Сэр Артур Коэнли, бы человеком насквозь прагматичным. Он не верил в существование ведьм, бесов, а на проповеди священника реагировал резко. Смехом. Ему казалось совершенно не рациональным то, что после смерти, душа человека куда-то попадёт. Бред же. Супруга его напротив, была женщина скромная, тихая и набожная. Из тех, что тенью следует за своим супругом, вцепившись в его руку стальной хваткой, чтобы он не опозорил её на одном из приёмов.
Артур был человеком суровым, и не терпящим возражений, и на работе, нагоняя страху на своих подчинённых, и дома, сурово наказывая детей если они провинились. Высокий, дородный мужчина, представлялся идеальным столпом общества. Именно таким и должен быть настоящий аристократ: суровым, властным, верным своей стране и семье.
Вечерами, была у него слабость, после ужина, он любил частенько сидеть перед камином, потягивая виски, и раскуривая трубку. Если бы какому-нибудь художнику, предположим из Индии, взбрело бы в голову нарисовать англичанина, то со стопроцентной вероятностью, на картине был бы изображён Артур.
Несмотря на его обыденность, и кажущуюся скучность для читателя, было в нём нечто такое, почему я решился поведать его историю.
Всего каких-то пару минут назад он был жив. Допив третий стакан за этот вечер, он специальной топталкой для трубки, приминал табак, не давая ему разгораться. И портить удовольствие. Малоподвижный образ жизни, равно как и пристрастие к табаку, сделало своё чёрное дело, и ощутив внезапную резкую боль в груди, Артур застыл, хотел было грозно, как он привык позвать жену, но ощутил, что его тело больше не подвластно ему. Трубка выпала из его рук, а сам он схватился за сердце.
Он умер. Уж с чем-чем, а с фактами, этот, считавший себя весьма прогрессивным, мужчина, спорить не мог. Он сидел в кресле, его руки безвольно свисали, боли он больше не чувствовал. Ни грудная клетка, которой следовало бы вздыматься, ни остальные части тела не шевелились.
Артур посмотрел по сторонам, и ему стало страшно, чем бы он не двигал, осматривая комнату, его собственная голова, и шея, оставались неподвижными. Дрова в камине, едва слышно потрескивали. Он вскрикнул, позвав свою супругу, но крика не услышал. Ему было страшно, он дрожал, но дрожи не чувствовал. Он не чувствовал абсолютно ничего.
Он так и продолжил бы сидеть в кресле, если бы не его деятельная натура, всё его естество требовало, чтобы он встал, и наконец разобрался, какого дьявола тут творится! Тем не менее подняться казалось задачей непосильной – всё его тело, казалось затекло. Руки, ноги и всё остальное, включая голову, испытывали чудовищное ощущение, когда ты не чувствуешь абсолютно ничего.
Тем не менее, сэр Артур Коэнли, не был бы собой, если бы не продолжил пытаться. Сын обнищавшего аристократа, из всех богатств которого он унаследовал только благородную фамилию, так бы и жил впроголодь, если бы не мог справиться с собственной слабостью. Он встал.
Артур не успел обрадоваться, когда обернувшись, он увидел собственное тело. Оно полулежало в нелепой позе, развалившись в кресле. Это было ужасно! Неприемлемо! Его собственное тело выглядело столь неестественно, нелепо. Он потрясённо всматривался в то, что считал неотъемлемой частью себя, и вдруг. Взглянув себе в лицо, не сдержал негодующий вскрик. Впрочем, сколько бы он не кричал. Его всё равно никто не услышит. На его лице, от сурового взгляда которого многие подчинённые начинали дрожать, застыла глупая гримаса удивления и недопонимания. Нет, винить его мы не имеем никакого права, вряд ли он подозревал, что вот –вот умрёт, чтобы принять более суровый и мудрый вид. Смерть не ждёт, не объясняет, и не даёт шанс сохранить лицо.
