(книга «Больше, чем тире»)
Ну, как и обещал, расскажу-ка я вам ещё одну историю, но теперь уже про кота...
Кстати, на моём канале в "Ютюбе" опубликована полная версия моей аудио-книги "Больше, чем тире" про наши развесёлые курсантские годы. Опубликовано более сотни глав... Надо попросту набрать моё имя и фамилию на латыни... Кому интересно - Добро поржаловать на мой "Ютубский" канал!!!
Однажды, каким-то непонятным образом у нас на факультете завёлся бродячий огромный котяра, породы норвежская лесная: серо-буро-коричневый, да ещё и дымчатый. С черными поперечными полосами на теле, как у барбуса суматранского, и с порванным левым ухом. Он был очень жирен, нагл, вонюч и волосат. Ему, как курсанту пятого курса, было начихать на всё, и на всех наплевать. Лишь бы давали вовремя поесть и не будили бы лишний раз понапрасну.
Крыс он не ловил, он даже их боялся. Но зато он с умопомрачительным фанатизмом делал только четыре вещи: жрал, спал, орал и гадил. Причём последнюю вещь он исполнял с такой упёртой наглостью и маниакальной периодичностью и оргазмическим самозабвением, что все невольно соглашались с постулатом, что оказывается, не только Вселенная беспредельна.
В вопросе «где бы ещё нагадить?» он проявлял непостижимые чудеса своей кошачьей фантазии. Кошачьи колбаски и забытые им вонючие личинки курсанты находили не только в углах и на полу различных помещений, но и на подушках и одеялах аккуратно заправленных коек, на тумбочках, подоконниках и в легкомысленно оставленных под койкой сланцах-тапочках (причём в обоих сразу). Кошачий муравейник иногда обнаруживали даже и в белоснежных раковинах – на месте, где должно было лежать мыло, на столах ленинской комнаты - на подшивках газет, и иногда даже в закрытых прикроватных тумбочках.
Борьба курсантов с кошаком как-то сама собой стала носить перманентный характер, но победа всегда оставалась за лохматым звероящером. Курсанты уже гадали и прогнозировали, где этот млекопитающийся в очередной раз оставит о себе недобрую память. С обреченностью приговоренного к эшафоту дневальные по роте убирали за неуправляемым и креативным кошаком день и ночь, а тот всё фантазировал и фантазировал…
Однажды в старшинской комнате появился характерный запашок «суматранского предателя». Поиски источника никаких результатов не дали. Запах всё усиливался и уже принимал угрожающие масштабы, когда на помощь была вызвана оперативная группа в составе двух свободных дневальных. Старшинская комната силами дневальных была вылизана до такой чистоты, что хирургическая операционная районной больницы могла бы позавидовать. Но источника кошачьей химической атаки так и не было обнаружено. Ужасный запах всё равно продолжал разъедать рецепторы старшинских носов своими миазмами. И тогда в ход пошли курсантские одеколоны.
Именно в те суровые минуты курсантского противостояния с кошаком дневальной службой роты был изобретён своеобразный орально-ручной пульверизатор: у флакона откручивалась крышка, большим пальцем закрывалось горлышко и всё это переворачивалось кверху дном. Затем делался глубокий вдох и на выдохе большой палец слегка отпускался. В образовавшуюся щель между горлышком и пальцем начинал поступать одеколон, и вот туда следовало долго и сильно дуть, разбрызгивая одеколон тонким слоем. Эти манипуляции позволяли кое-как справляться с кошачьими благовониями, правда, только на очень короткое время.
Истратив почти половину стратегического запаса ротных одеколонов, курсанты были вынуждены признать свое полное поражение, и подписали акт о безоговорочной капитуляции. А вонь «продолжала иметь место быть», - как говорят в официальных флотских докладах. Спасение находили только в настежь распахнутых окнах.
Но со временем запах мало-помалу стал всё-таки ослабевать, пока совсем не прекратился. Это говорило о том, что кошачьи «салями» уже превратились в безобидные сухарики.
И источник запаха был обнаружен! Но потом! Спустя почти неделю! Обнаружен был как всегда «вдруг» и «внезапно»!
Когда накануне увольнения курсантов в город в субботу вечером был вскрыт сейф, в котором в специальном ящичке были аккуратно разложены торцами кверху картонные увольнительные билеты (в просторечии – «увольняшки»). И именно на этих увольняшках и была обнаружена закаменевшая модель египетской пирамиды фараона Хеопса в масштабе
1 : 10000, искусно вылепленная нашим кошаком. Сами увольняшки имели не только специфический аромат, но и характерные разводы и подтёки.
