- А что этот капитан?
- Его в самом начале убило. Я на него наткнулся, грудь разорвана, а рука наган сжимает. Я этот наган у него забрал, ни одного патрона в барабане. Забрал оружие, и совсем не зря. Этот наган в сорок третьем меня спас. Выполнил, так сказать, свою боевую задачу. Разведка боем была, в атаку кинули всех. И разведчиков, и штабных. После плотного артобстрела мы в первую траншею немцев ворвались, и тут я нос к носу с фрицем столкнулся. Жму курок, а выстрела нет, патрон перекосило. Видно диском автоматным по горячке за землю задел, когда падал. В последнее мгновение ткнул стволом в лицо немцу, упал и откатился в сторону. Очередь его автомата над самой моей головой прошла. Тут и сгодился наган. Дернул его из-за пояса и пять пуль в этого Ганса всадил. До сорок четвертого этот наган с собой таскал. Потом уже потерял, когда меня в плен взяли.
- Так ты и в плену был? Ну, ты батя, даешь.
- Был целых пять часов.
- Да у тебя истории одна круче другой. И тебе за плен ничего не было? Говорят, за это здорово наказывали. Все предательства боялись.
- А про мой плен никто и не знал. Командир роты догадывался, но не расспрашивал. Так все втихую и закончилось, без последствий.
- Батя, а как это можно было на несколько часов в плен попасть? И как я понимаю, ты сбежал потом от немцев то?
- На войне всякое приключалось. Воевали-то миллионы. А у меня все просто. В июле сорок четвертого, когда мы наступали, линии фронта как таковой не было, немцы, где быстро откатились, где еще оборону держали. В общем, неразбериха полная. И надо же было нашему полку по моим родным местам наступать. Мы встали на ночлег всего в пятнадцати километрах от моей деревни. И засвербило у меня до дома сбегать. Узнать, что там с матерью и сестрами. Я уже три года о них ничего не слышал. Отец мой, дед твой, в первые дни войны сгинул. Не сбегаю сегодня, может, уже никогда их не увижу. Да и не знал я, живы ли они. Пошел к ротному, старшему лейтенанту Сибирцеву Андрей Палычу. Он молодой был, а толковый паренек. На фронте офицером стал, в общем, человек с понятиями. Он ко мне хорошо относился, мы с ним не раз и не два в дальней разведке бывали. Все объяснил – растолковал, мол, местность знаю отлично, вырос здесь. Два часа туда и два назад. К утру снова буду в роте. Недолго Андрюха думал. Иди, мол, но учти, я тебя не отпускал. Мы же в наступлении, с утра снова в бой. И в подарок моим родным от себя добавил пять банок американской тушенки. Вот я и рванул вперед, по первым сумеркам. Как и думал, за два часа добрался. И самое удивительное, наша деревня то стоит цела-целехонька. А что ей сделается в глухомани, вдали от главных дорог военных и направлений. Вот тут-то я и расслабился. Можно сказать, в полный рост по деревне прошел к своей хате. И мать, и сестры, все живы – здоровы, только боятся сильно, позабивались в подвал. Фронт-то рядом, все гремит-грохочет. Там с ними еще соседской малышни с пяток было, подвал то у нас большой, добротный. Пока обнимались-целовались, пока вещевой мешок с гостинцами вывернул, прошел час с небольшим, наверное. И вдруг свет в окна ослепительный, и речь немецкая совсем рядом. Потом по-русски слышу кричат, мол, выходи немедленно. Не выйдешь, через пять минут от дома одни головешки останутся. Выглянул я и понял, пропал. Метрах в сорока стоит немецкая бронированная машина и светит на дом двумя фарами. Видно вокруг все, как днем. Крупнокалиберный пулемет с этой машины прямо на окна нацелен, и солдат немецких с десяток в отдалении мелькает. У меня три гранаты ручные, и три снаряженных диска к ППШа. Ну и наган за поясом, в общем-то, воевать можно. Если сильно повезет, то и вырваться можно. Хотя это очень и очень затруднительно. А тут голос снова по-русски. Мол, не выйдешь, никого в живых в этом доме не оставим. Глянул я на детишек маленьких, обнял – поцеловал мать родную и вышел с высоко поднятыми руками. Выходит, сдался добровольно. За это мне, в довесок за самоволку в военное время, по трибуналу ни прощения, ни пощады. Через мгновение меня разоружили и избили в кровь. Закинули в амбар, который перед самой войной построили. И в котором ничего толком то не хранили, неудачное место под него выбрали. Забыли, что когда-то здесь ручей протекал. И как только дождь начинается затяжной, так по этому высохшему руслу вода один из углов амбара подмывает. И хлюпает потом по всей площади, пока дождь не прекратится. И этот гнилой угол песком речным засыпали. Я это сразу вспомнил, как только очухался. Кроме меня в амбаре еще пятеро пленников: две бабы и трое мужиков. Как и я, все в кровь избитые валяются. Обыскать-то меня обыскали, до вот ложку стальную трофейную за голенищем кирзача не нашли. Она мне очень сгодилась. По-любому лучше, чем пальцами песок грести. Вот я и рою этот гнилой угол. И вроде все неплохо получается, только сил мало после немецкого побоища. А помогать мне никто не собирается. Смотрят, да и только. Стиснул зубы и рою дальше. Понимаю, чем скорее выберусь отсюда, тем лучше для меня. А песок то хоть и не слежался сильно, но и не вымылся весь. Видно дождей то сильных не было. Через час прорыл нору. Еще час расширял ее, но уже нет сил дальше рыть. Правило есть народное. Коли голова пролезла, то и вся остальная стать пройдет, а я в то время худосочный был, жилистый.
Продолжение следует...----->Жми сюда
С уважением к своим читателям и подписчикам,
Виктор Бондарчук