На площади базарной
Идет торг оживленный,
В толпе не протолкнуться,
И душный воздух сонный
Для торга не помеха.
Лавки полны товаром,
Телега за телегой
Везут его навалом.
Чего там только нету:
И финики, и пряность,
И ткани дорогие,
Халва - Востока сладость
И вина вековые.
Купцы зазывно кличут
Товар свой восхваляя,
Торгуются и спорят
И цену убавляют
С притворством сожаленья.
И наводнили рынок
Все ближние селенья,
Бушует у прилавков
Азартное волненье.
А чуть на отдаленьи,
Где улица почище,
Там беднота не рыщет,
Там продают каменья:
Жемчужины морские,
Сапфиры, изумруды,
А рядом с ними зелья
От смерти и простуды.
Идет вельможа статный
И видит он цыганку,
И пуст ее прилавок,
В руке лишь держит склянку.
Ей говорит вельможа:
«Что у тебя там в банке?
Могла бы и получше
Придумать ты приманку.
Я ваши штуки знаю,
Ты, верно шарлатанка,
Но я тебя не выдам,
Что продаешь, цыганка?»
Нимало не смутившись
Очами засмеялась,
И в рюмку налив жидкость
К вельможе обращалась:
«Ах, золотой, янтарный
И что за мысль закралась!
Чтоб честная цыганка
Обманом занималась!
Ты видишь это зелье,
Что в рюмку я налила,
Оно несет везенье
И магии даст силу.
Ты сможешь не старея
Прожить две сотни лет,
Не нужен тебе будет
Ни оберег, ни амулет.
А мне, ты дашь за это
Всего две золотых.
Ну, дорогой, отведай,
За вечно молодых!»
Пока колдунья говорила
Стоял чиновник будто столб,
Она же, глаз все не сводила
С его недвижимых зрачков.
Отдал цыганке две монеты
И выпил рюмку сгоряча.
Пришел домой, лег спать одетый,
А утром вызвали врача…
Ни пульса нету, ни дыханья,
Прошла неделя в ожиданьи,
Меж тем, на улице был зной,
Но смерти не пришло дыханье.
Вельможа вечно молодой
Спит и не ведает страданья,
Ни амулет, ни заклинанье
Не нужно, ведь пришел покой.
Снесли его в семейный склеп
(Землею зарывать не стали),
Все пробужденья ожидали
И сами заняли тот склеп…
Прошло сто лет, прошло и двести,
А он все жил между миров.
Внезапно стлел плотский покров,
А путь души был неизвестен.