Так что в тот вечер у котяры добавилосьь ещё несколько особых почитателей его фантазий, которым не удалось совершить вечерний променад в город ввиду безнадёжной порчи документа наглым полосатым чудовищем. Нет смысла описывать все слова, междометия и идиоматические выражения, вырывавшихся в то время из уст старшины роты, не уволившихся курсантов, общий смысл которых можно передать только лаконичным восклицанием: «Ну как ему это удалось?». Поговаривали, что в старшинской комнате плоды кошачьей фантазии обнаруживали даже на шкафах и книжных полках.
Ну весьма творческим был наш котяра…
К тому же этот плюшевый гад мог посреди ночи проснуться и горланить свои пронзительные душевные кошачьи песни до самого утра, ловко уворачиваясь в темноте от пролетающих в его сторону тяжелых предметов и флотской обуви.
За его паскудный характер курсантская братия в конце-концов и назвала его крайне жёстко и цинично - «Клитор».
Временами Клитор разрешал себя погладить, но никогда и никому не давал взять себя на руки. Своим непрошибаемым пофигизмом он вводил в ступор абсолютно всех. Иногда ему было до такой степени всё равно, что его можно было спокойно схватить за пушистый хвост и повозить по скользкой бетонной палубе роты, при этом он довольно жмурился, урчал и тут же прудил на чистую палубу.
Выжить с факультета его никак и никому не удавалось. Его даже били и пинали, вышвыривали в окно и кидались тяжелыми предметами, но ему было всегда абсолютно на всё и на всех начхать! Настоящим флотским был котом! Вышвыривания его из окон практически с любого этажа никаких результатов не давали, за это его ответные контрсанкции кота становились всё изощрённее и наглее. Несколько раз его увозили на окраину города. Однажды, засунув в большую спортивную сумку с молнией, его вывезли в славный флотский город Балтийск на дизеле. Но эта полосатая скотина прямо на вокзале Балтийска, почуяв неладное, подняла бунт, разодрала сумку, нагадила в неё и смылась в неизвестном направлении.
О своей победе над неуёмным животным и невосполнимой утрате своей сумки балтиец с гордой горечью рассказывал несколько дней подряд. Причём с каждым разом в его рассказе открывались всё больше и больше шокирующих подробностей о мохнатом тиране. Но через несколько дней, ранним утром, Клитор опять появился перед нашим факультетом! И именно ранним утром, нагло мяукая и царапаясь в дверь. Он был грязен, всклокочен и как всегда вонюч и волосат. Как всегда ему было всё пофиг! Абсолютно!
Мы уже стали мириться с мыслью, что это наша пожизненная карма, которую нам придётся нести оставшиеся года в системе, но всё-таки одна нелепая случайность смогла в одночасье переломить ход нашего противостояния с Клитором, и кошачий Аустерлиц в мгновение ока стал для него наполеоновским Ватерлоо.
Был у нас на факультете интересный и довольно-таки своеобразный курсант-естествоиспытатель. Он любил всё делать на спор. Ему было просто скучно! Спорил он всегда на пачку болгарских сигарет «Родопи» или эстонских «Таллин». Ему не то что всегда очень хотелось курить, а просто спорил он из праздного интереса. И в самом деле – не на щелбаны же спорить!
Например, вечером, когда училище погружалось в дремотный период самостоятельной подготовки, он мог спокойно зайти в учебный класс к младшекурсникам с кактусом в цветочном горшке. И просто так – от скуки, он со словами: «А спорим на пачку «Родопи», что я без рук съем этот кактус!», - ставил на стол зелёно-колючую жертву. Младшекурсники тут же забывали про интегралы с дифференциалами! У всех у них без исключения сразу же появлялся дикий интерес: Без рук? Кактус? Весь? Как это возможно? Но самое интересное - ни у кого не возникало вопроса: «А зачем?»
Спорщику связывали ремнём руки за спиной, тот наклонялся к цветочному горшку и спокойно начинал есть утыканный колючками кактус. Ел он его с удовольствием и даже каким-то мазохистским наслаждением. Когда кактус был уничтожен под самый корешок при общем одобрительном гудением зрителей, то к нераспечатанной пачке «Родопи» присовокуплялось ещё несколько сигарет в качестве бонуса «за упорство, героизм и оригинальность».
