Когда мы надевали наши куртки, нас позвал Костик и повел в комнату Мити. Кирилл не стал отказываться, вдруг приняв задумчивый вид и, как мне показалось, вовсе никуда не торопился.
Комната Мити оказалась его мастерской со множеством картин, которые стояли, лежали где попало. В середине комнаты на треножнике стояла картина примерно полметра в ширину и чуть больше в высоту, около которой стояли двойняшки. Митя, оглянувшись, обидчиво сказал:
- Аля, ты обещала зайти. Я послал Костика подкараулить вас с Кириллом, так как знал, что забудешь про свое обещание.
Я извинилась и подошла к картине, а Кирилл с нашими куртками уселся на стул около двери, показывая, что мы скоро уходим.
Каково же было мое удивление, когда я увидела портрет очень красивой девушки. И была потрясена.
Потрет не был закончен, были только выкрашены волосы и некоторые детали лица, и еще фон – закат на берегу реки. Остальные части портрета были черно-белыми, прорисованными то ли тушью, то ли углем. Но главное, чем притягивала картина, – это было лицо девушки: она улыбались, но глаза да складки у рта и на лбу выражали печаль и даже страдание. Развевающиеся от ветра волосы подчеркивали настроение грусти у изображенной девушки, очень похожей на меня.
Кирилл тоже подошел к нам. И все четверо братьев молча смотрели то на Митину картину, то на меня. Вернее, один из них – Кирилл смотрел только на картину. А я вглядывалась в свое изображение, свой портрет, поражаясь глазу художника, уловившего что-то важное в моем характере. Вся картина была окутана какой-то тайной, даже ворот черного платья (моего вечернего платья!), не закрывавший шею, подчеркивал загадочность изображенного образа.
Наконец я произнесла:
- Неужели это я? Это художник так меня увидел? И увидел что-то очень точно… думаю, это талантливый художник!
- Yes! – вскричал Костик.
Миша широко улыбался. Митя с восторгом посмотрел на меня, а потом на Кирилла. Тот тоже повернулся ко мне, без слов спрашивая: «Тебе понравилось?» Я часто-часто закивала головой, и заметила, что мы смотрим друг на друга увлажнившимися глазами. Я снова уставилась на картину. Впервые в жизни я гляделась в картину, как в зеркало, и это было незабываемое чувство.
Послышались громкие голоса, и в комнату вошли две женщины и двое молодых мужчин. Митя быстро прикрыл картину какой-то футболкой. Стал всех просить выйти. Мы двинулись к выходу, Кирилл подтолкнул друзей в сторону двери. Оглянувшись, увидели, что Инна Николаевна, взяв Наташу за руку, настойчиво не соглашается уходить и требует от Мити разрешения показать то, что он не хочет показывать. Митя махнул рукой, дескать, делайте, что хотите, и подошел к нам с Кириллом – ему хотелось еще узнать наше отношение к его работе. Кирилл улыбался, приподняв большой палец руки, а я благодарно прошептала: «Портрет удался, Митя!»
Одевшись, Кирилл прощался с друзьями, а те кивнули мне на прощанье без всякого дружелюбия. Я тоже накинула куртку, собрала волосы в хвост и, когда Кирилл обнял меня за талию, сказала ему:
- Твои друзья ревнуют тебя ко мне. Такие милые! – Заслужила его улыбку и легкий поцелуй в лоб. Почему-то оглянулась и увидела, что Инна Николаевна и Наташа смотрят на нас. Мне показалось, что их лица излучают тихую ненависть. Кирилл поднял руку, прощаясь с ними, и мы вышли.
- Почему помрачнело твое лицо? – задала я вопрос Кириллу, который сосредоточенно смотрел на дорогу и слишком крепко сжимал руль.
- Ты заметила, что во время обеда я разговаривал с отцом. Был очень серьезный разговор. Я о нем тебе расскажу после того, как мы займемся любовью.
Его слова встревожили меня.
- Будет лучше, если ты расскажешь мне до этого.
- Ты вряд ли после моего рассказа захочешь заниматься со мной этим.
Сердце мое заныло в предчувствии.
- Нет, после любого разговора я не расхочу делать это с тобой.
- Знаешь ли ты, Аля, что я точно знаю?.. Я знаю, что никогда не разлюблю тебя. Мне повезло встретить тебя… и полюбить тебя… навсегда. – Кирилл кинул на меня взгляд, который говорил сам за себя.
Когда мы поднялись в мою маленькую квартиру, снова Кирилл спросил, чем мы займемся в первую очередь: ляжем в постель или поговорим. На что я ответила: можно и в постели поговорить.
Кирилл отправился в ванную, а я постелила свежее белье и проветрила комнату. Потом захотела увидеть своего мужчину, а когда увидела, как он, голый, вытирает полотенцем голову, спросила:
- Ничего, что я подглядываю?
- Ты ничего нового не увидишь. Зайди, я тоже хочу увидеть то, что уже видел.
- Да, я почти голая, но мне нужно соответствовать твоему чистому телу.
- Давай, я тебя помою.
