Талант Репина никем и никогда не оспаривался. Тем не менее, в своей оценке критики расходились, и расходились кардинально.
Яркой отличительной чертой работ Репина является их смысловая содержательность. Этот аспект творчества художника признается всеми, но одни ставят ее (содержательность) Репину в заслугу, настаивая на том, что она выделила художника из рядов равно одарённых коллег и позволила Репину стать великим художником, другие считают ее кандалами, не давшими возможности раскрыться этому неоспоримому таланту по-настоящему и не позволившими дарованию вознестись до уровня Рафаэля и Рембрандта.
Среди художников 60-х и 70-х годов XIX века самым крупным и замечательным является Репин. – Писал в книге «История русской живописи в XIX веке» Бенуа. - …по своему огромному, совершенно из ряда вон выходящему таланту он достоин занять одно из наиболее видных мест в истории — и не одного только русского — искусства.
Корни смысловой содержательности творчества Репина базируются на том, что он был самым талантливым из учеников Крамского, одного из основоположников передвижничества.
«Мы назвали Репина учеником Крамского, - писал все тот же Бенуа - и действительно, Репин не только «воспитывался на Крамском», не только в юности заразился его жаждой просвещения и служения общественности, но и затем всю свою жизнь стремился, согласно заветам Крамского, посредством картин своих выяснять и поучать».
Иван Крамской учил своих молодых последователей:
«Если вы хотите служить обществу, вы должны знать и понимать его во всех интересах и во всех его проявлениях». «Настоящему художнику необходимо колоссальное развитие, если он осознает свой долг - быть достойным своего призвания. Я не скажу: быть руководителем общества, это слишком, - быть хотя бы выразителем высших сторон его жизни.
И для этого нужна гигантская работа над собой, необходим титанический труд и знания, без этого ничего не будет».
И Репин, как никто другой, следовал этому наставлению учителя, что видно, например, из его письма из Парижа 26 января 1874 года:
«Не знаю других сфер, но живопись у теперешних французов так пуста, так глупа, что сказать нельзя. Собственно, сама живопись талантлива, но одна живопись, содержания никакого... Для этих художников жизни не существует, она их не трогает. Идеи их дальше картинной лавочки не поднимаются».
В марте 1878 года Толстой писал, отвечая Стасову на его хвалебный отзыв о работах Репина:
«...ваше суждение о Репине я вполне разделяю, но он, кажется, не выбрался еще на дорогу, а жару в нем больше всех».
«У Репина такая же цельная, неподмесная, неразвлекающаяся ни на что постороннее натура, как и у вас. А это не всякий день увидишь... А еще, Репин всех умнее и образованнее всех наших художников»
Продолжал эпистолярный диалог с Толстым Стасов.
Мировоззрение Репина во многом перекликалось с мироощущением Толстого, в том смысле, что произрастало из него.
Репин расходился с Толстым только во взглядах на искусство.
«О боже мой! Что это Лев Николаевич, ну можно ли так шутить! Фальшивые, бездарные - Рафаэль, Вагнер, Шекспир (здесь Репин ставит множество восклицательных и вопросительных знаков). Ох, нет, не могу; да я даже и волноваться не могу особенно. Ведь это все равно, если бы нашелся какой-нибудь сорви-голова, который мне сказал бы, что Лев Толстой бездарен и фальшив. Ну что с таким спорить, к чему?».
Не разделял Репин и хождения Толстого в народ.
«Со своей веревочной сбруей и палочной сохой Лев Николаевич мне жалок. А при виде яснополянских обитателей в черных, грязных избах, с тараканами, без всякого света, прозябающих по вечерам у керосинового, издающего один смрад и черную копоть фитиля, мне делалось больно, и я не верю в возможность светлого, радостного настроения в этом Дантовском аду. Нет! Какая же любовь к этим существам может смириться с такой юдолью. Нет!! кто может, пусть следует благородному Прометею! Пусть он несет божественный огонь этим утлым, омертвелым существам. Их надо осветить, пробудить от прозябания... Спуститься на минуту в эту тьму и сказать: я с вами - лицемерие. Погрязнуть с ними навсегда - жертва. Подымать! Подымать до себя, давать жизнь - вот подвиг».
