Сумрак квартиры, ее запах, ее полутона умиротворяющее разгладили мои душевные вмятины. Я плюхнулась на диван в большой комнате, громко названной бабушкой «залой», и долго лежала, глядя, как на потолке крутится только что снятый, без дублей и пересъемки, любительский фильм под названием «Как я провела лето». Крутился он в режиме перемотки туда и обратно до тех пор, пока пленка не протерлась до сплошного света, без всякого намека на тень. Тогда я увидела белый потолок, три белых светильника – три белых матовых шара в металлических ободках. И ещё маленького бледного солнечного зайчика. Ему не хватало солнца, и потому я встала и распахнула темные шторы и сами окна. Воздух, подсушенный несколькими солнечными днями, наполненный птичьим гомоном и подцвеченный зеленью двора, хлынул внутрь. Я зажмурилась и блаженно сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. Голова закружилась…
– Привет, Сандра. Вернулась? Как там, на курорте? – напротив под окном за деревянным садовым столиком сидел сосед Евгений Валерьянович, старичок, знавший и мою бабушку, и мою маму с детства, и, как в сказке, «а меня и подавно».
– Здравствуйте, Евгений Валерьянович. Вернулась, ага. Там не курорт – профилакторий.
– Не важно. Отдохнула, подкрепила здоровье и ладно.
– Ага... подкрепила... Теперь вот придется пыль выскребать. Так что, извините, займусь уборкой. После поговорим.
– Иди. Иди… Вся в бабку. Катерина Дмитриевна тоже как приедет с курорта или из гостей – нет, чтобы одуматься, с дороги перекурить – со двора начинает порядки наводить: «Почему веревка бельевая растянута? Почему мусор рядом с баком? Почему двери в подъезд не закрываются? Почему окурки на садовом столике валяются?... Вроде увидишь ее, обрадуешься встрече, хочешь поздороваться по-людски, ведь, сколько не виделись?! А она как зарядит: «Почему?.. Почему?..» Тьфу, ты… Хотя ведь права она была, права… Теперь вот никому ничего не надо…
Я слышала голос Евгения Валерьяновича из раскрытого окна. Он все ворчал, рассуждал сам с собой, пока я разбирала чемодан, пылесосила, вытирала пыль, мыла пол. Освежив обстановку, перед тем, как освежиться самой, решила перекурить, как выражался Евгений Валерьянович, и уселась в кресло перед телевизором. Кстати, я и в самом деле когда-то пробовала курить. Лет с семнадцати. Теперь вот уже года два не курю. В общем-то, наверное, курила бы и дальше… Но когда я подбрасывала окурки в пепельницу отца, а мама убирала, я ни о чём не задумывалась. Но отец бросил, была угроза инсульта и врач категорически запретил ему курить. Мне пришлось убирать последствия моей дурной привычки самой. И от вида переполненной замусоленными, мятыми окурками и серым пеплом пепельницы меня так мутило, что постепенно тошнота вытеснила желание взять сигарету напрочь. Кстати, мама моя очень любила семечки, но так люто ненавидела убирать шелуху, что и сама их никогда не грызла и нам не разрешала. Видимо, это у нас семейное.
Все телеканалы заселяли разговорчивые дяди и тети, мальчики и девочки. Монотонно или энергично, манерничая или прикидываясь своим в доску, все что-то говорили, говорили, говорили… Пробежавшись по кнопкам пульта, я дошла до Асафьевского ТВ-канала.
Успехи тепличного хозяйства, проблемы коммунальщиков, ремонт школ, концерт самодеятельности в местном дворце культуры. И вот оно! Грифанов в студии! Ой, ну как же можно было пропустить местному ТВ такой шанс?!.
Вальяжно закинув ногу на ногу, вертя головой, подслеповато щурясь, что-то рассказывает ведущему восторженно, бурно, и как всегда, невпопад жестикулируя. Ведущий пытается изображать такой же бурный интерес, но… очень заметно, что Грифанов его утомил. И, ведущий, с провисшей улыбкой, начинает нервно косить глазом на оператора. Тот, видимо, не понимает намеков и продолжает в упор разглядывать (в смысле показывать) лица собеседников. Это мы уже где-то видели в недавнем прошлом. Один в один разговор Грифанова с поваром профилактория. Кажется, это было в день заезда в профилакторий «Ёлки»… Ему, наверное, везде и всегда кажется, что он в кадре, идут съемки.
