«… Я все равно буду заниматься камнями! И ты мне не запретишь! Геологом, минерологом… На худой конец, ювелиром… Но буду, буду, буду… – я схватила подвернувшийся плед с дивана, скомкала его, подняла над головой, зачем-то потрясла и с силой снова швырнула на диван.
Папенька изумленно воззрился на меня поверх очков. И, видимо, от изумления спросил тихо – тихо:
– Но почему?.. Почему именно ювелиром? Ведь есть множество замечательных женских профессий! Учитель, например. Или портниха. Ну, если уж ты так любишь прекрасное разноцветье, займись цветами! Какое восхитительное занятие для девушки! Ну, почему?.. Почему не учительница?
«Если я ему скажу, потому что камни мне понятнее детей, потому, что с детьми нужно говорить все время, а я люблю молчать и думать. И восхищаться красотой камня – он меня не поймет», – подумала я и произнесла вслух совершенную глупость:
– Потому что Мими тоже хочет стать ювелиром.
– Ах, Ми-ми-и-и-и! – просто взорвался папенька. – А ты знаешь моя ми-ми-милая, как в Индии охотники на обезьян ловят эту, мнящую себя очень умной, животину?!
Лицо папеньки подернулось рябью, как поверхность реки в летний дождь, и я поняла, что плачу.
– Но при чем здесь обезьяны?.. – я растерянно утирала слезы, пытаясь разглядеть сквозь них папеньку.
– При чем, я тебе позже объясню, а сейчас послушай, как их ловят. Туда, где их кишмя кишит, приходят ловцы и на виду у рассевшихся в ложе и партере хвостатых зрителей (ну, то есть обезьян, сидящих на ветках и свисающих с лиан) начинают раскладывать сетку. Примерно такую, какой мы с тобой на даче рыбу ловим. Вот разложили сетку и давай на ней… что?
– Что?..
– Танцевать!
– Как – танцевать? Что танцевать?!. – слезы мои вмиг просохли, когда я представила экзотическую картину.
– Как танцевать?.. Обыкновенно. Как вы на балах с Мими танцуете. А что? Ну, не знаю, какие танцы предпочитают в Индии. Танец живота, наверное.
– Но зачем? – спросила я изумленно, повторив папенькину интонацию.
– А вот это самое интересное! Индийцы танцуют по любому поводу, поэтому они могут танцевать сутки напролет. И сколько длится это представление – я не знаю. Да и не важно. Важно, что обо всем этом думают обезьяны! Вот ты как считаешь, думают обезьяны? И что?!
– Да откуда ж мне знать, что они могут думать. Ты уже совсем надо мной издеваешься!
– Не торопись с выводами! Пораскинь мозгами! Что вы думаете, когда пришли с Мими на бал и встретили там совершенно незнакомую барышню в умопомрачительном наряде? Ну, что?
– Ну, Мими бы сказала: «Вырядилась, как пугало!». А я… я бы, наверное, с ней согласилась.
– Ага! А на следующий бал, бьюсь об заклад, Мими пришла бы точно в таком же наряде!.. Ведь так?.. Ну, я ведь прав, признайся?..
– Ну, а что тут такого? Ведь если мысль интересная, ее можно использовать? Ведь грех не использовать умную мысль, ты сам говорил.
– Не передергивай! Я говорил это совершенно по другому поводу!.. – папенька раскинул руки и, обращаясь к стенам и потолку, громким голосом спросил неизвестно кого:
– Ну, и где ваша хваленая эволюция, я вас спрашиваю?!. – стены безмолвствовали, и папенька оборотился ко мне, – Обезьяны рассуждают точно так же! Глядя на танцоров, они думают: «Что эти бесхвостые образины возомнили о себе? Кого они хотят удивить? Им ли тягаться с нами в ловкости? Неужели они думают, что мы так не сумеем? Да мы… мы… мы и не такое делали!». В это время танцоры демонстративно покидают поляну. На самом деле они никуда не уходят. За кустами и деревьями у них давно налажен механизм затягивания сетки в нужный момент. И вот тут-то наступает звездный час обезьян. С визгом они выскакивают на поляну. Причем всем стадом и начинают танцевать. Они показывают, страстно, неистово показывают самим себе и своим сородичам, какие они ловкие и артистичные, как они умеют двигаться – грациозно, изысканно. Не то, что эти олухи – танцоры. «Нет, ты видела, как они двигались?» - спрашивает одна обезьяна у другой. И начинает передразнивать индусов. Остальные смотрят и просто покатываются со смеху… Представляешь?