После первой личной встречи со столпом русской литературы Репин писал Стасову:
«Я почувствовал себя такой мелочью, ничтожеством, мальчишкой! Мне хотелось его слушать и слушать без конца, расспросить его обо всем. И он не был скуп... он говорил много, сердечно и увлекательно... (Он был глубоко растроган и взволнован, как мне показалось; и было отчего, он высказывал глубокую веру в народ русский)».
Александр Бенуа, которого википедия определяет как русского художника, историка искусства, художественного критика, основателя и главного идеолога объединения «Мир искусства» имеет вымаранное впоследствии советской идеологией полярно противоположное мнение.
Я приведу Вам несколько цитат из статьи Бенуа о Репине, где почти каждое предложение прочитывается как хлесткая пощёчина, удар хлыста по распятому для экзекуции телу или плевок в икону.
«Мы назвали Репина учеником Крамского, - писал в книге «История русской живописи в XIX веке» Бенуа - и действительно, Репин не только «воспитывался на Крамском», не только в юности заразился его жаждой просвещения и служения общественности, но и затем всю свою жизнь стремился, согласно заветам Крамского, посредством картин своих выяснять и поучать. Он постоянно влюблялся в новые и противоположные друг другу истины, причем чаще увлекался внешним блеском, величием этих идей, нежели их сущностью.
Когда, бывало, осмотрев вялую и нелепую Академическую выставку, мы затем отправлялись к Передвижникам, нас каждый раз охватывало удивительно отрадное чувство. Казалось, точно мы из смрадной и темной казармы с ее несносной муштровкой и шаблонным порядком вышли прямо за город в деревню, на простор, на свежий воздух, к народу. Тогда мы не чувствовали той фальши, которая была и в этом творчестве. Если нас что-либо коробило, так это только пошловатые рассказики Вл. Маковского и ему подобных.
Репин не оказывается тем великим художником, каким многие, кому он был дорог, желали его когда-то видеть. Он не тот здоровый и простой реалист, каким он представлялся в былое время в сравнении со своими товарищами — вовсе уже не простыми и здоровыми реалистами. Напротив того, и он оказывается скорее каким-то чрезмерно разносторонним, неточным и неглубоким «учителем», вечно стремившимся высказать свое мнение по поводу последних толков. В сущности, и он презрел самую живопись, меньше всего обратил внимание на внутренний смысл красок и линий.
Репин плохой мыслитель. Это человек, вполне зависящий от настроения минуты, от последнего впечатления.
Репин — дитя общества и времени, отвергнувших внешнюю культуру, следовательно, и пластическое искусство. Он развился в эпоху самого чудовищного огрубения формальной стороны русской жизни, и ему негде было найти спасения от этой грубости, негде познать самую суть святой красоты.
В «Крестном ходе» нас, разумеется, не прельщало наивное сопоставление фанатичных богомольцев и грубых жандармов, но исключительно только красота превосходно переданного знойного дня и великолепно выраженного движения живописной толпы. В «Не ждали» наш глаз скользил по ходульной мелодраме, по довольно поверхностно созданным типам, но зато с наслаждением останавливался на превосходно написанном interieur'e, на сильных серых красках, на бодрой, простой живописи. В «Садко» нас поражала выдержанность колорита, в «Иоанне» и «Казаках» — сочность и размах кисти, славные, ясные краски. Во имя всего этого мы готовы были простить как полное отсутствие сказочности в первой картине, так и случайность, эпизодичность и неубедительность в двух последних.