Однажды он встретил молодого мичмана с кафедры водолазного дела, который шёл с трёхлитровой банкой только что полученного на складе медицинского спирта для протирки водолазного имущества (шлем-маски и тому подобные водолазные приспособления и принадлежности). В ходе встречи «на высшем уровне» разгорелся спор, что спорщик-естествоиспытатель сможет залпом выдуть всю эту банку.
Учитывая реалитет и имея кое-какой опыт в спиртовых делах и из сострадания к «брату меньшему», мичман предложил снизить «уровень напряженности» и предложил курсанту испытать свои силы «ну хотя бы на пол-литре». Курсант немедля согласился всё за ту же пачку «Родопи». На данное экспериментальное действо собралось немногочисленное количество особо избранных зрителей – от курсантов до мичманов с кафедры водолазного дела. Все расположились на берегу так называемого Лебединого озера, расположенного на территории нашего училища, и на садовых скамейках, стоявших тут же. Сами же спорщики – на бетонных ступеньках лестницы, уходящей в воду озера.
И вот наш естествоиспытатель, выдохнув, приложился к пол-литровой молочной бутылке, в которую заранее и стрепетом был налит тот самый медицинский спирт со склада и стал жадно поглощать жидкость, словно это была обыкновенная вода. На последнем глотке он вдруг поперхнулся, выронил бутылку из рук и, не меняя положения – так сидя на корточках в позе эмбриона – не разгибаясь, плюхнулся в мутно-зеленоватую воду озера. Все думали, что он захлебнётся, и поспешили его вытащить из воды! Когда спасателям это удалось, то их взорам предстала невероятная картина. Спорщик, весь мокрый и в тине дико шатался, что-то дожёвывая. Присмотревшись все обомлели – изо рта торчали две лягушачьи лапки. Спорщик, уже заплетающимся языком пролепетал: «А мировой… блы … закусон … блы… блы…» С этим словами он обмяк, стал на четвереньки прополз метров пять от озера в сторону факультета и, добравшись до зеленой травки, тут же заснул, свернувшись калачиком. Про те самые «Родопи», на которые он спорил, конечно же никто так и не вспомнил.
Он спорил всегда и на всё. Спорил он, что съест простого дождевого червяка – и съедал у всех на глазах. Спорил, что сможет съесть большую плитку шоколада за сто шагов – и, давясь, съедал. Что сможет засунуть в рот 100 ваттную лампочку – и засовывал. Правда потом в санчасти врачи долго ломали себе и ему головы вопросом: «Зачем?». Когда рот был наконец-то освобожден, он отвечал «За «Родопи».
Но апофеозом его споров стало «битьё об заклад», что он за завтраком один съест литровую банку варенья из чёрной смородины.
Как-то его одноклассник принёс из увольнения целую литровую банку варенья из чёрной смородины. Хотел угостить своих одноклассников домашним деликатесом – как раз на всех восьмерых хватило бы. Знаете как особенно вкусно, когда кроме уставного серого с маслом хлеба на бутерброд накладываешь домашнее варенье! А ещё вкуснее весь этот натюрморт потом отправлять в рот, как в ящик письменного стола: пошире варежку открыл и сразу весь кусок туда аккуратно положил и глотаешь с горячим чаем! Хорошо! Сладко! Душевно!
Но наш спорщик и здесь решил немного подзаработать на сигаретки. Короче спор он выиграл. За 20 минут, отведённых на завтрак он, давясь и по-рачьи выпучив глаза, всё же смог в себя запихать этот несчастный литр варенья, оставив тем самым своих семерых собратьев без домашнего лакомства. Но самое страшное и неожиданное случилось потом. Все вышли на построение из столовой и только начали движение в учебный корпус, как этого спорщика стошнило тем самым чёрно-смородиновым вареньем. Прямо посреди строя! Прямо на ходу! Прямо на все рядом идущих! Всем было и смешно, и противно, и липко, а главное – жалко! Жалко того самого варенья!!!
Но вот почему-то именно с тех самых пор он перестал спорить. Вдруг и внезапно сам как-то поутих, присмирел и внезапно для себя и всех окружающих вдался в радиотехнику.
Радиотехникой он интересовался несколько однобоко – всё норовил что-то скрутить, свинтить, смцырить. В увольнение он всегда уходил с тяжелым дипломатом радиодеталей и прочей радиотехнической мелочи, а обратно всегда возвращался сытый, довольный, навеселе и неизменно целым блоком вкусных и дорогих сигарет.
