Я не знаю своего деда, Князева Филиппа Гавриловича. Я его никогда не видел. Он погиб 24 февраля 1943 года в деревне Торкуновке Мценского района Орловской области. В нашей семье не сохранилось ни одной его фотографии.
Копия Филиппа
Тогда в деревнях дома с соломенными крышами часто горели, сгорал вместе с домами и весь скарб, и все нехитрые пожитки, а уж фотографии, тем более.
Вместе с матерью я разыскивал у всех своих родственников фотографию моего деда Филиппа, где он был снят в шинели, в краснозвездной буденовке, когда служил в Красной Армии в 1920 году. Но эта фотография так и не нашлась.
Когда мой дед ушел на фронт в 1941 году, матери моей было 12 лет, и она хорошо его помнила. Часто, глядя на меня, она вздыхала и утирала слезы уголком платка, ведь я, по её словам, был очень похож на деда, её отца, Филиппа Гавриловича.
Однажды, на день рождения матери, я подарил ей поясной портрет, срисованный с меня, но в красноармейской форме, с буденовкой на голове. Я попросил художника, чтобы он меня на портрете чуть-чуть «состарил», хотя я уже тогда был ровесником погибшего деда. Этот портрет так и висит в спальне нашего дома в селе Вешаловка.
Часто приезжая к матери, я останавливаюсь перед портретом и мысленно разговариваю с дедом. То, что мы с ним совершенно идентичны, я давно знаю, об этом не раз говорили мне мои тётки, двоюродные сёстры моей матери. Давно уже нет тёти Нюры, но до сих пор я помню её взволнованный голос, когда она говорила мне: «Ой, Коля, как же ты похож на дядю Хвилькю, прямо копия, как две капли воды. А голос у тебя, ну точно его».
Поэтому мне не нужно никаких фотографий, я и так знаю и представляю своего деда. Для меня он реальный человек. Когда ко мне приходят минуты вдохновенья, я даже посвящаю ему стихи.
Портрет деда
У меня в спальне, на стене
Висит портрет, где в позе чинной
На меня смотрит родной дед,
Не молодой уже мужчина.
Курносый нос и добрый взгляд,
В будёновке, наспех надетой,
Стоит в шинели наш солдат,
В Орле погибший в сорок третьем.
Ему здесь ровно сорок два,
Простой солдат, ровесник века.
Его не знал я никогда,
Но нет мне ближе человека.
Мы с ним как пара близнецов:
Походка, стать и тихий голос,
Одно похожее лицо
И шелковистый, русый волос.
Мне мои тётки говорят,
Что я – есть копия Филиппа,
И потому мой дед-солдат
На том портрете – я отлитый!
Письмо от красных следопытов
От мысленного разговора с дедом я переношусь в далёкое своё детство. Моя память вновь воскрешает картину того майского дня 1969 года, когда я, ученик 7 «А» класса, был неожиданно отозван с урока моим дядей, Князевым Иваном Филипповичем, сыном моего деда Филиппа. Он собрал нас, учеников сельской школы: своих четверых детей и нас с братом – детей сестры. Из его сбивчивых фраз мы ничего не могли понять, он твердил только одно: «Нашелся ваш дед, мой отец».
Только потом, когда он успокоился, мы поняли, что в сельскую администрацию пришло письмо из Орловской области, где говорилось о перезахоронении погибших воинов. Среди них были останки и нашего деда. Это определили по медальону, найденному в могиле. Письмо было написано детской рукой. Это писали школьники, красные следопыты села Аниканово. Они направили письмо на адрес и имя, запаянные в медальоне. Адресовано письмо было моей бабушке, Князевой Ольге Федоровне.
Откуда было знать юному следопыту, что нет её в живых уже очень давно, она умерла 17 мая 1950 года, на пятый год Победы, так и не дождавшись весточки о погибшем муже. Но по чистой случайности письмо попало в руки снохе моей бабушки – Князевой Антонине Михайловне, которая работала почтальоном в селе.
