Ну и встрял Леод-Зубочистка, ну и попал. Вот говорили ему, даже примеры приводили из жизни: как не надо делать. А он что?
И ничего. Встрял так встрял – и нечего было песни свои на каждом углу петь.
Он, может, петь любил. Вот и допелся.
Пока сидел в холодной – точнее, лежал на топчане, лицом к мокрой, воняющей плесенью стенке – было время поразмышлять. Время-то было, а потратил он его без пользы. Хотя кому как, может, кому и пользой покажется: сказку сочинял. Сказка получалась хорошая, только невеселая, и до конца не придумал: загрохотал засов. Вот и до Леода у Палочника руки дошли. Хотя нет – дошли ноги, а руки-то вот они...
Леода-Зубочистку подхватили за шиворот, и рубашка треснула от воротника вдоль по спине. Палочник перехватил его за волосы, и Зубочистка поклялся себе, что сострижет эту проклятую рыжую копну под корень, а лучше и вовсе наголо! Хорош, конечно, будет он бритый… у него ж веснушки небось и на черепе под волосами… а всё ж лучше, чем никакой… Так что – наголо… если, конечно, выйдет отсюда живой.
Из пыточной волокли тело: так, не тело – мешок с костями. Да и целы ли те кости после пыток? Палочник Зоу, растопыря кривые ноги, крабом перешагнул через бессознательного, не дожидаючись, пока слуга вытащит мешок с костями окончательно. Вися в длинной жилистой руке, Леод лишь покрякивал. От затылка, где железная хватка корявых пальцев, кажется, уже проделала дыры в черепе, шла дорожка боли - как будто вслед за рубашкой рвалась и кожа уличного сказочника-лицедея. То есть это он еще утром был просто лицедеем, а теперь поглядите-ка, бунтовщик, зачинщик смуты, революционер. Пташка стала певцом восстания и пропагандистом чего-то там… Брошенный на лавку, Леод не смог закончить мысленно фразу. Ну и пелядь с нею, нечистый эти глупые слова побери. Лучше при таком раскладе немым родиться: и в пропаганде не обвинят, и полную шапку монет накидают!
И еще почему-то беспокоило, что сказку он так и не закончил. Далась ему эта сказка!
А вот поди ж ты, и помирать не хотелось, историю не досказав.
- Леод-Зуботычка, - прочитал дьячок, полистав журнал с записями, - уличный актер, заподозрен в пособничестве мятежникам. Распевал провокационные куплеты, замечен в компании провокаторов. Поскольку взят впервые, наказание назначить следующее: дать сотню розог, клеймить как мятежника и лишить свободы на шесть месяцев. Повезло тебе, Зуботычка…
- Зубочистка, - буркнул Леод.
- Вон, тех, кто по второму разу схвачен, как запытали. Всё доискивались, кто главарь… А тебя только высечь! – дьячок захлопнул журнал и вышел за дверь: выпытывать из жалкого актеришки ничего не полагалось, записывать, стало быть, нечего.
Палочник, кривой-перекошенный, нехорошая сила, привязал бунтаря и подстрекателя к лавке и свистанул в воздухе розгой.
- Звысь! – эх, прямо над ухом жикнуло. Леод вздохнул и начал:
- Жила-была на свете королева фей. Крошечная – с ладошку, а складная. Всё, как у людей – только маленькое. И королевство у нее было крошечное, и подданные все могли уместиться на нашей городской площади, причем не теснясь и не…
- Звысь! – на этот раз розга не мимо уха просвистела, а ожгла спину.
- И какие же славные это были подданные! Такие легкие, почти прозрачные, хорошенькие и хрупкие. Им ничего не надо было делать: знай порхай с цветка на цветок!
- Звысь! – Леод содрогался от ударов, сглатывал, пережидал первую волну боли, дерущую так, что волоски на теле – и те дрожали мелкой противной дрожью. И продолжал:
- А еще жил король крыс. Крысам – этим бы только пожрать, да подраться, да…
- Звысь!
- И вот раз случился у людей голод, - Леод-Зубочистка прикусил соломинку, раз уж зубочистки не оказалось, и заторопился рассказывать, чтоб успеть сочинить финал до того, как сомлеет. – И крысам стало нечего есть в деревнях. Пошли крысы в город, и победили полчище других крыс, и сожрали все и всех. Гордые своей победой, они расплодились так, что и люди стали их бояться.
- Звысь!
- Ты с оттяжкой бьешь или как, дядюшка Зоу? В прошлый раз не так от души бил, - посетовал Леод, надеясь разозлить старика. Тогда он станет стегать резче, до крови – что на самом деле не так больно.
