стыдно признаться, и, но, гда я тихонько захожу на страничку Вероньки, Вербочки, как ее называла мама, а я угадал в нежности, она еще смеялась, что на трусиках у нее Триумфальная арка, а я неприлично пошутил, она зубасто смешливая и широкобедрая, как оказалась, при миниатюрности-то своей, и слежу за ее жизнью, вот она устроилась на работу в детский лагерь, вот она записалась на курсы мима, дура, вот она женилась, вот у нее парень-идиот, в игрульки все играющий, вот она на кухне гуттаперчевая, улыбается, счастливая, эмалированная кастрюля в желтом свете тесной кухоньки, эх, я бы, нет, нет, она невыносимый скорпион, мама против, ей в моем доме не понравится, а мой дом песнь особая, это как другой мир, сюда только судьбу можно привести, я поэтому и не спешил, а она все, хочу да хочу, на подоконнике чуть ли в ее подъезде, дура, хрен тебе, а не секс, ее мать так меня и не увидела, наверное, я бы ее больше захотел, прекрасное сравнение меня с испанцем, наверное, горячая женщина, ну еще бы, восточная порода, как я ужасно некрасив и циничен в своих отношениях, а как ко мне, спросите, относились, я ведь был так чист, как родник, честен, как трава, и открыт, как небо, наивен, как ветер, правда ваша, осторожен чертовски, она все пристала, думала в ней меня привлекает мелкость, будто я уже старею, хрен тебе, старею, как же она скучна была в своей бесперебойной болтовне, были и другие женщины, но о них я с болью молчу, потому что трагичные фигуры их не идут ни в какое сравнение с моей беспечностью, мне их даже жаль, хотя крови мне попортили, твари, и нервов потрепали, но почему-то я остаюсь им верен в душе, и даже люблю их, зачем только, за что, нужно безжалостно уничтожить их, чтобы они исчезли навсегда, но пока не напишу, не исчезнут ведь, видимо, с Верой я решил расстаться, раз пишу о ней, или мне не страшно о ней писать, ведь она наконец окончательно забыла меня, вру, помнит, как пить дать, снюсь я ей, да и не встречала она никогда такого, сама призналась в кафе, я ощетинился тогда на реальность, да и бороду благодаря ей отпустил, что и говорить, когда целовались я просто кололся