(книга «Больше, чем тире»)
Ну, разбавлю свои дипломатические воспоминания на этот раз весёлыми историями из нашей курсантской жизни…
Полна наша система традициями, негласными ритуалами, эпическими легендами и просто красивыми историями и байками. Вот и ещё одна пришла на память реальная мелодрама…
Мы - курсанты - народ не только юморной, находчивый и творческий… мы ещё и добрые, а ещё мы очень любим животных. Кстати, о братьях наших меньших…
Как-то на нашем факультете появился замызганный маленький щенок. По слухам, его, дрожащего на тротуаре под осенним проливным дождём, подобрал в городе какой-то курсант нашего факультета, возвращавшийся из увольнения. Засунул за пазуху под бушлат и принёс к себе в роту, чтобы отогреть. Всю ночь малыш дрожал и скулил, то ли от голода, то ли от страха. В общем, весь кубрик не спал всю ночь и переживал за найдёныша, а утром было принято коллегиальное решение перенести его в подвал - в ротную шхеру.
Необходимо внести некоторое разъяснение, что же это такое - ротная шхера. Ротная шхера на факультете – это таинственное место вроде Северного полюса – многие знают, где это находится, но совсем немногие побывали в том загадочном удалённом месте. И я сейчас попробую Вам обрисовать этот таинственный уголок нашего училища поподробнее.
Итак, в спальном корпусе нашего факультета, как у всякого нормального многоэтажного здания имеется подвальное помещение. Следует отметить, что подвал нашего корпуса – это не петергофский «Монплизир» или «Паради Латэн» в Париже, а жутко пыльное (из-за вечно сухого песка вместо пола) во всю длину спального корпуса помещение. Но оно очень даже обитаемое. Некоторые пространства между перегородками несущих железобетонных стен закладывались кирпичом, и получались своеобразные довольно-таки большие помещения с полезной площадью 15 - 20 квадратных метров. И таких помещений у нас имелось как минимум штук восемь, а то и десять.
В этом помещении сначала делалась внутренняя электропроводка, затем на песчаное дно укладывались древесно-стружечные плиты, тем самым облагораживая пол шхеры и, наконец, устраивалась генеральная приборка. На стену обязательно вешались не только большой деревянный стенд для крепления на нём различного рабочего инструментария, но и всевозможные плакаты и вырезки из рекламных и музыкальных журналов. Венцом всего был мощный самодельный стол, стоящий у стены с инструментами, и несколько списанных с вещевого склада стульев и старых военных тумбочек для всевозможных запчастей различного профиля. Вот этому помещению и присваивалось гордое наименование «подвальная шхера».
В ней местные умельцы занимались не только созданием мусорных урн и ремонтом бытовой электротехники роты, но и ремонтом приборочного инвентаря и шанцевого инструмента: лопат, деревянных носилок, граблей, вил и, конечно же, голяков (по простому – обыкновенных метёлок), от которых всегда исходил пьянящий аромат свежевырубленной берёзовой рощи. Также для роты здесь делались и специальные швабры-машки, позволяющие в кратчайшие сроки приводить пол ротного помещения во влажное состояние. Чтобы представить себе как же всё-таки выглядит эта загадочная швабра-машка достаточно только вспомнить причёску либо Стива Уандера (ну который пел известную песню «I Just Called to Say I Love You»), ну или на крайний случай причёску рэпера «Дэцела». Вот именно этими причёсками из распущенных верёвок мы и наводили чистоту в роте. Но особым предметом фетиша ротных шхерщиков было ваяние всевозможных ротных мусорных урн. Народные умельцы со старших курсов уже не мудрствовали лукаво и использовали для естественных бытовых нужд обыкновенные металлические бочки с приваренными или «приклёпанными» ручками. Но молодые дарования с младших курсов слово гении художественного кубизма, явно подражая Пабло Пикасо, Жоржу Браку и Хуану Грису ваяли в своих шхерах урны невероятных геометрических форм от пирамид до октаэдров. Наши же умельцы однажды создали пирамидоидальную урну высотой в три четверти роста самого высокого курсанта роты с вершиной, опущенной книзу. Она была эффектна и поражала не только своими размерами, но и чёткостью линий и остротой своих граней. На это произведение курсантского кубизма приходили посмотреть любопытствующие даже с других рот и факультетов. И всё бы ничего, но она была изготовлена из ДСП. Но даже не это было страшно! Пугали только два фактора. Первый – когда эта урна наполнялась всякого рода бытовым мусором, то она согласно всем законам физики и земной гравитации постоянно норовила опрокинуться со своего узенького пятачка на бок. Во-вторых, будучи полной, она была абсолютно неподъёмной, несмотря на заботливо прикрученные ко всем её четырем граням широкие деревянные рукоятки. И это доставляло огромные проблемы дневальной службе, которой приходилось тащить это геометрическое чудовище почти километр до училищной свалки. Стоит ли упоминать, какими эпитетами награждались наши ротные шхерщики-умельцы в те минуты натужного перемещения тяжёлой исполинской урны дневальной службой. Да ещё, которая, каждую секунду норовила опрокинуться со своей тупой вершины на бок. Ну а третьим фактором стало то, что приборка в гальюне, где обитал этот антиегипетский монстр, всегда проходила с непременным и обильным излиянием воды на палубу. И поэтому спустя неделю вся эта конструкция ввиду усиленного орошения водой при мытье палубы неизменно размокала и становилась попросту трухлявой и конечно же в один прекрасный день вся конструкция приходила в нетранспортабельное состояние, когда размокшее дно попросту вываливалось под напором антигигиеничного содержимого. Но наши ротные мастера с усидчивостью средневековых зодчих создавали очередной шедевр кубизма, который был ещё тяжелее и извращённее с точки зрения геометрии.