Артур потянул руки к собственному лицу, но тут же отдёрнул. Это как смотреть на себя в зеркало, о по-настоящему, с возможностью отвесить себе же оплеуху. И в отличии от зеркала, лицо не повторяло все его эмоции.
А эмоции переполняли славного сына туманного Альбиона. Он всё же нашёл в себе силы, и протянул руки дотронувшись до собственного лица.
Ничего.
Руки прошли сквозь голову, и через кресло. Артур резко отдёрнул руки. Его мёртвая голова, как ему казалось презрительно смотрела на него. Его захлестнула волна отчаянья и раздражения, даже собственное тело насмехается над ним. Он зло посмотрел на себя, и со всей дури залепил пощёчину. На его удивление, голова мотнулась, и упала на грудь. Артур толи хмыкнул, толи что-то сказал. На сей раз, звук был, он донёсся откуда-то из глубины его естества, а чем бы Артур не был, именно так он себя ощущал. Даже собственные слегка прозрачные руки, мутновато-серые, не казались ему руками. Просто отростки, которые он привык видеть. Единственную ценность он ощущал где-то в глубине себя. Словно искра творца, если бы он в него верил, оно тлело внутри него.
Артур, чтобы не расстраиваться больше, отошел от тела, и уставился в зеркало. Он отражался в нём. Серовато-прозрачный, он мог уловить знакомые черты, которые он не раз видел. Присев, что при жизни сделать бы не смог, помешал бы живот, он сунул руку в огонь. Резко, стремительно и необдуманно, уже после словно бы испугавшись своей решительности. Огонь не жёг. Мужчина не почувствовал даже тепла, хотя дрова полыхали знатно.
Встав, он стал мерять шагами комнату. Его раздражала собственная беспомощность, несостоятельность. Он попытался поднять трубку, но пальцы прошли сквозь неё, упруго оттолкнувшись от пола. Так, словно он упёрся не в дерево, а тыкнул пальцами в подушку.
Теперь и ещё одно его развлечение обходит его стороной.
Артур услышал где-то вдали лёгкий перезвон колокольчиков. Он был готов поставить всё своё состояние на то, что звук раздавался откуда-то из-за двери. Разумеется, как и любой человек живший со слишком впечатлительной особой, увлекающейся различными выдумками, он слышал, что призраки ходят сквозь двери и стены. Но пройти так, да ещё и в собственном доме, значило признать своё плачевное состояние, а уж если чему отец и научил его, так это тому, что аристократ должен оставаться аристократом, даже если он одет в обноски. Джентльмены не ходят сквозь стены.
Схватить ручку, он смог не сразу, несколько раз рука проходила сквозь, пока он не разозлился. Тогда рука приняла какую-то материальность, и он смог повернуть ручку. Дверь открылась. Ненамного, всего каких-то несколько дюймов, но в его состоянии ему хватило. В прихожей горел свет, где-то наверху, слышался топот детей. Он хотел посмотреть на них, и даже дёрнулся в ту сторону, но затем, испугавшись, отпрянул. Что если они увидят его таким и испугаются?
Нет, это будет не лучшей идеей.
Он не знал, что же ему теперь делать, и поэтому помялся, и решил вернуться обратно в комнату. Пройдя, он рухнул в соседнее кресло. Оно приняло его. Отчуждённо и холодно, словно богатый и успешный дядюшка, своего бедного племянника, внезапно появившегося на пороге. Его конечно кормят, и принимают, но старательно прячут глаза, и на всякий случай столовое серебро.
– Не смотри на меня так! – Грозно сказал он своему телу.
Оно и не смотрело, застыв в той позу, в которой Артур и оставил его, но ему казалось, что оно ехидно радуется, как бы говоря: «Ну и что? Кто ты без меня?»
У входа раздались шаги. Это была его супруга.
– Артур! – Она позвала его, приоткрывая дверь ещё шире. – Артур, пойдём спать?
