Что зашифровал Поэт в своем экслибрисе? Как его связь с космосом подарила надежду на бессмертие?
Не успели мы войти в квартиру, как Тихон засобирался домой. Ему показалось, что матери стало плохо. Он вспомнил, как однажды она ему призналась, что скажет про отца лишь тогда, когда почувствует приближение конца. И объяснит, почему. Так что его опасения были небезосновательны. Честно говоря, я тоже уже нацелилась на родной наш город – мне казалось, что если Поэт мыслил глобально, в космических масштабах, и оставил на земле свой след, то истоки этого следует искать там, на родине. Кстати, надо узнать, где именно его родина. Предки его, кажется, жили в какой-то деревне. Однако прежде чем предпринять решительные шаги, необходимо изучить философию этого Николая Федорова. Что он хотел дать человечеству и Земле нашей? О чем мечтал? И хорошенько пообщаться с Андреем. А уж потом – вперед! Мне, например, неясно, что именно могло тут заинтересовать его Службу. Предположим, нашли портал. И что?
Люди, обладающие уникальными способностями, связались через этот портал с иным миром, назовем его параллельным. И зачем? Ну, увидели там необычные вещи, пообщались с инопланетянами, известно уже много таких случаев и я лично в это верю. Но! Побывать в ином мире – это одно. Мы и во сне можем это сделать. А вот обладать какими-то новыми способностями – это совсем другое.
И из тех людей, что общались с иными существами в ином мире, нет ни одного, кто бы стал провидцем, либо уникальным целителем, либо… А что дальше? Что – либо? Вот чего, например, хочу я? Предположим, попала я через такой вот портал в иной мир, знаю, что там все возможно и я могу попросить себе, предположим, здоровья. Да, я бы на этом остановилась – здоровья. Все-таки это главное. Конечно, важна и удача, и везение, и… Я поняла, что сужаю свои возможности. Глобальность мысли и задачи предполагает совсем другое. Уничтожение зла, например. Всеобщая любовь.
Да, да, Федоров, кстати, мечтал именно об этом. Любовь и объединение на этой почве всех людей для единого порыва. Прорыва. В другие миры, в космос. Чтобы и там нам было хорошо. И не только нам, но и нашим предкам. Он мечтал их воскресить. Вернуть к жизни. Прекрасные идеи. Прекрасное будущее. И как же жаль, что жизнь так коротка…
И тут меня что-то замкнуло. Как будто в голове моей раздался щелчок – включили свет. Я поняла. Я вспомнила. Нет, надо немедленно, не откладывая перечитать этого Федорова. И если я приду к той же ошарашившей меня мысли, что и сейчас, то… Прорыв стоит риска. И поездок, и траты усилий, и хождения по краю пропасти. И тогда недостающие пазлы сойдутся, картина сложится. И я уже не буду задавать вопросы Андрею - зачем им это да почему. Мне и так все будет ясно.
Я отправила Тихона. Я долго рылась в своих книжных шкафах, разыскивая Федорова. И нашла его в письменном столе мужа, всегда интересовавшегося глобальными космическими идеями. Я перечитала его труды. Те, которые когда-то изучала не очень внимательно. Перечитала и крепко задумалась. Поэт, как ни возноси его творчество, на сколько языков мира его ни переводи, просто не смог бы осилить столь глобальный масштаб мышления. Ведь в творчестве видно все. Уровень знаний, интеллекта, все твои пристрастия, достоинства и недостатки налицо. Так зачем Поэту понадобился именно Федоров? Блеснуть своей философской эрудицией? Но имя этого ученого не прозвучало ни в одном его стихотворении. Так чего он хотел?
Практика моих многолетних криминальных расследований показывает, что ответы на многие вопросы обычно находятся там, где жил и творил автор произведений. А еще лучше – там, где он родился и вырос, где были заложены основы его личности. Так я и сделаю. Но прежде…
Звонок Андрея не застал меня врасплох. Я сама только что хотела ему звонить.
- Надо поговорить, - с ходу заявил он.
- Разрешение получил?
- Не иронизируй. Все сложно. И глобально. Я к тебе подъехал. Только отправь пока своего племянника, который, кстати, мне понравился.
