Если честно, бабка Зодиха была той ещё ведьмой. Маленькая, горбатая, она жила на четвёртом этаже многоэтажки, и приходившие во двор подростки её опасались.
Ростом она была ниже балконных перилл, которые её муж, Николай Фёдорович - высокий, красивый даже в старости - предусмотрительно зашил фанерой и цветными листами. В округе шутили, что это чтобы его бабку не сдуло.
Листы он подогнал неплотно, и были подозрения, что зашивался балкон под чутким руководством его Алечки, так он звал свою бабушку.
Он руководила им во всём. Причём так строго, что он и слова против не говорил. Так было всю жизнь.
Бабка Зодиха была настолько суровой, что её боялся не только муж и дворовая ребятня, но и приходившие под балкон подростки. Только от ее окрика она быстро выключали оравший из магнитофона "Сектор газа" и убирались восвояси. Больше никто из женщин этого и соседних подъездов на них такого влияния не имел. Да и из большинства мужчин тоже.
Впрочем, чего уж говорить, никто на ближайших улицах не мог на них так подействовать.
Все посмеивались над строгостью бабки, над покладистостью деда, и настолько привыкли к этому, что не сразу заметили, как балкон опустел.
Зодиха перестала сначала вставать на табуретку, чтобы видеть округу, потом - смотреть в щелки между листами фанеры.
"Болеет", - вздыхали соседки.
Дед то и дело бегал в огород ухаживать за грядками и картошкой, делал соленья и маринады под её присмотром, топил баню и носил бабушку туда на руках, когда была совсем слабой. Или помогал дойти с костылём.
А потом её не стало.
За столом дед, державшийся молодцом и поддерживавший шестерых детей, которые очень любили мать, вдруг закрыл лицо руками.
"Как же я... Как же я без ее попрёков и указов буду теперь... Всю жизнь рядом была, самой родной была, а теперь... Как же я без неё", - заплакал он.
Дом, казавшийся таким наполненным и строгим, где десятилетиями жили по установленным хозяйкой правилам и не смели думать, чтобы ослушаться, осиротел и стал обычной благоустроенной квартирой.
Николай Фёдорович за несколько дней стал седой, как лунь. Вроде крутился и не раскисал, но год не выходил на балкон - не мог занести стул, на котором так любила сидеть или стоять его Анечка.