… приложив затем «эту общеевропейскую» мерку к тому, что было сделано в нашем художестве, сейчас же обнаружился низкий художественный уровень нашей живописи. При этом оказалось, несмотря на все желание выгородить прежнего бога, что и Репин не чужд общих недостатков, общего варварства. И он по сравнению с истинными колоссами европейского искусства показался теперь вовсе не таким великим и поразительным, каким он прежде представлялся. Его ореол живописца померк, и тотчас же стала досадливо колоть глаза «содержательная» сторона его картин.
Обзор всего творения Репина в целом заставляет нас хоронить одну из самых драгоценных иллюзий. Чисто живописные достоинства репинских произведений оказываются далеко не столь высокими, как нам казалось прежде, зато литературная сторона его картин и даже портретов неприятно колет глаза, а в иных случаях представляется прямо невыносимой.
… там же, где мы прежде видели живописное великолепие, «равное Рембрандту и Веласкесу», нас теперь поражает что-то сырое, художественно непродуманное и не культурное: мятый, сбитый рисунок, «приблизительные» краски, жесткая, небрежная живопись. Репин, бесспорно, огромный, но малоразвитый и в то же время вовсе не наивный талант.
Репина мучило убеждение в необходимости идейной подкладки в картинах, и, вместо того, чтоб видеть эту идейность в красках и формах, он искал ее в мыслях и в словах. Содержательность картин он продолжал до самых последних дней видеть в том, что можно было вычитать из них. Поэтому-то он вечно прибегал к литературным темам, стремился как можно выразительнее, драматичнее рассказать свою злую сатиру, свою веселую повесть, свою мрачную трагедию или характерную сцену. В погоне за всем этим он пренебрегал живописью, красотой. А между тем в его даровании не было той силы выражения, той драматичности, наконец, той глубины философского взгляда, во имя которых только «содержательность» терпима в художественных произведениях. Слабое место «Проводов новобранца» — это безучастные лица, отсутствие драмы, вялость рассказа; слабое место «Садко» — кукольность действующих лиц, неубедительность фантастического элемента, отсутствие сказки; слабое место «Софьи» — ее театральная поза, грубая нарочитость выражения, отсутствие истории; слабое место «Не ждали» — подстроенность фабулы, гримасы актеров, грубость повествования; слабое место «Иоанна Грозного» — натуга и пересол в трагизме; слабое место «Св. Николая» — банальное выражение святого, карикатурность остальных; слабое место «Ареста» — мелодраматический вид героя и неуместный кнаусовский анекдотизм и т. д. Репин — живой и страстный человек. «Равнодушных» картин в его творении трудно найти. С трудом придуманный, почти случайно доставшийся ему сюжет в большинстве случаев все же увлекал его. Почти в каждой из его главных картин чувствуется не только расчет, не только рассудочность, но и жгучий темперамент, сильное, иногда даже несколько припадочное увлечение. Однако этот драматизм его, хоть и искренний, хоть и очень страстный, все же чисто актерского характера: неестественный и неглубокий. Его действующие лица, иногда очень ловко расположенные, очень выразительно жестикулирующие, строящие весьма подходящие мимические гримасы,— истинные лицедеи, играющие идейную роль, а не люди, живущие сосредоточенной, душевной жизнью. Лишь в «Бурлаках», написанных в юношеском пылу, под непосредственным впечатлением виденного во время путешествия по Волге, написанных притом очень внимательно, с некоторой еще ученической робостью, есть истинный символизм, очень просто и ясно выраженная драма, вдобавок не лишенная классической объективности.
