Был ноябрь 2003 года. Я улетала из Москвы в Томск, как всегда ночным рейсом. Моя поездка в Израиль закончилась тем, что я там простудилась при резком перепаде температур дня и вечера.
В аэропорту Домодедово подруга помогла мне затащить чемодан в зал, регистрация уже шла, я пристроилась за каким-то мужчиной. Подруга тут же выяснила, что его зовут Эммануэль и попросила его за мной присмотреть, сказав, что я больная, и убежала. Мужчина радостно закивал головой и начал добросовестно за мной «присматривать».
Не сразу я разглядела его внешность, это было постепенно, но одна деталь его одежды бросилась в глаза сразу, это была его шляпа, которая не могла не вызвать улыбку. Шляпа была бы обыкновенной, если бы не разноцветные перья на ней, которые торчали сбоку, то ли с брошью, то ли с пряжкой.
Он был лет 40-ка,45-ти, очень высокий и худой. Одежда его была яркой: серый в елочку пиджак, синяя рубашка, расстегнутая на груди, брюки горчичного цвета, огромные ботинки желтого цвета на тракторах-подошвах и, ко всему этому, еще и шляпа с разноцветными перьями, и весь какой-то помятый – настоящий чудо в перьях.
Он был очень учтив, видимо, сильно ответственный. Обнаружив, что у меня нет тележки для багажа, он тут же взгромоздил мой чемодан поверх своих двух ярко зеленого и ярко синего цвета. Он прекрасно говорил по-русски с легким акцентом и чуть замедленно. Мы разговорились, вернее, я спрашивала, а он радостно и охотно отвечал. Но, поскольку, у меня пропал голос, и я говорила шепотом, то со стороны, наверное, это выглядело довольно комично. Он, повернувшись ко мне лицом, пятился к стойке, опираясь на тележку с чемоданами, при этом все время учтиво наклонялся, чтобы услышать, что я ему шепчу, сразу чувствовалось, что он очень рассеянный и смешной.
Эммануэль оказался ученым-палеонтологом. Живет сейчас в Риме, говорит по-русски, потому что 90 лет назад его предки иммигрировали из России во Францию, там он и родился, имея уже в своем роду много национальностей. А в Томск летит уже второй раз поработать с Томскими учеными, кстати, опять в ноябре и так же на 4 месяца, поэтому с сибирскими морозами знаком. Он очень рад, что ему случилось со мной поговорить по-русски.
Так мы дошли до стойки регистрации. Поскольку мой чемодан лежал сверху, то я первая его сдала и стала ждать, пока он сдаст свои чемоданы. Тут выяснилось, что ему надо доплатить за багаж, и он помчался в кассу. Мы договорились, что увидимся на посадке, и я пошла на паспортный контроль.
Объявили посадку, но поменяли ранее объявленный выход. Я решила подождать иностранца, чтобы он не заблудился. Уже заканчивалась посадка, а его все не было. Я уже ругала себя, что ушла от него, наверное, он заблудился. Но тут я увидела, что он бежит по залу, озираясь кругом и размахивая огромным пакетом. Я помахала ему рукой, и он радостно помчался ко мне страусиными шагами. «Заблудились?», - спросила я. Он что-то пробормотал про проблемы. Из пакета торчал пуховик, который, вероятно, он сдал с багажом, вот такая была эта проблема. В Томске было -17 мороза. В самолет мы заходили последними из пассажиров. Не успели дойти до места, как мой спутник закричал: «Ай, а где мой портфель?», и выскочил из самолета, едва успев на трап.
Я подошла к своему месту, там уже сидели мужчина и женщина, мое место было у окна. Мужчина горестно посмотрел на меня и сказал: « Ох-хо-хооо, еще и эту пропускать…». «Уж как-нибудь!», - посоветовала рядом сидящая женщина. Мужчина попытался встать, но это ему не удалось. Он как-то странно руками вытащил одну ногу, потом вторую, невероятно изогнувшись, вытянулся и чуть не выкатился из кресла. «Бедолага, - подумала я – наверное, больной». Следом за ним выходила женщина, почему-то повторяя его движения, но с еще большим трудом. Когда я увидела узкую щель между креслами, то поняла, почему они так вставали. Самостоятельно добраться до окна я не смогла. Мужчина и женщина заталкивали меня, а пассажиры, сидящие сзади, тянули за плечи. Такого узкого расстояния между креслами я еще не видела. Пассажир же, сидящий впереди, уже спал, вольготно вытянув ноги и откинув кресло. Его ряд был напротив запасного выхода.