Очень хотелось досмотреть до конца поединок камеры и людей в студии. Но тут ведущий проделал банальный трюк – уронил ручку под стол, извинился и полез за ней. Наверное, оттуда, из-под стола, местный телеведущий чем-то жутко напугал оператора, потому что камера вдруг ожила: обозрев задник студии, вернулась к лицу Грифанова и снова зависла на нем. Но теперь уж она изощрялась в ракурсах и слева, и справа, и сверху, и снизу, и в общем, и крупно… Джигитовка камеры в студии закончилась перерывом на рекламу.
После рекламы Александр что-то цветисто рассказывал о себе – как пришел в профессию, о своих учителях, своих планах на будущее. Учителя, конечно, были гениальные. Будущее все сияло блестками и фейерверками. Ни слова о его жизненной драме, которую услышала я. Правда, не до конца.
Короче, дежурный прайс–лист. Похоже, там, в столовой профилактория, за обедом, он оттачивал детали этой программной речи.
И, наконец:
– Мне этот город совсем не чужой. Здесь много лет жила двоюродная тетка моего отца – Нотбек Анна Витольдовна. Хотя правильней будет сказать: пра-тётка. Я с ней виделся всего несколько раз. Они с мужем, Борисом Ивановичем Смелевским, приезжали к нам в гости в Москву. Но я был тогда слишком маленьким. Потом я приезжал к ней сюда, когда она лежала в больнице. И по-настоящему пообщаться почти не удалось… Очень хотел бы узнать о ней больше. Совсем недавно перебирал архивы отца и нашел письма – ее и Бориса Ивановича…
Боже! Какая судьба!!! Вы знаете, Борис Иванович был довольно известным исследователем Восточной Сибири. Он даже бывал в экспедициях, организованных лучшим учеником Пржевальского, Петром Козловым! И Анна Нотбек была большим специалистом своего дела – она закончила Бестужевские курсы и потом, увлекшись минералогией, долгое время посещала лекции и занятия профессора М.В. Севергина – известного минеролога, правнука автора двухтомника «Опыт минералогического землеописания Государства Российского»… Потом вместе с мужем была в нескольких научно – исследовательских экспедициях…
…В моем воображении как-то не вязались Анна Нотбек и специалист по минералогии. Можно было предположить, что ее любовь к цветным стекляшкам на пальцах – оттуда, из ее благородного и образованного прошлого. Но ведь, если рассудить логически, в городе она появилась далеко не старой. Я увидела её впервые уже, что называется, «в образе»… В образе мадам Нотбек. Так когда же все это было? Москва… курсы… экспедиции?..
«… - Нюся, ну не женское это дело – камень точить! Пойми, для женского организма условия совершенно не подходящие – пыль, реактивы, шум… да и силу надо иметь, наряду с ловкостью, – папенька выговаривал мне, не поднимая головы от шахмат. Борис кивал ему, внимательно следя за передвижениями на доске. У-у-у. предатель. Сам же говорил, что эти барышни – любительницы кружев, сплетен и балов – глупы и скучны, что новые края, новые знакомства, приключения – вот смысл жизни. Именно там ждут открытия, которые помогут подняться человечеству на новую ступень эволюции… Сам говорил, а теперь кивает, заглядывая папеньке в лицо… Противный. Впрочем, догадываюсь, что это он пересказывал мне вызубренную лекцию профессора Гадолина, своего преподавателя… Ну, и пусть умничают. Пусть. Я от своего не отступлюсь»…
Где-то я видела эту обветшавшую бордовую книжицу с надписью «Дневник»… Где её искать? Ремонт, переезд или генеральная уборка – это всегда маленькое стихийное бедствие. Переезд был ещё при бабушке, ремонт я делала два года назад. А генералила ещё по прошлой осени. Где искать этот дневник? Хорошо, что эти маленькие стихийные бедствия повторялись не слишком часто.
Продолжение: А если это любовь?
Подпишитесь на канал, чтобы ничего не пропустить