Лучше всего Репину удавались сатира, насмешка, карикатура, смешливый и злобный анекдот. Однако его картины и этого типа далеко не производят отрадного впечатления на людей мало-мальски чутких к грубости. В таких картинах он нередко пересаливал и впадал в шарж. Иные из его сцен, не будь в них крупных живописных достоинств, легко можно было бы принять за произведения Владимира Маковского. В «Крестном ходе» довольно метко и злобно подмечены смешные стороны в богомолках, во «властях» и духовенстве, но все эти детали производят скорее тягостное впечатление благодаря своей нехудожественной подчеркнутости, какому-то даже ломачеству. В «Запорожцах» физиономии некоторых казаков очень смешны и типичны, но в общем эта картина все же производит впечатление какого-то грубого смехотворного зрелища. В «Св. Николае» единственное удачное место — эта подлая ужимка византийского царедворца, в «Аресте» очень верно схвачена холопья угодливость полового, но эти черты в обеих картинах как-то не вяжутся с остальными, являются лишними, почти бестактными подробностями.
А между тем, какие чудные по живописным достоинствам куски во всех этих картинах Репина, указывающие на настоящую силу этого мастера и заставляющие сожалеть, что эта настоящая его сила не проявилась вполне, проявилась как-то случайно, как будто даже помимо желания художника. Как прекрасно задуманы черноватые и все же колоритные сумерки в Иване Грозном, заволакивающие темную, мрачную палату страшного царя! Какой природный колорист сказался в густых лужах крови, пролитых на горячие краски персидского ковра. Великолепна также живописная задача в обоих «Крестных ходах» — чудный зеленый насыщенный тон в одном и невыносимый, раскаленный солнцем воздух на втором. Какой подбор благородно-однообразных, серых красок в «Запорожцах», как хороша в красочном отношении даже злополучная белая бурка стоящего спиной казака, являющаяся таким нелепым диссонансом в повествовательной стороне этой картины. Эта белая бурка — очень характерный симптом в Репине и далеко не единственный пример в его творении. В каждой картине можно найти эту «белую бурку» — такую же уступку, сделанную рассказчиком-Репиным живописцу-Репину, и можно только пожалеть, что первый не пожелал раз навсегда и совершенно уступить второму. Даже в самых неудачных вещах мастера есть эти великолепные куски, но зато и в лучших его картинах это только куски, случайно, контрабандой пробравшиеся в его идейные создания.
Этого страстного, чрезмерно увлекающегося человека вовлекло в общий круговорот, он сбился с истинно художественного пути и оставил свой удивительный дар недоразвитым, «сырым». Мы теперь в его творчестве видим скорее только намеки и недосказанные слова, нежели ясно выразившееся целое».
Констатируя для Вас эту разноголосицу мнений, сознаюсь, что с вопросом, кто из оппонентов прав, я определиться не сумел. Возможно, Ваше мнение, благодаря более глубокому пониманию изобразительного искусства, и более определенно.
Мне и (не сомневаюсь ни на секунду) читателям канала будет интересно с ним ознакомиться.
Весной 1900 года Репин приехал на парижскую художественную выставку вместе со своей второй женой Натальей Борисовной, а в конце того же года перебрался с ней в имение Пенаты, расположенное в Куоккале, которая после 1918 года стала финской территорией.
События февраля Репин встретил с радостью, а вот октябрьского переворота просто не заметил, хотя как раз в это время находился в Петрограде.
Репин с волнением следил за событиями; всю жизнь ненавидел он самодержавие и теперь писал Стасову: «Как хорошо, что при своей гнусной, жадной, грабительской, разбойничьей натуре он (Николай II) все-таки настолько глуп, что авось скоро попадется в капкан, к общей радости всех просвещенных людей!.. Как невыносимо жить в этой преступной, бесправной, угнетающей стране! Скоро ли рухнет эта вопиющая мерзость власти невежества?»