Сначала все долго гадали, кому же адресована эта страшная весть, которая и через двадцать пять лет достала кого-то своим чёрным крылом. Но потом мою тётку, Антонину Михайловну, словно током пронзило. До неё дошло кому адресовано это письмо. «Да это же моей свекрови – похоронка на мужа», – прошептала она и бессильно упала на стул.
Долго потом не могли успокоить рыдающих женщин в сельсовете. Всех их объединила чужая беда, ведь у каждой из них кто-то не пришёл с фронта, и свежа ещё была та рана, нанесённая страшной войной.
А кипучая энергия моего дяди, Ивана Филипповича, не знала теперь покоя. В один день он решил все дела в сельсовете и школе, забрал нас, шестерых детей, мал мала меньше, и под вечер мы уже тряслись в кузове грузовика, который вёз нас до «большака» – дороги на Липецк.
В ночь мы уже ехали в поезде на город Елец. С Ельца, тоже поездом, прибыли в город Орёл. Через каких-то пару часов были в городе Мценске. А там от автостанции, где на попутках, а где и пешком, направились в село Аниканово, центр сельской администрации, где был и перезахоронен в общую братскую могилу прах нашего деда.
Детская память цепко хранит отдельные моменты нашего путешествия, но и в ней, по прошествии почти сорока лет, мало что осталось от тяжелого перехода по раскисшим, грязным дорогам Орловщины. Помню только, что страшно хотелось пить. Майское солнце уже вовсю припекало наши макушки, но мы стойко шагали вслед за дядей Ваней, который скорым шагом вел нас на встречу с нашим дедом.
В Аниканово
К обеду мы всё же добрались до села Аниканово. Дядя Ваня спросил у местных жителей, где находится братская могила. Нам показали на центр села, где рядом с сельским Советом находилась могила павших воинов с небольшим памятником, увенчанным красной пятиконечной звездой.
Мы приехали с опозданием на несколько дней. День Победы уже прошел и ничего не говорило о проведенных торжествах, посвященных этому празднику. Только траурные венки, разложенные около памятника, напоминали об этом.
Дядя Ваня молча подвел нас к братской могиле, стараясь обхватить нас всех, словно наседка цыплят. Постоял в оцепенении несколько минут. Потом направился в сторону небольшого магазинчика. Через несколько минут он вышел оттуда, раздал нам всем кульки с пряниками и конфетами, сказав при этом: «Помяните вашего деда, рядового Князева Филиппа Гавриловича». А сам отошёл в сторону, из кармана пиджака достал бутылку дешевого красного вина, молча откупорил её и выпил за один приём. Потом подошёл к братской могиле, опустился на колени и тяжело рухнул со стоном на её холмик.
Чувства, копившиеся в нем все эти дни, наконец-то, вырвались наружу. Раскинув руки, он обнимал этот холмик, будто это был его родной отец, которого он и не помнил. Плечи тряслись в тяжёлых рыданиях, скупые мужские слёзы текли по щекам. Вся наша стайка разношерстно одетых ребятишек испуганно, дружным рёвом, поддержала его. А он в этот момент, наверное, ощущал себя маленьким восьмилетним мальчиком, оставшимся сиротой во время войны.
Может быть, он вспоминал, как пух от голода и пустых щей из лебеды, или о том, как пошел работать на колхозное поле с двенадцати лет? Мне сейчас неведомы те чувства, которые обуревали его, а расспросить дядю Ваню я так и не догадался ни тогда, ни потом, о чём глубоко жалею.
Глядя на нас, испуганно ревущих во весь голос, плакали пожилые женщины, мужчины отворачивали лица в сторону, украдкой смахивая набежавшие слёзы.
Потом, когда мы успокоились, нас пригласили в сельсовет, узнали кто мы, откуда и кто здесь похоронен. Нас всех накормили и разместили в доме местного учителя. Я никогда не забуду этого милого и отзывчивого человека, Синицкого Феликса Демьяновича, и его жену, добрейшую женщину, Валентину Фёдоровну. Мы прожили у них два дня, на полном их обеспечении и не видели ни малейшего недовольства с их стороны. Наоборот, они старались, как могли, накормить и обогреть нас, словно беженцев с той далёкой войны.
