь, когда жизнь перешла на другой ритм, виток или что-то такое ещё, открывающееся человеку, который вдруг понимает, что теперь он будет жить совсем по-другому. Маша зажгла свечу, стоявшую рядом с его портретом с траурной лентой и заглянула в комнату сына.
Он ласково улыбнулся ей и снова, опустив голову, занялся любимым делом рисованием. Оно было, пожалуй, единственной статьей расходов на него, кроме питания и одежды. Интересно подумала она, а понял ли Петя, что произошло, понял ли, что отца нет и больше не будет, что они остались одни: Катя, Петя и она, Маша, теперь она будет и за мать, и за отца. Со дня похорон он не проронил ни слова, не показал, как раньше это делал, ни один из своих рисунков. Значит понял, значит ему ещё тяжелее, чем ей, ведь она выплакала свое горе, высказала о нём дочери, старшему брату и его жене. Катя до сих пор плачет, она очень любила отца.
– Теперь надо жить ради дочери и сына, который всё хранит в себе, а я и не знаю, что там у него в голове, он туда никого не пускает, – подумала Маша и снова окунулась в воспоминания.
Маша с Николаем ждали его с нетерпением, но когда им сообщили диагноз растерялись, они были еще молоды, дочке только исполнилось пять лет. И тут как гром среди ясного неба – ребенок с синдромом Дауна. Его и её родители были единодушны – раз Бог дает такое испытание, то нужно его пройти, и Петя, органично войдя в дружную семью, вырос на редкость способным, добрым и покладистым мальчиком, но, в отличие от детей с такой болезнью, он был неулыбчивый.
Работу в школе Маше пришлось бросить. Они жили вчетвером до его десятилетия, а потом свекр со свекровью забрали Катюшу к себе, решив, что девочке надо теперь только учиться, а они, родители, пусть справляются сами, школу Катюша закончила хорошо и сразу поступила в университет. Она часто приходила домой, помогала ей по хозяйству, правда гулять с Петей никогда не ходила, стеснялась.
А вот она любила с ним гулять чаще всего они ходили в парк или лес, и там Петя мог часами рисовать. Она ничего не понимала в живописи, но ей казалось, что у него всё получается, как у настоящих художников: и дома, и собаки и дерево, а когда он обычным карандашом рисовал овчарку, которая всегда со своим хозяевами гуляла в этом же месте, хозяева восхищались. И однажды принесли бумагу, гуашь и кисточки, попросив, чтобы он нарисовал их собаку.
Петр впервые стал рисовать гуашью, когда он стоял за мольбертом, то всегда был молчалив и задумчив, поэтому те люди, с собакой, сразу и не заметили его особенности, просто хвалили его, говоря Маше, но когда Маша рассказала им о его беде, они не изменили своего отношения к нему, по-прежнему утверждая, что у него талант.
Потом Катя перестала к ним ходить, всё её время забирал университет и уход за дедом, который неожиданно для всех слег, они с бабушкой по очереди ухаживали за ним. Однажды, перед самой его смертью, Петр попросился к ним в гости, они пошли, захватив все его рисовальные принадлежности.
Он долго сидел один на один с дедом, а потом сразу засобирался домой, мать видела что он что-то прячет среди различных набросков, она разглядела руку деда лежащую поверх одеяла. Тогда она и поняла что сын хорошо рисует, рука была словно живая, натруженная долгой физической работой, с вздувшимися венами, с коротко остриженными ногтями.
А через неделю уже обе руки сложили у деда на груди, муж и сын тяжело пережили его смерть, дед любил свою семью, особенно внуков, и до самой смерти работал, стараясь по мере сил помочь семье сына, ведь кроме них у него с женой никого не было. А Петю баловал, говоря, что он внук особенный, потому что Бог отметил его дважды, дав в придачу талант. Теперь нет и Николая, хорошо, что она пока крепкая, а что будет потом? Ей даже страшно об этом подумать.
Петя умеет готовить и стирать, и за собой ухаживает сам. Хорошо, что у него щетина не растет брится ему не надо. Но социально он совершенно не адаптирован, в их небольшом городке не было спецшколы для таких детей, они сначала нанимали учителя, а потом, поняв что он справляется самостоятельно, Маша, как педагог, стала заниматься с ним сама, с ним даже легче было чем с Катей, он был усидчивый и, если так про него можно сказать, целеустремленный. Общаться ему приходилось только с обычными детьми, это было трудно: и его не понимали, и он их. Но их было больше, поэтому его часто обижали.
Сейчас, когда он вырос, ему вообще общения не хватает. Правда, когда он на природе рисует, к нему часто подходят дети, но это не то. Наверное это нехватка общения и натолкнула Петра на занятия живописью. От воспоминания её оторвал звонок в дверь. Открыв дверь она увидела незнакомого мужчину.
– Здравствуйте, а Петр дома?
– Здравствуйте, мы врача не вызывали, – сказала Маша, привыкшая за долгие годы к визитам врачей.
– А я и не врач, я художник Арсений Медынский, мы познакомились с Петей неделю назад, вы как раз читали книгу в это время и меня не видели. Я принес ему подарок.
– Да вы проходите, он в своей комнате. Он так обрадуется, ведь к нему еще никогда никто не приходил в гости, – она провела его в комнату сына, тот, увидев мужчину, улыбнулся.
– Здравствуйте! Я уже думал, что вы не придёте, Арсений Петрович!
– Ну я же обещал, вот тебе краски, – протянул он подарок.
– Спасибо, я прямо сейчас и начну.
– Нет, сначала пойдём чай пить! Я как знала, что гости придут, пирог испекла, – Маша приготовила чай и пригласила их на кухню.
За чаем речь, конечно, шла о живописи, Арсений Петрович удивлялся как много знает Пётр, он не ожидал такого от человека с таким заболеванием. Гость перевел тему на музыку, но и здесь Пётр не разочаровал его, сказав, что больше всего любит Грига, а на втором месте у него саксофон, который он готов был слушать бесконечно. Но больше всего они говорили о литературе. Маша видела, что сыну не терпится сесть за мольберт, поэтому они прошла в его комнату, и продолжили начатую дискуссию о русской классике там. Петр взялся за краски.
–Сам разберешься? – спросил Арсений Петрович.
–Постараюсь в теории-то я всё знаю, – и он весь ушел в работу.
Маша разговаривала с гостем, а тот поглядывал на Петра и поправлял его действия по мере надобности, где-то через час тот позвал художника, Маша тоже встала, но он не разрешил ей подходить. Арсений Петрович, подойдя к нему, увидел на столе фотографию молодого человека.
– Наверное, отец, – подумал он и взглянул на мольберт, портрет отца был выполнен очень хорошо.
Чувствовался и эмоциональный настрой молодого человека, и его мастерство художника, он одобрительно похлопал Петра по плечу и сказал:
– Выше всяких похвал, ты действительно мастер.