- Уже. Едет к маме.
- Тогда встречай.
Я открыла дверь. Он действительно стоял уже на пороге. Вот это скорость! Мы прошли в кухню. Чай был еще горячий и хорошо заваренный.
- Все годы тебя вспоминаю. Как только мне чай дают пить. Такого, как у тебя, ни у кого не было. Сядь. Я должен тебя видеть. Ты ведь все уже поняла, да? Вокруг чего сыр-бор-то?
- Не знаю, как тебе и ответить.
Если долго тянуть эту резину, то мы станем похожи на двух слепых, которые осторожно идут навстречу друг другу. И я решительно кивнула.
- Но я должен убедиться, что мы говорим об одном и том же.
- Убеждайся.
- Дай мне знак.
- У нас и так их полно. Лучше – штрих. Однажды, когда я еще жила в том же городе, что и Поэт, мне поручили написать стих – поздравление на его день рождения. Он тогда нашу редакцию почти всю к себе пригласил. И я написала. Не могу сейчас вспомнить стих, но смысл был такой. Я желала ему в новом столетии, то есть в нашем веке сегодняшнем прожить столько же, сколько и в прошлом. А в прошлом он, извините, прожил шестьдесят. Значит, получается – сто двадцать лет я ему пожелала. Как он сморщился! И разозлился. Я не поняла, в чем причина. Перебор, конечно, эти сто двадцать лет. С его-то образом жизни тем более. Он, кстати, очень плохо тогда себя чувствовал, еле ходил. Так вот, он подполз ко мне, все уже танцевали, курили, кто-то с гитарой возился. Подполз и в ухо мне стал шептать, вот сейчас я дословно тебе это и изложу в надежде, что после моей откровенности мы будем действовать сообща.
- За этим и пришел, - заверил меня Андрей. Он действительно смотрел честными глазами. – Что прошептал-то?
- Деточка… А вам известно что-нибудь о таком понятии, как… бессмертие?
- Известно, говорю. Кощей был бессмертный. Еще какие-то персонажи, я забыла.
- Ничего вам неизвестно. Вы тупы, ограниченны и живете исключительно для того, чтобы умереть. И болезни вы сами себе придумываете, - прибавил он тогда и я с его последним постулатом согласилась. А потом меня от него оторвали. Женщина, с которой он жил тогда, как мегера на меня накинулась – она подумала, что я ему коньяк наливаю.
- А ты не...
- А я да. Хотела из него побольше вытянуть тогда. Но я как-то этой темой в то время не интересовалась. Мыслила трезво – как бы денег побольше заработать, чтобы в семье был порядок и достаток. И вспомнила об этом разговоре только сегодня. Слышала краем уха, что и сейчас усиленно ищут эликсир бессмертия. Предполагаю, что у тех, кто руководит всеми процессами на земле, есть специальные службы, отделы, лаборатории, которые этим занимаются. Вот у вас ведь есть, правда?
- Правда.
- И каковы результаты?
- Поэт мыслил конкретно. Ему было все равно – Федоров это, Иванов или Сидоров. Лишь бы – бесконечность. Нам попали его записи. Я тебе кое-что принес. Главное. Оставил мусор, сопли и слюни. Не удивляйся – они сделаны в состоянии…
- Алкогольного опьянения.
- Ну да. Однако похоже, что именно так, через спиртное он входил в тот… как бы это сказать…
- В тот пространственный коридор, где обретал нужные для себя знания.
- Молодец. Не зря я старался.
- И что это были за знания?
Андрей начал свой рассказ, подкрепляя его записанными когда-то Поэтом отрывками своих мечтаний и терзаний. И тут мне хочется взять строку из песни Сергея Шнурова – «Я был трезв, но немного поддат». Такое же состояние было тогда и у Поэта, сумевшего связать оригинальные, прорывные мысли ученого с реальностью. Это практически невозможно без какого-то события, толчка, взрывного действия, после которого решено положить за это жизнь. То есть – человек любил жизнь больше всего на свете. Но ведь все на свете – это и есть жизнь. Да, он правильно делал, что пил – без поллитры здесь не разобраться. А толчком, взрывом послужила встреча Поэта на своей родине с инопланетянами, которые нарисовали на его теле знак бессмертия. Ту самую пружину. Позже он перенес знак в экслибрис, как бы зашифровал. И ему якобы было сказано, что этот знак появится сам собой на теле его сына, когда тот родится. И бессмертие как бы перейдет и ему тоже.