– Представляю! Но к чему ты ведешь?
– А веду я все это к тому, что сия вакханалия заканчивается очень плачевно для… кого? Для обезьян. Они просто запутываются в сетях. А когда они это начинают понимать, бывает уже слишком поздно. Тут являются индусы, связывают бедолаг, и волокут кого куда: кого в цирк, кого в зоопарк, кого на живодерню. Вот что бывает с тем, кто мнит себя большим оригиналом с проблесками гениальности, но при этом не заботится о развитии собственного мозгового аппарата.
Папенька выдохся, плюхнулся на диван и затих.
– Да! Я признаю, что Мими сюда приплела совершенно не к месту. Видимо, рассчитывала, что её авторитет для тебя более значим, чем мой.
– Боже ж ты мой, какой у вас еще авторитет!?
– Хорошо, хорошо! Никакого! Но я не отступлюсь от своего. Даже и без авторитета!
Папенька ничего не ответил. Снова посмотрел на меня поверх очков, встал с дивана, поцеловал в лоб и ушел к себе. Я поняла, что я победила!»
«Не обольщайся», – сказала я себе. Причиной всему – теткин дневник... Хотя нет, он ведь о нем ещё не знает… Ну, не дневник, так любая другая информация про его тетку Анну. Про пра-тётку, как он сказал. Ин-фор-ма-ци-я! И больше ничего. И забивать себе голову вопросами и фантазиями на тему «к чему бы это», «что он хотел этим сказать» и т.д – верх идиотизма. Что бы он не делал и не говорил - всё к одному – к получению максимально достоверной информации об Анне Нотбек.
Отдать ему дневник его тетки? Хотя, когда она писала дневник, она еще ничьей теткой не была. Или все-таки оставить себе?.. Правда, пока не знаю, для чего. На всякий случай я положила дневник в сумку.
Иду на свидание со знаменитостью. Кому скажи – не поверят. Да и мне самой месяц тому назад скажи, что так будет – никогда бы не поверила. Но ещё больше не поверила, если бы сказали, что я эту знаменитость буду готова прибить чем-нибудь тяжёлым. Почти как Лохматых. Это во-первых. А во-вторых, какой-то он в жизни «нефильтикультяпистый», как сказала бы моя бабушка.
Сквозь слои гламура и глянца, не слишком плотно прилегающие к его странной нервно-подвижной натуре, все время пробивалась то ли усталость, то ли детская беззащитность. В общем, что-то живое и настоящее. В жизни сегодня большим спросом пользовались «шкафы трехстворчатые» – качки, культуристы, громилы, вышибалы – это с одной стороны. А с другой – потомки зеленых человечков, раскрашенные, разряженные в цветные пух и перья, без конкретных половых признаков или со всеми признаками сразу. Александр завис где-то посередине. Фигура однозначно мужская, даже какой-то мышечный рельеф прорисовывается. Но до полноценного «шкафа…» ему пары створок не хватает. Руки не качка, но скрипача… Черен, как грач, кудряв, длинноволос, но даже без намека на дизайнерские фишки. Небрит, прокурен. Парфюм дорогой, тонкий. Наверное, жена из Франции посылает… или медсёстры дарят.
Продолжение: "Вечный зов"
Подпишитесь на канал, чтобы ничего не пропустить