Летом недалеко от Репина в Куоккала поселился Алексей Максимович Горький. 9 января он был в толпе рабочих на улицах Петербурга и в тот же день написал воззвание, в котором призывал всех граждан к упорной борьбе с самодержавием. За воззвание Горький был арестован, сидел в тюрьме и теперь снова был весь поглощен делами и заботами, связанными с революцией. Он бывал в Пенатах и, возможно, подсказал Репину темы для будущих его картин. Очень волновался и Стасов, он не мог допустить, чтобы Репин, художник, оставался в стороне от революции. «Что, если бы Репин нашел бы у себя, где-то в углу, те кисти, которые написали «Исповедь», «Не ждали», «Арест», - вот было бы торжество и историческая страница», - писал он жене Репина. И позднее напоминал самому Репину: «Думаете ли Вы, помните ли Вы еще то, что мы с Вами говорили о громадной композиции «Освобождающаяся Россия»?»
Илья Репин был, пожалуй, самым востребованным советской пропагандой художником дореволюционной России.
И не удивительно. Достаточно взглянуть на фрагменты его картин. Они красноречивее большинства пламенных речей самых пламенных большевиков обличают несовершенство системы государственного управления царского периода истории России, выпячивают ее антинародный характер, оправдывают реки крови соплеменников, пролитой в братоубийственной гражданской войне.
Квинтэссенцией общественного мнения о Репине является статья в Большой советской энциклопедии.
«Глубоко народное, тесно связанное с передовыми идеями своей эпохи, творчество Р. — одна из вершин русского демократического искусства».
Авторы статьи восхищаются одарённостью, наблюдательностью и страстным темпераментом художника, его умением использовать позу, жест модели для её образной характеристики, считают, что Репин выступает как художник-демократ и отстаивает принципы народности художественного творчества, а также борется против далёкого от жизни академического искусства.
Картины «Арест пропагандиста», «Отказ от исповеди» и «Не ждали», по мнению авторов статьи, проникнуты идеями освобождения народа, борьбы с самодержавным строем.
«Р. много работал над темой революционного движения. Сочувствуя революционерам, видя в них героев борьбы за народное счастье, Р. создал целую галерею положительных образов, ярко и правдиво отразив и силу, и слабость разночинского революционно-демократического движения («Отказ от исповеди», 1879—85, «Арест пропагандиста», 1880—92, «Не ждали», 1884—88, — все в Третьяковской галерее)».
«Крестный ход в Курской губернии» Большая советская энциклопедия называет поэмой о бедности и забитости народа, о его жажде лучшей доли, о чванливых барах и других «хозяевах» деревни, бичующим обличением мерзостей существовавшего строя и прославлением народа, угнетённого и обманутого, но великого и могучего».
Когда работы Репина стали активно использоваться в пропагандистских целях, советское руководство посчитало, что автор ставших культовыми «Бурлаков на Волге», «Отказа от исповеди» и картин о революции 1905 года не мог жить в государстве, ставшем вражеским.
Письма с предложениями вернуться назад Репину неоднократно писал сам Климент Ворошилов.
Почему именно Ворошилов? Ответ на этот вопрос я нашел в мемуарах Молотова.
Ну все мы, конечно, такие слабости имели – барствовать. Приучили – это нельзя отрицать. Все у нас готовое, все обеспечено. Вот он начинал барствовать. В чем это выражалось? Любил иметь дело с художниками, любил театр. Особенно, художников. К себе в гости приглашал.
Ворошилов был с художниками. А художники, в основном, беспартийные тогда были.
А Ворошилов либеральничал. Выпивал. Во время выпивки языки развязываются. А мы жили в таких сложных условиях, надо было быть насчет языка очень осторожным. Ну Ворошилов любил немножко, так сказать, мецената изображать, покровителя художников и прочее. А те уж, конечно, старались вовсю. Герасимов Александр очень хороший художник, он его и на коне изображал, и на лыжах. Ну это, видимо, взаимная была такая связь. Сталин был абсолютно прав, потому что художники – они-то ротозеи. Они сами невредные, но вокруг них всякой шантрапы полосатой полно.
В 1926 году в Пенаты прибыла целая делегация сотрудничавших с новой властью художников во главе с учеником Репина Исааком Бродским. Илье Ефимовичу они привезли подарок от советского правительства – конверт с $2 тыс.