А дальше произошло вот что. Поэт не мог справиться со свалившимся на него грузом. Ему было тяжело. К тому же необходимо стало поддерживать ритм, высокую планку веры в свое бессмертие. И он создал вокруг себя некое сообщество единомышленников-мечтателей. Они просто болтали языками и верили в чудо. А он про себя знал, что чудо это существует и находится у него в кармане.
- А портал тот причем? Как вы вообще его обнаружили?
- Так Поэт сюда привел. Это еще до меня было, я тогда только в школу ходил. Союз писателей собирался и его вызвали. А в этом доме раньше жил какой-то гусь важный, забыл фамилию, а его потомок хотел тут музей якобы организовать. И все людей собирал. А кончалось пьянками. Поэту просто плохо стало, его во двор вывели. И он прямо в валун тот уткнулся. Ну, со знаком-то. Протрезвел сразу. И записал – вот, читай.
«Я понял, что в этот миг оказался посвящен. Сам великий Федоров привел меня в этот двор. Само Провидение вселило в меня необыкновенные силы. Я понял, что теперь создам творения, равные векам. Творения, которые переживут всех и вся. Что я почувствовал конкретно? Вибрации были столь сильны, что мне казалось – все атомы и молекулы моего организма перетряхиваются, перестраиваются, чтобы создать новое тело, новые, ничем не поврежденные и не постаревшие органы. Мне не было страшно. Я чувствовал себя стрелой, уходящей ввысь».
- Я бы сказала – до чего можно допиться. Но не скажу. Потому что видела портал и что-то там такое есть. Во мне тоже какие-то мускулы дрогнули. А уж Тихон!
- Да. Но знака на нем нет.
- А как вы узнали, кто его отец?
- Сестрица твоя проболталась. Нет, нет, не бла, бла по телефону, подругам. Другое. Она стихи принялась писать. И в газету кое-что отнесла. Ну, а мы прочли. И все поняли. Я помню конец стиха.
… Когда качала на руках
Его, Поэта, отраженье.
Его, Поэта, продолженье.
А поскольку она качала на руках лишь своего Тихона, то и…
Ага. Я как-то не осмыслила еще наличие другого молодого человека. Не зря у них группа крови одинаковая.
- А какая группа крови у Поэта была? Случайно не знаешь?
- Знаю. Третья. Мы ведь не только биографию его изучали, но и состояние здоровья.
Но что теперь? Нам тоже надлежит вступить в ряды гоняющихся за бессмертием?
- Ряды не нужны. Но что-то в этом есть. Я верю, что он сделал тогда правильные шаги. Просто не довел ничего до конца.
Я вытащила листик из архива своего друга, где говорилось о «знаке судьбы на первом!», и дала ему прочесть остальные записи. Андрей все тут же перенес себе в планшет.
- Вот ведь какая-то сила нас друг к другу привела и это тоже о многом говорит, - резюмировал он. – А я верю. Понимаешь, я чувствую, что мы все найдем. И сами еще, может, поживем лет этак до…
- Так если найдем, то при чем тут это твое «до»? Размаха нет.
- Логики нет, а не размаха. Ну, уткнулся он в этот валун. Так ты проверь дом-то весь, зайди в этот подземный ход. Обнаружь там что тебе надо. Может, и преобразования глобальные почувствовал бы. Все как-то наполовину. Так вот мы с тобой давай от всего отрешимся. Уедем туда, где этот Поэт начинался. Наши мыслители уверенно говорят – надо искать у истоков. Сосредоточимся, войдем в нужный нам пространственный коридор, и… Звена тут какого-то важного не хватает. Получается, что все идет от инопланетян. Сказки прошлого века…
- А у меня давление высокое. Как я там?
- Ну, там же больница, поликлиника наверняка есть. И «скорая помощь» везде у нас пока работает.
