В столице Татарстана сегодня траур по погибшим. Мы выражаем соболезнование родным и близким. Хотя переживания даже всей страны, вряд ли помогут родителям перенести самое большое горе на свете.
Безусловно, меры безопасности, которые собирается усилить правительство, нам не повредят. Нужны тревожные кнопки и настоящие охранники, а не бабушки и дедушки на вахте. Но там ли мы ищем корень зла? Попробуем разобраться в этом вопросе вместе с клиническим, семейным, детским психологом, доктором психологических наук, профессором и руководителем "Клиники Доброго Психолога" Александром Клочковым.
Ю. К.: Александр, как вы видите эту ситуацию? Что произошло с этим парнем, Ильназом Галявиевым? Почему он решил учинить расправу именно в школе, а не в колледже, где у него были проблемы с учебой?
А. К.: Гадать на кофейной гуще можно много в этой ситуации, я не берусь однозначно говорить о причинах, но, скорее всего, мальчик просто потерялся в жизни. Судя по возрасту, он ушел из школы после 8-9-го класса. Значит, вполне возможно, у него были другие планы на жизнь. Вполне возможно, в школе образовались эти моменты – не сумел доучиться или не получил помощи от родителей, от учителей, от кого-то ещё и понял, что он никому не нужен. В этот момент формируются социопаты, люди, которые понимают, что их жизнь никому не нужна. А потом эта обида, соответственно, копится-копится, через какое-то время количество переходит в качество, и мы переходим на критическую точку. Критической точкой послужило то, что его отчислили из колледжа, как я понимаю. Из колледжа отчислили, ЕГЭ уже заново не сдашь, в школу заново не поступишь и моральной, человеческой помощи он в этот момент не получил ни от кого. В этом случае ему могли помочь родители, люди которые были рядом. Любому человеку сложно назначить виноватым себя, грубо говоря, взять ответственность за свою жизнь. У этого мальчика не было это сформировано – брать ответственность за свою собственную жизнь.
Ю. К.: Все, наверное, видели его высказывания насчет семьи, он открещивается от матери. Как можно объяснить такие его слова насчет семьи?
А. К.: У ребёнка до 12-14 лет взрослые, безусловно, лидеры. В подростковом возрасте, с 12 и до 18-20 лет формируется отношение человека с обществом, должны быть взрослые, которые ему помогают в жизни, которые для него являются нравственными ориентирами. Он, скорее всего, от них не получил помощи, поэтому у него такое отношение к ним.
Ю. К.: Проблема сложилась, когда он ещё учился в школе?
А. К.: В его понимании процесс запустился еще в школе, то есть там корень зла. Он расстреливал не учителей и учеников. Если бы ему конкретные люди нужны были, он бы нашёл место, где они живут. Ему нужно было знаковый момент создать, что он мстит всей системе образования, в его понимании.
Ю. К.: Говорят, его поведение после было похоже на симуляцию. Это свойственно людям с психическими отклонениями, или можно так сыграть?
А. К.: Человек попал в мега стрессовую ситуацию. Если мы говорим, что он социопат, у него нет опыта публичных выступлений. А здесь, представьте себе, какую-нибудь доярку из Хацапетовки, ее взяли и выставили на общее обозрение всех и вся, она явно потеряется и будет молоть всякую чушь. Он попал в непривычную для себя ситуацию. Каждый человек мыслит моделями поведения, а у него нет модели поведения выступлений на публику, и поэтому он говорил всякую чушь. Момент, что он Бог – это момент отрицания общества в целом, которое ему не оказало поддержку. Он потерялся в жизни, поэтому все значимые взрослые для него потеряли значение. Поэтому он говорит, что если никто мне не помог – я один, а если я один, я Бог»
Ю. К.: Обычно мы обращают внимание на буйных, непослушных, а получается, что опасность нужно ждать совсем не от таких, скрытных, не общительных. Как здесь мы можем вычислить таких ребят?
А. К.: Вычислить таких ребят невозможно. Для учителей это очередной класс, с очередными людьми, через три месяца после их выпуска, они о них забывают, то есть для них это проходящее. Они к ним не относятся, как к личностям. Если бы у нас в школах к ученикам относились, как к личностям, выявляли их желания в жизни, если бы у нас в школах было понятие профориентации, где выяснялись его возможности, наклонности… Он, возможно, в какой-то момент понял, что не хочет быть айтишником, а хочет быть инженером, а обратно уже не вернуть. За него приняли решение учителя в школе, родители, и они виноваты. А теперь вернемся к вопросу как же это выявить. Выявить – просто разговаривать с ним. Засчет того, что у нас учителя очень загружены, им нужно написать кучу журналов, отчетов, у них нет времени общаться с учениками. А это момент личного общения классного руководителя, психолога, когда у них есть возможность заниматься психологией, а не составлением отчетов. Если бы наши психологи занимались чем-то другим, а не отчеты составляли, было бы немного по-другому. Учителя бы занимались детьми, в этом случае мы бы выходили на то, что мы понимаем детей, понимаем их, как личностей, и таких моментов было бы намного меньше.
Ю. К.: Почему то в последнее время то, что мы называем шутингом, происходит всё чаще и чаще. Не похоже ли это на то, что этим молодым человеком кто-то управлял? Или он чего-то насмотрелся или начитался?
А. К.: Шутинг – это последствие буллинга. Мальчик в свое время не получил поддержки от родителей, не получил поддержки в школе. Мы не знаем, что у него было в школе. Возможно, в школе был буллинг, значит, в то время он был вынужден защищаться сам, если он не получил поддержку от родителей. Значит, он был вынужден научиться стрелять и так далее. Оружие было куплено им, скорее, не для того, чтобы пострелять в школу, не думаю, что это было настолько выверено, скорее – это стечение обстоятельств. Оружие было куплено в тот момент, когда он почувствовал обиду, и он почувствовал, что незащищен. Вряд ли он много читал, вряд ли понимал, как ему действовать в этой ситуации. Единственная защита, которую он себе придумал – это оружие. Потом, в какой-то момент, получилось такое стечение обстоятельств, точка настигла. Когда он шел на это всё, он был в состояние аффекта, это видно. Убить человека – это психологически очень трудный момент, это гораздо труднее, чем прыгнуть с моста»
Ю. К.: Можно ли родителям абьюзеров, хулиганов наказать их?
А. К.: Буллинг в школе никак не относится к абьюзу, абьюз – это другое понятие, это токсичные отношения. Буллинг в школе должны останавливать родители самих учеников, которые являются жертвами в этой ситуации, но у нас в России не ходят к психологам. Дети–агрессоры пытаются поднять свою самооценку с помощью буллинга, а жертвы, соответственно, согласны понизить свою самооценку. Это проблема в семье, что там, что там. Но у нас не принято водить детей к психологу, а если приводят, то говорят: «Ну, займитесь, почините мне ребёнка». Да, у нас формируется культура психологического здоровья, появилось гораздо больше людей, которые занимают этим вопросом. Конечно, требуется внимание учителей к этой проблеме, потому что учителя стараются обычно не выносить сор из избы и пытаются самоустраниться от этих проблем. А родители остаются один на один с детьми, на которых они не могут влиять. А родители этих агрессоров может быть хотят иметь влияние.