Вначале некоторые, так скажем, сведения; прежде всего со статьи на Дзене -
Фома жил в I веке нашей эры. Слова "Фома" по-иудейски значит "близнец", иначе говоря - человек "двоящейся природы". Впрочем, есть и более прозаичная версия: по слухам, у Фомы просто срослись два пальца правой руки, средний и указательный, и поэтому его так назвали. Фома происходил из галилейского города Пенеады, но это не точно. Он был простым рыбаком, когда встретил Иисуса Христа во время проповеди, пошел за ним, и вскоре стал одним из его учеников (апостолов).
А вот еще с одноименного журнала
19 октября у журнала «Фома» именины. В этот день Церковь празднует память святого апостола Фомы, одного из двенадцати ближайших учеников Спасителя. Фома не был неверующим; он сомневался в том, что Христос воскрес. Фома любил Учителя и не хотел обмануться. Поэтому его сомнение оправданно и законно.
Или с более солидного издания "Правмир", говорящего нам, чем знаменит Фома:
Не поверил ученик Христа Фома, когда сказали ему другие ученики, что они видели воскресшего Учителя. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25). И, конечно, то же самое вот уже веками повторяет человечество. Разве не на этом — увижу, прикоснусь, проверю — основана вся наука, все знание? Разве не на этом строят люди все свои теории и идеологии?
Однако не все так просто, как думают православные богословы, упрекающие Фому в малодушии, маловерии и слабости (и гордыне):
Именно стенает и мучается, и в этом мучении ненавидит, в этих потемках истребляет самое себя, боится, убивает, умирает и только держится одной пустой бессмысленной гордыней: «Если не увижу, не поверю». Но Христос сжалился над Фомой и пришел к нему и сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои, подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20:27). И Фома упал перед Ним на колени и воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Умерла в нем его гордость, его самоуверенность, его самодовольство: я, мол, не так, как вы, меня не проведешь.
Более правильным представляется мне мнение протодиакона Василия Василика, где упоминается об индийском благовествовании апостола, с другого сайта. Оно согласуется и с этой статьей:
В Евангелии от Иоанна рассказывается, что когда Христос собирался уже отправиться в последнее Свое путешествие в Иерусалим, где, как известно, Его собирались схватить враги, то святой Фома призвал несколько оробевших апостолов следовать за Учителем до конца и если понадобиться, то и умереть вместе с Ним.
Вот мы, живущие в XXI-м веке от Р.Х., не имеем возможности вложить перста в раны Христа, информация, доходящая для нас из глубины веков, вполне может быть оспорена. Разум противится безоглядному принятию чего-то за истину, особенно если учесть разрушительные последствия типа "отвергнись себя", т.е. жертва своим земным благополучием. Фрейд где-то писал, немного показушно возмущаясь, что, мол, как-так, человек критически задумывается над выбором в житейских ситуациях (пример нашего времени: выбор сорта колбасы в супермаркете, домохозяйка может надолго "зависнуть"), а для судьбоносного решения, от которого зависит вся жизнь, ему предлагается просто "поверить" (и это выставляется как добродетель) и поддаться эмоциональному порыву.
Можно еще вспомнить забавное пари Паскаля. Можно даже разозлиться, что Бог оставил разумного человека в подвешенном состоянии. Чтобы там ни говорили про свободу выбора, про его святость, но Фома хочет доказательств, а их быть не может. Да, порой мучительно находиться в сомнениях. Но есть и другая возможность смирения:
Узаконить сомнение и поставить вечный знак "?", введя его в теорию.
Поэтому мой агностицизм не есть трусливый, стыдящийся самого себя, а спокойный и мужественный. Ты хочешь, чтобы я поверил в Тебя? Но ты не представил мне доказательств. Эти доказательства не нужны мне, они означают непреложное требование добросовестной Теории. Сие не гордыня, а лишь священное требование Разума.А если так, то класть свою жизнь и рисковать всем ради заблуждения? Увольте. Но знак вопроса не означает отрицания... и вот я решил, что могу (в том числе ради себя!) пожертвовать часть своей жизни Абсолюту.