Так я продолжу про антураж ротной подвальной шхеры. Более предприимчивые и находчивые (а таковыми были поголовно все ротные шхерщики) умудрялись оборудовать там и своеобразные комнаты отдыха и релакс-зоны: делали лежанки-топчаны, оборудовали свои потаённые зоны отдыха радиоприемниками, магнитофонами и даже маленькими телевизорами. Ну, не говоря уже про тривиальные электрочайники и кипятильники. И в этом подземном царстве устраивались чайные оргии и всевозможные пиршества (в том числе с применением крепких и не очень алкогольных напитков), называемые «праздником живота». Там и проходила часть курсантско-партизанской жизни некоторых счастливчиков, назначенных в приказе, как «нештатные ремонтники ротного инвентаря» в количестве четырёх человек.
В дверной проём этого помещения, как правило, вставлялась либо бронированная, либо обитая листовым железом дверь, в которую врезалось иногда аж до трех замков, не считая ещё пары амбарных навесных – для пущей надёжности от несанкционированного проникновения в помещение чужаков и незыблемой защиты инвентаря и инструментария роты от варварских набегов соседей-вандалов.
Ибо, за одну ночь в абсолютной тишине прямые потомки великого Зорро умудрялись перекусывать проушины, спиливать цепи, бесшумно выносить полностью дверь с петель и обчищать помещение до первобытно-девственного состояния.
Но самое удивительное, что наутро все оперативные мероприятия по выявлению украденного инвентаря в соседних шхерах ни разу не давали положительных результатов. Всё исчезало бесследно! Навсегда! Безвозвратно! В никуда!!!
Однажды, устав бороться с подобными набегами на развальцованной фомками и топорами на двери одной из шхер вместо очередных замков и цепей появилась свежее выкрашенная табличка, которая отчаянно кричала:
НИЧЕГО НЕТ !
ВСЁ СТАЩИЛИ!
МОЖЕТЕ НЕ ПРОВЕРЯТЬ !
Наутро несчастных ожидало страшное: шхера встретила их унылой пугающей темнотой, в которой на полу виднелось нечто белёсое. Попытки нашарить в темноте выключатель не увенчались успехом. В неверном мерцающем свете зажигалок удалось установить, что из итак ограбленного помещения было вытащено абсолютно всё – стулья, столешница, тумбочки и даже входная дверь с вырванной напрочь электропроводкой. А на полу сиротливо лежала запылённая картонка размером с альбомный листок, на которой злорадствовала лаконичная надпись, небрежно сделанная мелом: «Вот теперь точно всё!»
Так вот, в одной из таких подвальных шхер в большой картонной коробке из-под папирос «Беломор» и проживал маленький трогательный щенок. Рыженький такой и пушистенький, с карими глазёнками и хвостиком колечком – совсем как у лайки. Был он тихим и спокойным, который видать осознавал всю нелегальность своего положения. Но вскоре слух о нём всё же распространился по всему факультету. Его стали подкармливать все ротные шхерщики нашего факультета, которые ежедневно приносили ему самые вкусные кусочки мяса, остатки флотского борща и прочей камбузной снеди.
И буквально на глазах этот тщедушный замызганный щенок превратился в красивую, холёную с густой рыжей шелковистой шерстью дворнягу величиной чуть больше кокер-спаниэля и с по-лаячьи завинченным хвостиком в виде легкомысленного бублика. Вскоре повзрослевшего щенка стали замечать уже и на открытом воздухе, гуляющим между стройных рядов курсантов во время факультетского предобеденного построения. Как ни странно, но не только начальники курсов, но и даже начальник факультета со своими замами снисходительно отнеслись к появлению в нашем штатном расписании четырёхлапого мохнорыла. Дело в том, что подолгу находясь в одиночестве, наша собачка сама для себя нашла способ с пользой коротать вынужденное своё заточение, пока все её хозяева учились военному делу настоящим образом, она стала охотиться на крыс.