Только я уселась, как послышался ехидный мужской голос сзади: «Девушка, что же Вы так заболтали иностранца, что он все на свете позабыл и перепутал?». Я попыталась оправдаться, что я и говорить-то не могу, но он уже обращался к моей соседке: «Судя по сумке, девушка, это я Вам помогал ее тащить, так что же Вы ее мне под ноги подсунули?». «Разве она еще и у Вас под ногами? Вообще-то, она под ногами у меня и под креслом впереди», - удивилась женщина. Мы познакомились, ее звали Марина, она живет во Франции и летит в Томск навестить родственников, всегда прилетает раз в полгода.
Вскоре появился Эммануэль с портфелем и радостной улыбкой. Его место оказалось прямо сзади меня. Марина сказала, что очень соскучилась по русской речи и, поэтому, безумолку болтала со мной, вернее, я иногда задавала вопросы, а она с удовольствием рассказывала о жизни во Франции. Эммануэль иногда похлопывал меня по плечу, давая знать, что он рядом. Я сказала Марине, что он итальянец, оказалось, что у Марины муж тоже итальянец, поэтому они стали болтать вперемешку на русском, итальянском и французском языках.
Самолет уже летел, с запасного выхода дуло, не скоро, но началось сервисное обслуживание пассажиров.
Было уже за полночь по московскому времени, все хотели кушать и спать, но первая тележка проплыла с газетами, вторая с игрушками и парфюмерией, потом, наконец, с напитками. Мужчина, сидевший рядом с Мариной и молчавший всю дорогу, вдруг громко закричал. Оказалось, что одна нога у него все время была в проходе, но когда проезжала тележка, ему приходилось заталкивать ее под сиденье, это не понравилось впереди сидящему солидному господину, и он молча стал колоть зубочисткой ногу соседа сзади. После этого наш мужчина разговорился, он что-то увлеченно рассказывал Марине, до меня доходили некоторые фразы, остальное досказывала мне Марина. Он говорил про какую-то поездку, когда в самолете должны были везти птиц фламинго, но их забыли в аэропорту и самолету пришлось за ними возвращаться, что, оказывается, фламинго складывают свои крылья не в два раза, а в три. А когда нам привезли, наконец, перед посадкой еду, мы дружно решили, что сейчас мы тоже как фламинго сложили свои руки в три раза, потому что из-за тесноты кисти рук, казалось, росли сразу от плеч.
Тело все затекло, и сидеть уже было невозможно, тем более после еды. Первая не выдержала Марина, сначала вытащили ее, потом меня, помогал весь ряд сзади, причем надо было еще и не задеть опасного господина спереди. Потом процедура повторилась в обратном порядке, самолет начал снижение. В этот четырех часовой ночной полет наши два ряда не спали совсем.
Томск встретил нас не только 17-градусниым морозом, но и порывистым ветром и жутким гололедом.
Самолет остановился недалеко от аэропорта, поэтому автобуса не было, и все шли пешком. Не успела я спуститься с трапа, как меня под руку подхватил Эммануэль, причем держал так высоко, что я повисла на его руке как-то боком, едва касаясь ногами земли, с другой стороны его держала Марина, чтобы он сам не упал. Он забыл застегнуть пуховик, ветер продувал его насквозь, и он дрожал, как осиновый лист. Я пыталась сказать, чтобы он отпустил меня и застегнулся, но мой шепот тонул в завывающем ветре. Удивляюсь, как ветер не сдул его шляпу. Наверное, все это странно выглядело, потому что встречавший меня сын сразу кинулся ко мне, решив, что я при смерти. Когда мы получили багаж, я представила Эммануэлю своего сына. Итальянец очень обрадовался, кинул свой чемодан, схватил мою руку и хотел поцеловать ее, но спохватился и стал усиленно ее трясти. Мы с сыном улыбались. Путешествие мое закончилось, я дома.