Однако надо понять, к чему обращен этот знак вопроса? Он обращен к первому лицу христианской Троицы. Но есть знак вопроса, обращенный к Святому Духу. Согласен ли человек быть скотом, пусть и обвешанным гаджетами, или быть выше, живя сознательной жизнью Духа, да и тела также? Согласен ли он ограничивать свое животное счастье требованиями деятельной и творческой жизнью? Вот этот вопрос по-настоящему принципиален, а не вопрос о бытии Бога. Согласен ли он чем-либо пожертвовать ради Абсолюта, Свободы и Закона и своей жизнью свидетельствовать о Них? Сей выбор скорее нравственный, и даже более, и здесь не спрячешься за отсутствие доказательств и не предъявишь несокрушимый щит агностицизма. Возможно, что выбору поможет воспоминание об усопших, что пришло мне на ум в храме, например, сегодня при созерцании подсвечника и множества свечей, зажженных людьми, зашедшими в церквушку до меня. Представьте на мгновение, что сию секунду в городе движутся не тысячи людей, а медленно сгорают тысячи свеч, а вместо голов у них самоколеблющееся пламя в такт их мыслям и желаниям. И все это существует в единстве социальной жизни, сколь ни пытаются его разъять мрази-наверху.
Впрочем, какой выбор? Его и нет, разумный человек, если силы разума в нем уже взросли, откажется вести неразумный образ жизни, будучи в сознании? Разума нам всем... подчеркиваю, всем без исключения, а не только "избранным". И тут уже не надо сомнения, тут надо слово утверждения.
Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир". Устами Заратустры три превращения духа в человеке выделяет Ницше: "как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев".
Если христиане в идеале уподобляются Христу, и Христос - христианам, то верующие в Абсолют должны уподобляться Сократу, идя по пути разума теоретического, и, что более важно, разума практического. Я не знаю, насколько совместимы непосредственность ребенка и неспешность разума. Нельзя озорно играть в шахматы, ибо окончательное мерило - это победа, а не поражение; нельзя обойтись без хотя бы минимального просчета вариантов. Хотя отождествить Абсолют с Разумом есть упрощение, ценно именно многообразие мира, и мудрые, и добрые, и глупые, и злопамятные. Общее же в Уме и в Игре есть спонтанность свободы, право поступать свободно, хотя и стеснен правилами гласными и негласными.
Христианам проще, это мы обречены на двуличие, раздвоение сознания... и оно от того, что мы пустили "?" к себе в огород. Смиримся и с этим, ибо смирение великая вещь. Наш крест -- это добровольно подчинение и благоговение перед Абсолютом, абсолютной верностью морального чувства. Видимо что-то сходное испытывал Кант, ошибочно почитая Абсолют за Долг:
Долг! – восклицает он, — Ты возвышенное, великое слово, так как в тебе нет ничего, угодливого, что льстило бы людям… только из него возникают необходимые условия того достоинства, которое и люди могут дать самим себе. Это именно то великое, что возвышает человека над самим собою (как частью чувственного мира)…
Истина где-то между самокатящимся колесом Ницше и категорическим императивом Канта. И еще мы хотим обыкновенного счастья, и есть предел тому куском счастья (ведь мы живем один раз при худшей альтернативе), которым мы готовы пожертвовать. Да, мы поднялись выше животных, некоторых людей, и отдавая должное тем великим христианам, пожертвовавшим собой, положившего ВСЕ ради Христа, снимая перед ними шляпу, мы находим твердость сказать Абсолюту - "ВСЕГО ты не получишь! Только часть". Мы устанавливаем предел Твоей власти в отношении Себя. Дух призывал бы жертвовать больше, но удержимся от искушения следовать ему, хотя в некоторых случаях, как я считаю, сугубо по личной ярости, можно ВСЕ поставить на кон. Кому хватит банально смелости, и это будет личное решение при слиянии двух воль. Это когда все сгорает в огне.
Но, возможно, достойнее поведение прохладного ума, когда следует "затихариться".
При игре в быстрые шахматы невозможно долго думать, ходить надо уже в почти в следующее мгновение, раздвоенность или растроенность снимается требованием временного фактора. Вот и в жизни человек призван выбирать между удобством, маленьким неудобством и большими неприятностями (горем). Христиан призывают терпеть большие скорби ради Христа, не отрекаться от Него. Снимаю шляпу перед преодолевшими испытание, они герои. Я только не нахожу в себе ничего героического; может оно есть, а может нет, я не знаю, я лишь страшусь. Но если всмотреться в теорию, подлинную веру, то.. отдавать жизнь ради отвлеченных представлений? .. Я, трусливый, готов отдать только кусочек и безнравственно требовать от меня чего-то большего. И ради остатка готов в твердом уме и памяти проигнорировать отсечение от жизни вечной. Бог может сказать -- "а отчего, Я, маловерному должен давать приз пакибытия? не заслужил ты скряга...". Абсолют не скажет, в его праве отказать, и я смирюсь.