Репин радушно встретил старых знакомых, подарок взял, но возвращаться в советскую Россию все равно отказался. Ведь именно в тот момент, несмотря на письма Ворошилова, дочь и внучку Ильи Ефимовича, живших под Витебском, выселили из собственного дома и включили в список на отправку в Сибирь.
Приезд художников из СССР, их настойчивые просьбы вернуться на Родину так подействовали на Илью Ефимовича, что он обратился со следующим письмом к Клименту Ворошилову (орфография и стиль этого и последующих документов сохранены):
«Высокопоставленный Товарищ Климентий Ефремович!
Долго я не смел писать Вам, но необходимость заставила. Дело серьезное. В жизни мне везло и я никогда не просил. Мой труд меня обезпечивал; и я имел уже имение, собственную кв. в Питере, и, несмотря на разроставшуюся семью, имел уже в Государств. и Московско-Купеческом банках — около 200 тыс. рубл. зол.
Но настали времена лютые: деньги отобрали, из имения оставили только 4 десятины; в дом поселили латышей, хотя была и школа, где преподавали моя дочь и внучка, в нашем же доме. (Близ Витебска, Верховск. вол.). После 81 года жизни — ни имения, ни денег.
Простите. Престарелый художник Илья Репин — автор «Бурлаков» и «Запорожцев».
Ворошилов направил письмо художника И. Сталину для принятия решения с такой припиской:
«Дорогой Коба!
Посылаю тебе письмо Репина для ознакомления. Очень прошу, если это тебя не затруднит, черкнуть пару слов по этому поводу».
«Клим! Я думаю, что Соввласть должна поддержать Репина всемерно».
– Отреагировал на обращение к нему Ворошилова вождь.
Вскоре меценат написал Репину краткий ответ:
«Глубокоуважаемый Илья Ефимович! Обещаю на днях доложить Ваше дело Правительству и надеюсь, что Рабоче-Крестьянское Правительство, принимая во внимание величайшие заслуги Ваши перед страной и человечеством, сделает все необходимое для удовлетворения Ваших требований».
Вскоре Репин об этом письме писал (не без иронии) И. Бродскому:
«Дорогой Исаак Израелевич!
…Вчера я получил ответ от Ворошилова. Дивное письмо! Если моя просьба будет без ожидаемых последствий, я, все же, считаю себя счастливцем, получив такой автограф высокой ценности, — признание моих заслуг величайшими перед страной и человечеством (еще никогда не подымались мы на такую высоту — «перед страной и человечеством!»)
Завещаю отдать это письмо на хранение в музей. И, кстати, я отрекаюсь от титула «Народного художника», которым было выражено желание наградить меня. Я благодарен за столь высокую честь, но Ворошиловское письмо исчерпывает этот вопрос. Я награжден».
В Москве начали готовить вторую делегацию для переговоров с Репиным о возвращении. Ворошилов об этом писал Илье Ефимовичу так:
«Глубокоуважаемый Илья Ефимович! Разрешите заверить Вас, что решаясь переехать на родину, которую, не сомневаюсь, Вы любите также глубоко и сильно, как и все мы, Вы не только не делаете личной ошибки, но совершаете поистине большое, исторически-общественное дело. Вашу личную жизнь и Ваших близких Государство обеспечит полностью. А Ваша духовная жизнь, жизнь великого художника, снова сольется с жизнью титана-народа…».
Удивительно, но параллельно с этой перепиской в России дочь Ильи Ефимовича готовились отправить в Сибирь, о чем свидетельствует «Справка об имущественном и семейном положении дочери И. Репина Татьяны Ильиничны Репиной-Язевой».
«Репина-Язева Татьяна Ильинична, 50 лет, Витебск, почтовая станция Буяны, Николаевский с/с, Здравнево.