Но Палочник, проклятущий, не озлился, а лишь крякнул и снова вытянул Леода вдоль спины розгой. Тот охнул и продолжил:
- Прошел год. Для простой крысы много, а для короля крыс – всего ничего! Стал он спесив и жесток, хуже прежнего в сто раз. Жен у него было – два десятка, детей – без счета. А всё как будто не хватало чего.
- Звысь!
- И решил крысиный король посвататься к королеве фей. Что, говоришь – не бывает так? Врешь, в сказке все бывает. Да и в жизни порой…
Палочник хоть и не говорил ничего, но пару ударов добавил. Зубочистка перекусил соломинку, выплюнул и скрипнул зубами. Терпеть становилось трудновато, а говорить и того труднее...
- Дальше, трепач, - сказал вдруг мучитель. В лицо Леоду ткнулась кружка воды.
- А что мне за это будет? – едва переводя дух, спросил Зубочистка.
Вода, плеснув напоследок в нос и рот, исчезла из поля зрения. Розга свистнула рядом со скамьей.
- Ну?
Леод хмыкнул и продолжил:
- У королевы фей в ее фейском распрекрасном царстве был свой порядок: молочные реки, кисельные берега и полные болота сладкого рисового пудинга. Всё это пахло, как кондитерская лавка вместе с молочной, и – вот странно! – никогда не кончалось, не портилось и не прокисало. Одна беда: если ты в этой стране не хозяин, а всего лишь гость, так и останешься там навсегда. И перестать есть тоже не сможешь… пока не помрешь - от тоски ли, от обжорства ли… Но крысы уж всё поели в округе, а люди, напуганные растущими полчищами крыс и неспособные справиться с ними, ушли из тех мест навсегда. Голодные и злые, крысы окружили страну фей.
И король крыс – звали его, кстати сказать… как же его звали-то? Ну, допустим, звали его Сайолтак, что значит «имеющий хорошее семя», или «производящий много детей»… Так вот, он посватался к королеве фей Адилин, и она, разумеется, ему отказала.
- У меня десять жен, двадцать восемь наложниц и сто рабынь, - зашипел Сайолтак, - а ты… Ты не желаешь знать меня?
- Если у тебя столько крыс в услужении, то зачем тебе еще и фея? – задрала нос Адилин. – Не желаю и видеть тебя, и слышать! Убирайтесь из моего королевства.
А некоторые из наиболее прожорливых крыс Сайолтакова войска уже начали откусывать от пряничных домиков фей и отхлебывать из молочных рек. И было ясно, что они не остановятся. И уйти уже не смогут никогда.
Сайолтак облизнул усы и сказал:
- Я сделаю тебя своей женой или стану королем твоей страны без тебя. Мне все равно. Но ты со своими крылышками и кудряшками, сидя в золотой клетке, очень украсила бы мой дворец.
Фея разгневалась и ударила короля крыс жезлом, отчего усы у него почернели и отвалились.
Так началась война фей с крысами… Ай! Да что ж ты делаешь, изверг?!
- Звысь! Звысь! – удары посыпались на спину Зубочистки.
Тот попытался скорчиться, веревки впились в тело.
К скамье подошли двое: Леод увидел кожаные рыжие сапоги и щегольские башмаки с вычурными пряжками.
- Что ты копаешься, Зоу? Еще пятеро зачинщиков и бунтарей ждут не дождутся своей очереди! А ты никак не можешь всыпать этому доходяге то, что ему причитается! – прогремел кто-то. Солдафон и грубиян, определил по голосу Леод.
- Крепок оказался доходяга, - проскрипел Палочник.
- Ну так старайся получше! Как жалованье получать…
Сапоги отошли на несколько шагов, затоптались у верстака, где у дядюшки Зоу был разложен инвентарь – Леод успел заметить это, пока еще не валялся на скамье.
- Дай-ка я сам его проучу, - хохотнул солдафон. Небось знает толк в разных-всяких пытках – на войне, как говорится… - Чтобы знал, как бунты разжигать!
Зубочистка бы поспорил, кто разжигает: те, кто на площади песни поет, или те, кто с народа после войны еще и три шкуры дерёт? Вот этот, например, у которого одна пряжка на башмаке стоит дороже, чем корова!
У обладателя рыжих сапог оказалось худо с фантазией. По крайней мере, исполосованному розгами Леоду показалось, что можно было бы придумать что-то поостроумнее, чем поливать исхлестанную спину солевым раствором. Но замечания эти, шипя и скрежеща от боли, Зубочистка держал при себе. Хорошо хлещет Палочник, пелядь его покусай – старается понапрасну шкуру не ссаживать: так больнее. Но все-таки частично кожа на спине была лопнувшей, и того хватало для…
- Кстати, а почему «Зубочистка»? – спросил башмаконосный. Видно, прочитал в журнале имя и прозвище Леода.