На мой вопрос: «Спинку потрешь?», засмеялся и прижался ко мне, вдохнув мой запах, зарылся в волосах, целовал шею. И действительно нежно мыл, а затем растирал полотенцем мою грудь, живот, ягодицы. Эта нежность была очень трогательной. Ему почему-то было необходимо видеть во мне просто любимое существо, которое хотелось лелеять, оберегать, ласкать. А физическое влечение с его грубым плотским желанием в эту минуту ушло. У меня выступили слезы счастья, когда я следила за его ласковым выражением глаз, любовными поцелуями сокровенных участков моего тела, легкими касаииями его сильных рук, когда он гладил мое лицо и волосы. Мое сердце колотилось от того, что я чувствовала к этому прекрасному мужчине.
Зато в постели единство наших чувств раскрылось еще сильнее, умноженное на физическое желание. Я с блаженством приняла его в себя. Счастьем было ощущать, как он двигается во мне! И я тоже с радостью шла навстречу его толчкам, стремилась попасть им в такт. Его руки помогали разгораться и без того жаркой страсти, потому что сильно сжимали мою грудь, обхватывали ягодицы. С необыкновенным наслаждением мы сильно двигались и неровно дышали, пока не почувствовали, что уже ничто не помешает сладостному завершению нашего соития. Оно наступило желанным взрывом внутри нас и вызвало обоюдные сдержанные стоны удовольствия.
И даже после этого он не отпускал меня, крепко держал в своих объятиях и шептал в ухо бессвязные слова, в которых было много любви, благодарности, нежности. Так мы лежали, мокрые, изможденные, прижавшиеся друг к другу, и не было сил оторваться от его рук.
Мы были счастливы в это мгновение. Но уже все шло к тому, чтобы узнать, есть ли у нашего счастья будущее. Как бы мы ни оттягивали момент, когда мне придется узнать содержание разговора Кирилла с отцом, он наступил. Мое тяжелое предчувствие сбылось и сменилось потрясением от того, что я узнала. И поскольку услышанная новость говорила о грозящей опасности моему любимому, я старалась не думать о себе, и свое потрясение пыталась не показывать.
Оказалось, что отцу Кириллу вчера позвонил его давний знакомый, президент машиностроительного холдинга, с которым они начинали заниматься предпринимательской деятельностью во время перестроечной активности. Он сообщил, что, по мнению его сына, работающего в филиале холдинга на севере страны, в СМИ и соцсетях ожидается информационный взброс обвинений в адрес компании Полозовых. Они заключались в том, что она с помощью махинаций и взяток выиграла многомиллионный тендер, а ее президент порочит компанию любовной связью с распутной аферисткой и мошенницей.
Отец предположил, что в результате произойдет падение акций и недоверие акционеров к президенту, что приведет к тому, что его сместят с поста и новый президент затем проведет операцию разорения и присвоения компании известной машиностроительной корпорацией. Такие прецеденты уже случались не однажды.
Информация эта подтверждалась накопившимися тревожными наблюдениями отца и Кирилла в деятельности компании. Чтобы спасти ее от угрозы разорения отец предложил Кириллу, не дожидаясь готовящейся провокации, опубликовать в СМИ и соцсетях документы, подтверждающие честную победу их конкурсного проекта. Не дожидаясь второго обвинения Кирилл должен объявить о своей предстоящей женитьбе на дочери министра машиностроения. Только так можно будет противостоять клеветнической кампании, этому плану по разрушению жизни и благополучия семьи президента и всех занятых в компании людей.
Я с тяжелым сердцем выслушала слова Кирилла о том, что ему предстоит сделать выбор. Когда-то другой мужчина сказал мне эти же слова, которые привели к нашему расставанию. Разница состояла в том, что выход из сложившейся ситуации виделся в сохранении во что бы то ни стало дела жизни отца. На кону стояло его здоровье и благополучие всей семьи. Нарушив тягостное молчание, я спросила:
- Фамилия отцовского знакомого Владимиров? – Убедилась, что вопрос был лишним. – Дочь министра – это Наташа?
Снова последовал мрачный кивок Кирилла.
- Я сожалею, Кирилл, что из-за меня этот кошмар коснется твоей семьи. Ведь вопрос о взятках всегда можно опровергнуть, а вот доказать, что на имидж компании не окажет влияния связь ее главы с мошенницей и аферисткой, будет трудно.
- При других обстоятельствах этот скандал мог бы обсуждаться какое-то время и скоро утихнуть. А обвинение во взяточничестве может тянуться долго, пока суд не оправдает и не накажет клеветников. Думаю, суд не в их интересах… Значит, объединив два обвинения, можно понять, чего добиваются твои враги и мои конкуренты, – очернить тебя и нашу связь, а меня лишить руководства компанией.
- Я думаю, Кирилл, у тебя нет выбора. Наше с тобой счастье не должно мешать благополучию твоей семьи.
Мы долго молчали, мучительно перебирали все угрозы, которые скоро могут нагрянуть. А то, что они сбудутся, если не предотвратить их, не было никаких сомнений.
Продолжение следует
Если понравилось, ставьте лайки, подписывайтесь, оставляйте комментарии. Спасибо!