В комнату зашла худая, не очень красивая женщина с вытянутым лицом и длинным носом. Она куталась в шаль, и недовольно поджимала губы. Вечернюю привычку мужа, уединяться с трубкой и виски, она не одобряла.
– Опять уснул! – Недовольно проворчала она, подходя к телу.
Артура она не видела.
– Амелия. – Неуверенно проговорил он. – Амелия, я тут.
Женщина его не слышала, вместо этого тряся его бездыханное тело. Артур хотел было разозлиться на неё, но сил не было. Он просто безучастно смотрел на то, как она сначала пытается его разбудить, а после, на то, как меняется выражение её лица, когда она понимает, что он мёртв.
– О боже! – Её голос срывается, но она не кричит, опасаясь, что непоседы наверху, прибегут на крик.
Их брак никогда не был полон чувств. Заключённый больше по расчёту, они оба считали, что сильные эмоции – признак глупости, и уместны лишь только в женских романах.
– Амелия! Амелия помоги! – Артура охватило беспокойство, стоило ему взглянуть на безмолвно рыдающую супругу. – Да ради всего святого! – Разозлился он. – Я умер глупая ты женщина! – Крик, вырвавшийся из глубин его естества, больше похожий на вой, был полон гнева и отчаянья.
Женщина вздрогнула и поёжилась. Она стала беспокойно оглядываться, и Артур понял, что оставаться тут, рядом со своей семьёй он больше не в силах.
Он мёртв. – Гулко билось в его голове.
Всё вокруг, казалось повторяло это слово.
Жена резкими шагами, вышла из комнаты. Артур вышел за ней, на выходя ненароком её коснувшись. Амелия Коэнли, верящая в потустороннее, поёжилась. Она вдруг ощутила ледяное прикосновение. Неуловимое, словно дуновение ветерка.
– Артур! – одними губами прошептала она, словно стесняясь того, что пытается говорить с умершим мужем. Она до конца жизни будет хранить этот момент в памяти, никогда и никому не рассказывая. – Прошу тебя, уходи, ты мёртв.
Он посмотрел на неё, её глаза были покрасневшими, черты лица, к которым он привык, заострились от горя. Она действительно дорожила им, и он не в праве рушить то, что у них было.
– Я обещаю, что позабочусь о мальчиках. – Сказала она, смотря сквозь него.
Артуру, человеку, привыкшему контролировать всё вокруг себя, было непривычно чувствовать себя неспособным сделать хоть что-то. Он, держа в ежовых рукавицах свою семью и работников, оказался в состоянии, когда его тело, ожидавшее отправки в последний путь, сидело в кресле. Оно больше ему не принадлежало. Амелия позаботится о семье, благо что денег им хватит. Ощущение ненужности и бесполезности, охватывало его.
Лёгкий звук колокольчика, раздался откуда-то с улицы. Амелия не слышала его, проходя мимо входной двери, направляясь к лестнице.
Артур подошёл к двери, его лицо скривилось. Дверь, закрытая, явно насмехалась над ним. Сил злится не было. Звук колокольчиков повторился, дразня и зовя мужчину. Рука проходила сквозь ручку двери, пружиня о дерево. Несколько раз он пытался, но безуспешно. Нужно разозлиться. В последний раз.
Артур отвернулся от двери, собираясь с мыслями. Его особняк, его дом, крепость, ставшая невольной тюрьмой, причиняющей боль. Самую страшную боль – душевную.
Развернувшись, он уверенно схватил ручку, и дёрнул дверь на себя. Она едва-едва открылась, но этого хватило. Артур протиснулся на улицу. Несмотря на то, что на улице был поздний вечер, Артур едва не ослеп от сияющего света. Он излучал неестественное тепло, зовущее и манящее его к себе.
Артур Коэнли, сделал шаг. Его земной путь закончен.
Уважаемые читатели, прошу поддержать меня. От вас требуется малость, лайк, комментарий и поделиться публикацией в социальных сетях. Этим вы поможете моему каналу, и поддерживаете моё желание писать чаще. Благодарю.
Ваш автор.