Учитель Феликс Демьянович вел патриотическую работу со школьниками в селе Аниканово, они разыскали многих родственников солдат, погибших у стен домов их родного края.
Я знаю, что рядом с моим дедом покоится прах сержанта Глушкова Петра Алексеевича, погибшего 21 июля 1943 года, он родом из северного города Кирова, откуда приезжала его дочь Зоя Петровна Шалагина. Но не всех захороненных в этой могиле удалось опознать, хотя и у них были медальоны. Время и сырая земля сделали свое дело. Нам повезло больше, медальон нашего деда сохранился полностью.
Там, где шли бои
Весь остаток этого дня, перенасыщенного событиями, провели в беседах с учителем Синицким. А наутро, позавтракав, мы отправились на грузовике в ту деревню Торкуновку, где принял свой последний бой рядовой Князев Филипп Гаврилович.
В моей памяти до сих пор хранятся детские впечатления от той поездки. Те орловские места были сплошь изрыты логами и балками, создавая естественную преграду наступавшим немцам. Крутые, отвесные склоны балок уходили вниз, и смотреть с борта мчащейся машины было жутко и страшно. А дорога петляла и вилась берегом этого то ли лога, то ли огромного оврага, поросшего редким лиственным леском.
Мы ехали как раз по позициям оборонявшихся советских войск. Остатки окопов и ходов сообщения легко различались в еще сухой весенней траве. Мы проезжали позиции наших батарей, разбитые пушками, которые буквально лет пять назад ещё ржавели в поросших кустами местах боёв с фашистами.
До места гибели и первого захоронения деда мы так и не доехали, дороги ещё не совсем просохли. Но и того, что увидели, нам хватило на долгие годы.
Может быть, эта поездка и стёрлась бы в детской памяти, и я забыл бы отголосок «моей вой-ны», но судьбой было уготовано мне побывать там ещё и не один раз.
Я вёл переписку со школой села Аниканово до 1990-х годов. А в 1985 году, на юбилей Победы, я решил там побывать вновь. На этот раз мы поехали туда вместе с моей матерью, Селезневой Анастасией Филипповной, она как раз вышла на пенсию и очень хотела побывать на могиле отца.
Я не стану описывать те далёкие уже события, но скажу лишь одно: опять нас встречал постаревший учитель Синицкий Феликс Демьянович и его радушная жена Валентина Фёдоровна. Пешком мы обошли вместе с ними места боёв. Опять ходили по тем оврагам и балкам и слушали рассказ нашего добровольного гида. И я, уже взрослый человек, с волнением оглядывал места, где сражался и погиб мой дед. Ведь он и погиб-то совсем близко от своего дома, защищая свою семью и свой край, вместе с тысячами таких же, как и он, защитниками родной земли.
За это благодарные потомки возвели им в центре села мемориал. Высокий обелиск возвышался на площади. По обеим сторонам от него стояли высокие плиты, на которых золотом сверкали имена погибших солдат и офицеров, сражавшихся и защищавших свою землю, свой край, свой дом.
За прошедшие 15 лет эта братская могила изменилась неузнаваемо. Маленькие берёзки выросли в белоствольных красавиц и своими тоненькими ветвями как бы укрывали спящих под траурными плитами воинов. А ряды стройных зелёных елей обрамляли весь мемориал и украшали прямую дорожку из плит, ведущую к памятнику.
Я благодарен жителям орловского села Аниканово за заботливое отношение к памятникам защитников Отечества. Особую благодарность мы с матерью выразили семейству учителей Синицких и администрации сельского Совета.
Прямая речь
«Детская память цепко хранит отдельные моменты нашего путешествия, но и в ней, по прошествии почти сорока лет, мало что осталось от тяжелого перехода по раскисшим, грязным дорогам Орловщины».
Николай Селезнев, краевед, с. Вешаловка.
Больше интересного на нашем сайте: http://сельскаянива.рф