- Это, ваше высочество, потому, что он зубочистку всегда в зубах держит, - услужливо подсказал хозяин рыжих сапог.
«Ого, высочество!» - оценил визит Леод. Так это сам принц пожаловал? Какой молодец, оказывается, лично следит, что делают в его пыточных с теми, кто против него выступает? Может, стоит намекнуть, что его сцапали ни за что? Ну, просто стоял у стенки, пел песенки, денежки зарабатывал… А тут эти, пятеро – которые с листовками да газетками! И ну лозунги орать да прокламации раскидывать!
А он, Зубочистка, только песенки…
Да, только песенки… Вспомнить бы еще, что горланил… Если «Бабочка-корябочка», то еще куда бы ни шло, а если «Куплеты о престоле», то куда хуже. И ведь скорее «Куплеты», потому что на них нынче у простонародья большой спрос!
- Уважаемый, а ведь я вас спросил! – обладатель пряжек склонился, заглядывая Леоду в лицо. – Отвечайте, дорогой подстрекатель и бунтовщик! Я ведь к вам обращаюсь!
- Его величество желают знать, почему тебя прозвали Зубочисткой! - проорал солдафон, проявляя рвение.
А Палочник, предатель, вытянул по спине розгой.
- Железо каленое тащи, - поморщился принц и выпрямился.
В надежде, что недоразумение еще можно прояснить, Леод заторопился, зачастил:
- Не надо железа, ваше высочество! Зубочистка – это потому, что я всегда ношу с собой кусочек дерева для прочистки зубов в надежде, что за мои скромные песни или недостойные вашего внимания сказки меня покормят! А как же дальше-то петь с нечищеными зубами!
- Сказки? Это вы сейчас одну из них рассказывали, любезный? – вопросил принц.
У виска замаячили клещи с раскаленным клеймом наготове. Леоду знак бунтовщика был ни к чему. Он заерзал и замычал в ужасе.
- Сейчас он начнет нас уверять, что ни в чем не виновен, - гоготнул рыжесапожный.
- Все они так говорят, - скрипнул Палочник Зоу. – Хотя этот трепач забавные истории травит с перепугу.
- Убери-ка клещи. Я хочу послушать, - распорядился принц. Кто-то проворно подставил ему стул с кривыми ножками, и высочество изящно разместило на нем свое худое седалище. – За хорошую историю будешь помилован.
- Извольте, - торопливо сказал Леод. Сердце его сжалось. Он не любил бросать недосказанные истории посередине, а эту приходится прерывать уже во второй раз, уже почти додуманную… но с другой стороны, если его тут до смерти уходят, то и ни одной истории от Зубочистки больше не будет! – Жил-был на свете один милейший и добрейший ученый, и…
- Э, нет, любезнейший, - худая нога в чулке, вышитом золотыми нитями, нетерпеливо качнулась. – Я слышал другую историю. Про фей и крыс.
- Она вам не понравится! – запротестовал Леод, пытаясь прикинуть наскоро: много ли слышал принц и как продолжить сказку, чтобы она пришлась высочеству по душе.
- А тебе понравится клеймо мятежника? А может, лучше клеймо насильника и убийцы? Как вы считаете, ваше высочество, нашему сказочнику подойдет вот это?..
- Вы закончили на словах «так началась война крыс и фей», любезнейший.
К лицу Леода приблизилась надушенная рука – четыре тяжелых перстня на пальцах. И в зубах сказочника появилась щепочка благоуханного мятного дерева.
Крысы жрали. Ох, как страшно жрали. И плохо им не было, и не толстели. Так, отдыхали немножечко – и жрали снова. Феи сначала торжествовали: поду-умаешь, и не таких наше королевство обламывало.
Но проходили дни, пролетали недели. Крысы не могли никуда уйти, не могли остановиться. Куда бы ни шла, куда бы ни летела какая-нибудь феечка, везде видела жрущую крысу. Ели поодиночке и компанией. Ели болотно-рисовый пудинг, карамельный песок, кисельный берег, ели макароны-ветви и конфеты-плоды, грызли леденцовые камни и пиццы-лужайки. А также пряничные домики, сахарные беседки и желейные бассейны.
Кроме того, крысы размножались. Кажется, даже быстрее, чем ели. Их стало так много, что время от времени какая-нибудь зазевавшаяся фея не успевала вовремя улететь, и крысы сжирали и ее.
Спустя некоторое время осатаневшие от сладостей и выпечки крысы распробовали теплую фейскую кровь и переключились на свежее мясо.
