Близилось 9 Мая, и Вера Петровна пребывала в суете от приготовлений к приезду любимого внука Глеба, названного так в честь деда. У них была традиция заведена, Глеб приезжал к бабушке в этот день, бросив дела и всех приятелей. Пока не завел семью и постоянную девушку, парню легко было отказать друзьям в совместной встрече очередного праздника и приехать к одиноко проживающей любимой бабушке, тихо стареющей, но ещё крепкой в свои восемьдесят с хвостиком. Вера Петровна с утра поставила тесто, внук обожал пироги, достала, кряхтя из подпола банки с огурчиками, коленки захрустели. Хорошо хоть подпол неглубокий. Спину тоже чуть прихватило, но ждать некогда. Ещё фарш накрутить надо для пельменей. Приготовила фарш, подумала, что забыла ведь позавтракать
Слегка перекусив, прилегла на полчаса, прикрыла глаза, тут же встала картина с маленьким Глебом, что любил бегать за курочками, по её дворику, смешно переваливаясь. В детстве внучок был пухленьким и потешным. Подремав немного, Вера Петровна встала, занялась пельменями, нужно налепить больше, ведь внук вырос, любит поесть. В шесть вечера женщина услышала знакомый шум мотора, за многие годы она научилась отличать звук приближающейся машины, а может какое-то другое чутьё ей подсказывало, что это именно он, любимый, единственный внук, а никто другой подъезжает к её домику.
Внук переживал за бабушку, она только посмеивалась « да что мне сделается» и переживала за него. Они часто говорили по телефону, но разве телефонная беседа заменит общение за чашкой чая, когда можно смотреть в родные любимые глаза.
Внук вошёл в хату, слегка мокрый от дождя, сбросил ловко модную куртку, раскинул широко руки. Вера Петровна, невысокого роста с молодости, а теперь совсем маленькая, юркнула в объятия внучка, замерев от счастья на пару мгновений. «Вниз расту», - часто она приговаривала при таких встречах. Глеб её не торопил. Так вышло, что на всей большой земле роднее этой старушки у него никого не осталось. Родители погибли в автокатастрофе уже лет пятнадцать назад, через пару лет ушёл дед. В этих обнимашках, как называл их сам Глеб, нуждалась не только бабушка, но и сам почти двухметровый внук.
Наконец, Вера Петровна засуетилась, стала накрывать на стол, уже итак уставленный всякой снедью. Они сели ужинать. Бабушка пригубила красного вина, купленного в магазине ещё месяц назад, внук выпил рюмку водки, привезённую с собой.
Они выпили, молча, не чокаясь, даже не договариваясь. После ужина, раскрасневшаяся от вина, а затем и от горячего чая, Вера Петровна, наконец, приступила к разговору, который давно хотела начать. Почему откладывала, сама не знала. Когда приезжал внук, радости её не было предела, она будто молодела, глаза весело блестели, каким-то озорным огоньком. Глебу казалось, что перед ним сидит не бабушка, а его мама. Но сейчас её глаза блестели от выступивших слёз:
- Глебушка, мы с тобой каждый год поминаем деда в этот день. Награды его рассматриваем. А ты представляешь, твой дед до последнего дня боялся, что его ложь вскроется. Он был очень дисциплинированный, старой советской закалки. Врать не умел.
- Не понимаю, о чём ты? Какая ложь? Он что не воевал?– опешил внук.
- Да что ты! Бог с тобой! Конечно, воевал и награды все его, самые настоящие, боевые!
- Тогда в чём проблема? Какая ложь? – Глеб даже вскочил с дивана.
Вера Петровна достала из комода старый потёртый альбом, села на диванчик:
- Садись рядышком, Глебушка. Я тебе одну фотографию покажу, которую ты не видел ещё, мы её прятали вместе с дедом. Смотри вот она.
- Что же это за фото, которое прятать надо? – ещё больше удивился внук. Он уставился на протянутую фотографию, потом на бабушку:
- Так это же дед, только совсем молодой. Сколько ему тут? И какая ложь? - - А ты переверни фото. Подсчитай сколько ему лет, там стоит дата. Глеб повернул фотографию, уставился удивлённо на дату, написанную там. Бабуль, я не понимаю ничего, тут дата рождения деда другая указана.
- Вот это и есть наша ложь. Когда начался сорок пятый год, твоему деду не было восемнадцати лет, только семнадцать. Война близилась к концу, он очень хотел на фронт, чтобы приблизить победу и обманул всех в военкомате, прибавив год себе. Что он там насочинял, как уговорил отца своего, мать его рано умерла, ты ведь знаешь! Но его забрали. Перед самой победой нам сообщили, что он погиб, награды друг нам передал. А в последнюю ночь, перед тем как уйти, он провёл со мной. И нам повезло! Через девять месяцев родился твой отец. А ещё через два года твой дед вернулся, оказалось, он был контужен, потерял память временно, долго лечился по госпиталям. Так часто бывало тогда.
- Ну, половину истории этой я знаю. А почему вы не говорили, что год прибавил? Это же святая ложь! Парень соврал не для своей выгоды, а наоборот. И про контузию молчали?
- Понимаешь, тогда другое времечко было. Деду долго не верили, что контуженный был, а не в плен сдался. Если про год сообщить, вдруг хуже будет. Потом нам всего по семнадцать лет в ту ночь было, стыдно это, разврат как бы. Постеснялись мы, и зачем прошлое ворошить. Вроде ни к чему. А сейчас, когда господь меня может забрать в любую минуту, я вот и подумала. Надо Глебушке всю правду рассказать, чтобы знал.
Они ещё долго говорили об этой ситуации, вспоминали деда. Уснули поздно, ещё два дня провели в разговорах, в обнимашках. Смотрели фотографии в старых альбомах, смеялись до слёз и вздыхали. Каждый понимал, что ему безумно нужны такие посиделки. Но два дня прошли, Глеб уехал. Они обнялись перед расставанием, Вера Петровна долго смотрела внуку вслед, смахнула непрошеную слезу, взяла себя в руки, вздохнув ещё раз, и пошла к соседке, показывать фото, и удивлять её необычным рассказом о смелой лжи своего деда.
Внук сказал, что уже можно поведать всем, что деда эта неправда делает героем и стыдиться тут нечему.