Но однажды после очередного увала он вернулся какой-то сосредоточенный и с недобрым прищуром в глазах. Он вошел в кубрик и пристально глядя сразу всем присутствующим в глаза, молча положил дипломат на тумбочку. Повернувшись ко всем лицом, он развернул свой таинственный дипломат к ним «спиной» и медленно открыл его. С ловкостью факира он достал оттуда коричневый блок сигарет «Опал», потом, низко нагнув голову, таинственно произнёс: «Во что выменял».
На свет появился большой, размером со строительный кирпич, тёмно-зелёно-коричневый конденсатор и сказал – интересно будет пощёлкать им. С этими словами, он прикрутил к контактам конденсатора два провода и без малейшей опаски воткнул их в розетку. Кондюр недовольно и задумчиво загудел. Спустя какое-то время, вероятно достаточное для зарядки электричеством, этот Кулибин вытащил провода из розетки и поднес их вместе с притихшим кондюром к дверной алюминиевой ручке. Раздался оглушительный хлопок с яркой сине-белой вспышкой.
- Ссс-ааах! - удовлетворенно произнёс он, словно лично попробовал лизнуть раскалённый утюг, - эххх, хорошоххх. Пойду покурю.» Он равнодушно захлопнул дипломат, поставил кондюр на повторную подзарядку, небрежно вскрыл блок сигарет «Опал» и достав оттуда пачку, немного вальяжно пригласил: «Всех угощаю». Все побежали в умывальник «угощаться»…
«А вот интересно, а как на это среагирует живой организм?» - с философской рассудительностью спросил он спустя какое-то время, выпуская никотиновые кольца изо рта, когда курил с соплеменниками в умывальнике. И ответ на животрепещущий вопрос неожиданно нашёлся сам.
Один живой организм уже был готов к эксперименту! Он ловко запрыгнул на бетонный полутораметровый парапет, разделяющий умывальник на две равные половинки, принял задумчивую позу молящегося египтянина и, зажмурившись, стал выдавливать из себя сегодняшний ужин прямо при всех.
Первая реакция курильщиков была – немедленно прогнать кота-засранца шваброй, но молниеносная реакция естествоиспытателя, остановившего естественный порыв разъярённых собратьев, позволила наглой кошаре продолжать свое похабное интимное дело у всех на глазах. Испытатель быстренько сгонял за своим кондюром, уже устало гудящим от перезарядки, и со словами: «Я тебя сейчас срать-то отучу», - ласково протянул два опасных щупальца, искрящихся конденсаторной ненавистью к тому месту, откуда выходила очередная порция кошачьего презрения.
О Боги! Мир не слышал такого шаляпинского баса из кошачьих уст. Все произошло в один короткий миг!
Никто ничего не успел сообразить. Сначала громкий щелчок, как хлыстом, потом кошачий бас, громкое шипение, затем душераздирающий вопль естествоиспытателя, и грохот падающего конденсатора!!!
Когда все пришли в себя, то обнаружили, что все стены умывальника и все находящиеся в нём были усеяны мелким коричневым бисером кошачьих экскрементов. Естествоиспытатель, держась за рассеченную кошачьими когтями щеку, пытался остановить кровь. В распахнутое окно со свежим вечерним ветерком залетало задумчивое урчание машин, да тревожный грохот последних трамваев, спешащих в депо. Кошака в помещении не было, пахло палёной шерстью и кошачьим презрением. И даже сейчас все свидетели этого происшествия ещё не осознали, что долгожданная свобода и избавление от шерстяного гада пахнут именно так!
Поутру дошли слухи, что вечером, буквально перед самым отбоем, дежурного по училищу, обходящего вверенные ему владения, очень сильно напугало нечто огромное, волосатое, круглое, искрящееся в темноте и гудящее низким басом. Оно – это нечто - не разбирая ничего на своем пути, шаровой молнией промчалось напролом со стороны третьего факультета мимо административного здания сквозь решетчатую ограду и скрылось в близлежащих жилых кварталах.
Дежурный был настолько потрясён этим явлением в сумраке угасающего дня, что от удивления не смог даже применить по мохнатому «нечту» свое табельное огнестрельное оружие…
С тех пор жизнь на факультете вошла в своё привычное и относительно спокойное русло. Кот исчез навсегда!
О нём как-то скоро все позабыли. И только редкие кошачьи сухарики-пиастры, изредка обнаруживаемые в самых неожиданных местах, еще около полугода заставляли вздрагивать особо впечатлительных курсантов третьего факультета о былом лихолетье кошачьего беспредела...
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.