Спасение от прожорливых грызунов они находили лишь в воздухе.
Но вечно висеть в воздухе им не удавалось.
Тогда эти нежные, хрупкие и почти невесомые создания начали действовать. Смешно же это выглядело, когда несколько феечек, вооружившись пиками из сосновых игл, пытались поразить молодого, лоснящегося от хорошей пищи крысюка! Смешно и жалко. В конце концов стайка крылатых крохотулек разлеталась, оставляя один или два трупика прожорливой хвостатой твари на съедение.
- Ну что, королева Адилин? – ухмыляясь в усы, спросил Сайолтак через два месяца отчаянного сопротивления фей. – Не хочешь ли ты изменить что-нибудь в этом бедственном положении?
И облизнувшись, крыс обвил тоненькую талию Адилин голым, противным хвостом.
- Тебе не удастся заставить мой народ жить в мире с грязными, вонючими крысами, - сказала фея, собрав в кулачок всё свое мужество, всю волю. Мы лучше умрем, чем сдадимся.
- Но твое королевство и так, и так будет наше, - вкрадчиво сказал король Сайолтак. – Не лучше ли прийти к мирному соглашению и сдаться на нашу милость? К тому же быть королевой крыс вовсе не зазорно. Ты сохранишь корону, а мы, крысы, будем полноправными хозяевами этих земель наравне с феями.
Чего стоило фее согласиться? Она спасла бы остатки своего народа. Но прекрасная, маленькая и гордая Адилин сказала «нет» королю крыс.
И он тут же откусил ей голову… и пал возле обезглавленного тельца. Королева смазала нежную кожу страшным ядом, и сама ужасно мучилась те несколько минут, которые яд жег ее. А попав внутрь противного короля, яд тут же убил его …
Крысы, конечно, огорчились такому событию. Но не сразу поняли истинное значение смерти своего правителя и королевы Адилин.
Поскольку феи больше не повелевали своим маленьким сладким королевством, и никому не передавали бразды правления, и никто не завоевал прав на трон, королевство в считанные дни испортилось. Сначала скисло молоко, потом загнили пудинговые болота. Последними рассыпались в прах засохшие остатки пряничных домов и хлебных деревьев.
И если вы не верите в мой рассказ, то подите по свету и разыщите фей и их королевство, где текут молочные реки в кисельных берегах, и где ивы из макарон, а лужайки сплошь покрыты сырной корочкой пиццы…
Леод-Зубочистка перевел дыхание и покосился на ноги принца.
Тот покачивал башмак на кончиках пальцев, а на пятке златотканого чулка виднелась дыра.
- Ты ведь из народа, Леод-Зубочистка? – холодно поинтересовался его высочество принц Шаул-Так.
- Да, ваше высочество, - сказал Леод. Теперь, когда сказка была придумана и досказана, он мысленно перебирал слова в ней – так ли легли? Хорошо ли прозвучали? Не будет ли лучше что-то поменять, переставить?
- То есть так народ понимает события прошедшей войны? Да? Лучше бы княжна Оделина отравила меня, чем выйти за меня замуж и предотвратить кровопролитие? Вы так считаете, гнусное плебейское отродье? Да?
Леод сглотнул.
- Господин… Ваше высочество неверно поняло смысл сказки… Я вовсе не хотел напоминать вам о нашей Великой Войне и ее исходе… Я просто…
- Завтра на рассвете тебя повесят. Хотя зачем ждать так долго? Палоч… господин Зоу! Я приказываю, чтобы Леод-Зубочистка не дожил два часа до рассвета… и чтобы он не дожил очень тяжело и плохо! И чтобы!.. чтобы…
Леоду не надо было видеть узкое носатое лицо принца, чтобы знать, что оно сейчас похоже на крысиную морду.
Как же так получилось? Он лишь рассказал сказку, хорошую сказку! Только грустную…
Солдафон вывел принца из пыточной. На стул тяжело опустился Палочник, потер узловатыми руками распухшие колени.
- Ты умрешь быстро, - пообещал он шепотом.
Леод прикусил зубочистку, когда острая боль захватила все его тело в кратковременный, но мучительный плен. Перекушенная надвое щепочка упала в солому и затерялась там.
По тюремному полу прошуршали то ли крошечные ножки фей, то ли крысиные лапки, а затем…
Леод открыл глаза и увидел, как закопченная стена открылась перед ним в звездное небо, а под свободные от веревок ноги легла тропка, ведущая в пахнущие ванилью и корицей края маленькой королевы фей… Чувствуя, что зубочистка тут ему бы пригодилась, он пошарил в соломе рукой.