Механически отвечая на звонки, я думал, как понимать послание с фотографией, по-видимому, моего ножа. Явно предупреждение, но что от меня хотят? Сам я соскочить не могу, меня гонят как зайца, может отправитель этого не знает? Одни вопросы. Принимая очередной звонок, я не сразу сообразил, что на той стороне произнесли кодовую фразу Гюйгенса. Голос знакомый, выдерживаю паузу.
- Алло, алло! – на той стороне волнуются.
- Виктор? Вот уж и не ждал.
- Я все объясню – неожиданно затараторил он скороговоркой – но это не по телефону, при встрече.
- Назначенные вами встречи мне не нравятся.
- Понимаю. Давайте на Пушкинской, там точно ничего не может случиться, место слишком людное - и добавил для закрепления впечатления – у меня есть важные сведения.
Говорят, что любопытной Варваре нос оторвали, а горбатого могила исправит. Одним словом, побороть свое любопытство я не смог. Итак, в половину восьмого у новогоднего базара на Пушкинской.
Вечерняя Пушкинская площадь напоминала Содом и Гоморру одновременно, казалось началась война. Огромные хлопья мокрого снега делали декабрьскую темень почти непроницаемой. Фонари и рекламные конструкции обильно дополненные так любимыми мэрией новогодними сооружениями с подсветкой, превратились в тусклые разноцветные шары, ничего не освещавшие. Картину дополнял сплошной поток машин на Тверской, разрывавший этот хаос резкими уколами фар и тревожной краснотой стоп сигналов.
Народ валил пестрой от этого освещения массой, из которой невозможно было вычленить отдельного человека. Люди прятали лица в шарфы и воротники, пытаясь уберечься от тяжелых снежинок, которые гонял ветер. Какое тут видеонаблюдение! Батальон солдат провести можно, никто не заметит. Получив снежный залп в физиономию, я протер глаза и направился в сторону зарева в начале Тверского бульвара, там должен быть Рождественский базар.
По обеим сторонам пешеходного перехода скопились люди, передних уже выжимали на проезжую часть, прямо под летящие с Тверской на бульвар автомобили, но красный человечек на светофоре не хотел уступать место зеленому. Все же мне удалось разглядеть на другой стороне знакомую коренастую фигуру. Поток машин стал иссякать, и толпа не выдержала, двинувшись навстречу друг другу. Какое-то такси не успело проехать и застряло в людской массе прямо у тротуара. Я остался на месте, принимая на себя толчки, рвавшихся на другую сторону. Виктор меня тоже заметил и шел навстречу.
На какое-то время его закрыли от меня люди, мечущиеся в попытке пересечь дорогу, оба потока шли лоб в лоб. Вот он снова появился, слегка покачиваясь после каждого столкновения, но точно держал курс на меня. Получив очередной толчок, я чуть не потерял равновесие, меня удержал Виктор, буквально налетевший на меня. Он охватил меня руками за шею и почти повис на мне. Мне показалось, что он чего-то сказал, но в шуме я ничего не расслышал. Его руки соскользнули с моей шеи, я едва успел подхватить его под мышки, ноги его не держали. Он был тяжелый и почему-то скользкий.
Пришлось посадить его на землю, но его расслабленное тело не держалось и так. Осторожно я положил его на спину пытаясь понять, что произошло. Даже в цветном сумраке лицо его казалось неестественно белым. Он не откликался. Попробовал пульс на шее, не нашел. Меня охватил ужас. Полез в карман за телефоном, нужно вызывать скорую, инстинктивно огляделся, рядом по-прежнему стояло такси, застрявшее в людском потоке. Рука скользнула по телефону, оставшемуся в кармане. Выпрямился, посмотрел, она вся в чем-то темном, машинально обтер об куртку, но тут меня резко потянули сзади.
- Садись быстро! – следующий рывок был еще сильнее.
Я буквально влетел в открытую заднюю дверь такси, больно приложившись головой. Тонкая рука захлопнула дверь, перед лицом мелькнула белая, коротко стриженная голова, пахнуло сладкими духами. Сзади загудели машины, разгоняя последних пешеходов, такси плавно двинулось с места и неторопливо двинулось по бульвару. Где-то сзади заухала полицейская сирена. Я ничего не понимал, в голову лезла дурацкая мысль, почему, когда открылась дверь, в салоне не загорелся свет, сколько помню у всех машин загорается.
- Э, да у него руки в крови – низкий с хрипотцой голос Белоголовой подходил ей куда больше, чем духи.
Человек за рулем глянул в зеркало заднего вида, это был «Максим». Я резко повернулся к Белоголовой и выругался, что-то твердое больно кольнуло в бедро. Ее зеленоватое от тусклого света панели приборов лицо сделалось внимательным. Опять появилась тонкая рука, но уже с белым платком и ловко опустилась в левый карман моей куртки. Не успел я возмутится, как рука вынырнула наружу, в ней был нож. Один в один, как тот, что пропал из моей кухни.