Состав семьи: дочь, зять Иван Дмитриевич Дьяконов и 4 внуков, из коих старшему 6 лет. Муж Т. И. Репиной-Язевой, умерший 2 года назад, был военным инженером. С 1918 по 1921 г. был на фронте и имел награду.
Дочь ее была учительницей с 1919 по 1926 г. Зять, И. Д. Дьяконов, все время был учителем в Здравневе по февраль текущего года, когда был снят с работы, и исключен из Союза, как обложенный индивидуальным налогом. Школа в Здравневе в течение 9 лет пользуется бесплатным помещением в доме Т. Репиной.
Т. И. Репина состояла учительницей с 1921–1923 г., оставила работу из-за потери слуха».
Документы НКВД рассказывают, что 31 марта Т. И. Репина вызывалась в с/с для заполнения анкеты на предмет выселения в Сибирь».
3 февраля ею получена повестка о немедленном взносе в кооператив дифференцированного пая в размере 1000 р.
5 февраля у Репиной описано все имущество (включая и надетое на теле белье, детские пеленки и т. п.) с предупреждением, что оно будет конфисковано.
10 февраля Репиной было велено лично возить лес из Николаевского с/с. Когда она явилась в с/с с заявлением о невозможности для нее выполнить предписанную работу, но с предложением воспользоваться ее лошадью, она была подвергнута обыску и оставлена до вечера под арестом. Одновременно был произведен обыск в доме (как и у всех обложенных индивидуальным налогом).
Трудно понять логику власти, которая одной рукой пишет восторженные письма художнику с предложением вернуться на Родину, а другой — терроризирует его родных и близких за то, что они живут в родительском доме, половину которого бесплатно предоставляют школе, но не имеют возможности платить бешеные налоги за «индивидуальное владение». Вероятно, Илья Ефимович тоже не смог понять этого, потому, видимо, и отверг предложение Сталина - Ворошилова.
Члены делегации, направленной в Куоккала, впоследствии вспоминали:
«— Вас ждут в СССР, — говорили мы. — Ваш приезд будет праздником для всей страны. Вас встретят с почестями, как свого любимого художника.
— Нет, нет, я недостоин этого, — отвечал Репин. — А от почестей, пожалуйста, освободите. Я уж лучше приплачу».
«Историческую правду» в Советском Союзе умели, и создавать, и защищать. И это Репинское «Я уж лучше приплачу» в нее не вписывалось.
В этой связи, в качестве отступления, уместно вспомнить, что известная картина Репина «Отказ от исповеди» в каталогах Третьяковской галереи, начиная с 1893 года, имела название «Перед исповедью». Название «Отказ от исповеди» впервые появляется в каталоге выставки Репина в 1936 году.
Поэтому Надежда Шер в своей статье о Репине (1957 год) поведала другую версию описанных выше событий.
«В 1926 году в Пенаты приехала делегация советских художников: И.И.Бродский - ученик и друг Репина, Е.А.Кацман, П.А.Радимов, А.В.Григорьев. Они привезли ему письма от товарищей-художников, советские книги, рассказывали о выставках, о музеях и по поручению Советского правительства звали на родину. «Мы уполномочены сказать, что ваш приезд будет праздником для всей страны. Вас встретят с почестями, как своего любимого художника». Репин был несказанно растроган. «Этот день исторический, счастливый день в моей жизни», - говорил он.
Но на родину Репин не вернулся, не мог вернуться. Ему было восемьдесят два года, он был слаб, болен и не решился ехать один, а никто из родных не хотел ехать с ним».
В духе соцреализма, в котором корнем является «соц», а «реализм» выступает только в качестве необязательной приставки, врет Надежда Шер в своей статье о Репине. (1957 год).
«Дочь Вера, которая переехала в Пенаты, ненавидит советскую Россию и делает все, чтобы отец не узнал правды о своей стране».