- А где, где эти его истоки-то? Я ведь всю область хорошо знаю. Деревенька-то какая?
- А такая, что там всякие волшебные вещи происходят. А название… Вот, читай сама.
Я склонилась над его бумажкой, и… Если описать состояние человека, когда – грянул гром, сверкнула молния, вихревая воронка вкручивалась в землю все больше и ближе – это значит мало что сказать. Я была просто в шоковом провале. Потому что там, на бумажке, стояло название моей собственной деревни. Той, где я жила и творила. Но ни о каком Поэте там, насколько я знаю, и не слышали.
- А какой номер дома?
- А фик его знает. Да там, небось, два-три домика-то и осталось.
- Да нет, там пятьдесят шесть домов. Это, некоторым образом, моя деревня…
От неожиданности он встал. Потом сел. Потом взял себя в руки.
- Понял. Это очередной знак судьбы. Она сама нас ведет. Сама. Чувствуешь? А номер… Где-то ведь я записывал… Сейчас, сейчас… А, вот. Двенадцать.
Мне искренне хотелось рухнуть на пол. Потому что мой дом был под номером десять. То есть истоки Поэта – рядом со мной. За забором. Андрей заметил, что теперь я имею еще больше шансов обрести бессмертие. Шутки-то шутками, но как-то все удивительно сходилось в одну точку.
- Но Поэт тем не менее умер.
- Да. Но твоего племянника не худо бы в бане всего рассмотреть. Может, не на ноге искать надо. Поэт как бы передал дарованное ему. Себе не взял. Может, сам так решил.
Может. Но вряд ли. Не такой он был человек. Никогда не отказывал себе в возможности все загрести, куда только руки дотянутся. Но я не стала заострять на этом внимание. Дискуссия о нравственной стороне вопроса – способен ли человек, имеющей какие-то пороки, писать очень хорошие стихи – может быть бесконечной. Андрей меня огорошил. И мне очень хотелось нанести ответный удар. Я напомнила ему, что знак должен быть на первом младенце!
- А у него что их, десять, что ли, было?
- А вдруг? Мы не знаем. Может, Тихон не первый, а, скажем, второй, а?
- И кто у нас тогда первый? Колись!
- Да нет, я только предполагаю. Пока. А вот если найду, а? И что мы с этим «младенцем» будем тогда делать?
- С собой заберем. Кстати, и Тихона тоже. А сколько времени тебе надо для поисков?
- Ну, не знаю. День, другой, третий.
- О как! То есть – вариант уже имеется?
- Хвостом вильну – и в кусты. Там длинная цепочка. Дай мне ее хотя бы расстегнуть.
И еще я подумала про себя – нам все-таки с Андреем надо съездить к Нине и еще раз пролистать, просмотреть весь архив ее мужа. В свете новых задач и обстоятельств. То, что ей, может быть, кажется ненужным, для нас может иметь значение.
Расставаясь с Андреем, который дал мне несколько дней на сборы, я предположила, что не мы одни озаботились мечтаниями и пристрастиями Поэта. И ребенка его внебрачного, либо нескольких детей ищем, судя по всему, тоже не мы одни. И знак на теле мальчика, да какого мальчика, уже давно молодого человека интересует не одну меня и организацию Андрея, но и еще кое-каких замечательных людей, которые методично шли по проторенному Поэтом пути. Я стала думать. И вновь – звонок.
- Наташ, мама хочет с тобой поговорить. С вами.
Тихон без конца путается до сих пор – то на ты меня называет, то на вы. Но слава богу, доехал. Встретились.
- Привет, Зоя. Как ты, дорогая? Давно не виделись.
- Да, да. Мне очень надо. Это не терпит отлагательства.
- Если ты о Тихоне, то я давно предполагала…
- Нет. Это с ним связано, но я о другом. Не хочу по телефону. Слишком все серьезно. Мне к тебе приехать?
- Зоя, я буду у вас через два-три дня. Проездом в свою деревню. И зайду.
- Прекрасно! И ты такое узнаешь... Такое...
Я ей поверила. Все родственники считали, что она никогда никого не обманывала.