Илья Ефимович состоял с дочерью в переписке и о событиях на родине был осведомлен. В Советскую Россию Репин не вернулся, а контакты с Ворошиловым использовал, чтобы вывезти Татьян (дочь и внучку) в Финляндию.
Получить у Советской власти разрешение на это удалось в 1930 году.
Свое разочарование в революции и отношение к большевикам Репин выразил еще в 1918 году неоконченной картиной, которая так и называется «Большевики» (варианты названия: «Большевики. Красноармеец, отнимающий хлеб у ребёнка», «Большевики. Солдаты Троцкого отнимают у мальчика хлеб»), и о которой в Советском Союзе известно не было.
Полотно размерами 125 × 89 см написано маслом на холсте.
В 1925 году во время посещения «Пенатов» картину видел Корней Чуковский. После смерти Репина картина хранилась у младшей дочери художника Татьяны Репиной-Язевой, а затем в её семье — семье Язевых-Дьяконовых. Потом некоторое время «Большевики» находились у частного коллекционера в США, откуда попали в коллекцию Ростроповича — Вишневской.
В 2007 году коллекция Ростроповича — Вишневской из их парижской и лондонской квартир была выставлена на аукцион Sotheby’s в Лондоне.
За день до начала аукциона российский олигарх Алишер Усманов скупил всю коллекцию «оптом» с последующая передача коллекции в собственность российскому государству, что заверялось самим Усмановым и руководителем Федерального агентства по культуре Михаилом Швыдким.
«Большевики», как и все работы Репина из коллекции Растроповича-Вишневской, в настоящее время экспонируются в отдельном зале Константиновского дворца, известном ныне под названием «Дворец конгрессов».
Справедливости ради, следует сказать, что Репин впоследствии испытывал определенную неловкость по поводу этой картины, о чем свидетельствует его надпись на обороте фотокарточки картины (Бахметевский архив Колумбийского университета).
«На улице. Этот сюжет я писал со слов очевидицы. Она уверяла, что видела сама эту сцену. Но у меня вышла карикатура на действительность, и я за нее извиняюсь».
Поклонникам изобразительного искусства не могу не порекомендовать статьи о Репинских "Бурлаках" , "Иване Грозном" и "Запорожцах". Они называются "Неизвестная история известного шедевра" , "Страсти по Ивану Грозному" и "Что для русского "Интеллигенция своего времени", то для британца "ни одного порядочного лица"".
Другая статья «Примитивный символизм Босха?» является продолжением описаний символов в его картинах, которые являются ключом к пониманию его работ.
Возможно, Вам, как человеку, интересующемуся русским искусством, будет интересна статья «Здравствуйте, товарищ Булгаков! Что - мы вам очень надоели?» , собравшая большое количество восторженных откликов читателей.
Вот некоторые из них:
«Необыкновенной исторической глубины рассказ!!! Автор-опустил плуг-на максимально возможную глубину-и поднял огромный пласт чернозёма - творчество гениального Булгакова-его влияния на судьбы и умы, взаимоотношения со Сталиным и правительством-какое поразительное бесстрашие!!!! И - злобные псы советской бюрократии-как красиво показаны!!!».
«Классно. Давно не испытывал такого эстетического удовольствия от прочитанного. Респект автору!»
«Очень интересно, глубоко и познавательно».
«Прекрасно! Спасибо. Ну, кроме, Молотова, конечно».
«Очень интересно, автору спасибо и риспект».
«Ух, ну и письмо, сейчас прочитал и мурашки по коже, а представляю конец 20-х...».
Статья "Иуда", в которой я рассказал читателям канала о двух, проступающих сквозь позолоту иноколя, мягко говоря, не очень красивых эпизодах из жизни Маяковского, связанных с именами Булгакова и Шаляпина, напротив, многих покоробила и воспринята как попытка осквернить и изгадить светлый образ гения поэзии.
А вообще в архиве канала уже более сотни статей и каждый сможет здесь найти для себя что-то интересное.