Спустя какое-то время наша дворняга уже оформилась во вполне взрослую псину, и четко знала расписание и распорядок дня училища. Но по иронии в такой строгой системе нашу собаку никак не окрестили и она с радостью отзывалась на пароль: «Эй, ты!». Но однажды утром случилось неожиданное крещение нашего любимца. На утреннем построении на факультетском плацу в молочно-густом тумане один из курсантов, дрожа всем телом от утреннего холода, в сердцах прокричал: «Ну и погодка! Я сейчас просто уссусь!» При этих словах собака, виляя своим мохнатым бубликом, подбежала к кричавшему, и преданно уставилась на него. «Уссусь!» - громко повторил курсант. Собака в ответ громко тявкнула и неистово завиляла своим пушистым бубликом. Ну, так и порешили - назвать его звонким и звучным именем «Уксус». Вот так наша собака стала Уксусом.
Наступало утро, все курсанты выбегали на утреннюю физзарядку (УФЗ), а Уксус уже ждал всех на плацу и внимательно следил за построением личного состава. Он важно прохаживался между теплыми полусонными строями курсантов. Обнюхивал успевших на построение и тявкал на опаздывающих. Но самое интересное было то, что каждый день он проводил свою собственную УФЗ с различными курсами.
Одним утром он как оглашённый громко гавкая носился по плацу вместе со взмыленными первокурсниками, на другой он с ленцой семенил за едва бегающими второкурсниками, последующим утром он важно прогуливался впереди неспешно идущей роты третьего курса, а на четвёртое утро он вяло семенил позади ленивой роты четверокурсников, обдаваемый сизым табачным дымком. По пятницам его иногда видели лежащим у входа в спальный корпус пятого курса в ожидании выхода оттуда разомлевших олимпийцев. Но чуда не происходило – пятому курсу было уже не положено выводить себя на зарядку - и он оставался на крыльце корпуса в полном одиночестве. В последствии, Уксус, объявив себе пятницу дополнительным выходным днём, просто прекратил в этот день вообще выходить на утреннее построение из подвала.
В период между завтраком и обедом Уксус занимался общественно-полезным делом - крысиной охотой, этим самым заработав глубокое уважение у всех обитателей нашего факультета, ну кроме крыс конечно. А этих тварей у нас почему-то водилось в неприлично большом количестве. Причем они водились не только на первом этаже. Старожилы с верхних этажей время от времени рассказывали в курилке с округлившимися от ужаса глазами жуткие истории, как им чудом удавалось спастись от крысиной армии героическим бегством из ночного гальюна.
А Уксус крыс ничуть не боялся, а даже наоборот – он их просто обожал! Нет, он их не ел, а поймав, своими острыми клыками только ломал им хребет и выносил на газон слева от факультетского входного трапа, потому как направо было нельзя – там был большой и ароматный розарий – громадная клумба из роз.
В обязанности же дневальной службы первого этажа вошла своевременная уборка серых хвостатых трупиков с газона. И спустя какое-то время действительно крысы стали редкостью на нашем факультете.
Время шло, и тут все стали замечать, что наш Уксус ведёт себя как-то не совсем по-джентельменски: он с презрительным равнодушием игнорировал абсолютно все фонарные столбы, паребрики и углы. Как выяснилось, в последствии, кличку собаке дали без учета её половой принадлежности: пёс Уксус на самом деле оказалась задорной и ласковой Уксусихой. Хотя по другим гендерным признакам она вела себя как порядочный сторожевой пёс. Но переименовывать нашу псину уже никто не стал. Уксусиха каждый день выходила на различные построения и громко гавкала вместе с курсантами во время приветствия начальника факультета на предобеденном построении. Затем, усевшись на ступеньку трапа факультета, она принимала парад совместно с его начальником и после этого спокойно убывала в свою шхеру.
Чтобы скрасить суровые военно-моряцкие будни и для придания нашей Уксусихе официального статуса пребывания на факультете, было принято решение не только подарить ей настоящий кожаный ошейник, но и пошить для неё маленький гюйс. Также в торжественной обстановке за особые заслуги и усердие ей была прикреплена на ошейник металлическая медалька, на которой красовалась витиеватая гравировка: «УКСУС. Собака 3-го факультета».
С этого дня наша Уксусиха стала гордостью и талисманом факультета, рассекая по территории училища в морском гюйсе и медалькой на ошейнике. И теперь её любило уже всё наше училище.
Так и протекали дни нашей военно-морской собачки до тех пор, пока кому-то из начальствующего медперсонала не пришла в голову «гениальная» идея устроить массовую травлю крыс по всей территории училища. Специальные ядохимикаты были тщательно и цинично рассыпаны и разбрызганы по самым потаенным закоулкам и сусекам системы. И действительно сначала начался дикий мор крыс, а затем их массовое бегство с нашей территории. Но, к сожалению, за нарушение международной конвенции о не применении химического оружия первой поплатилась как раз наша любимая собака. Как-то после очередного налёта на крыс, она серьёзно отравилась. Срочные реанимационные действия своего положительного эффекта не возымели, и наша бедняжка в течение трех дней скончалась в тяжелых судорогах и конвульсиях.
Похоронили её под забором на заднем дворе банно-прачечного комбината со скромными почестями и скупыми курсантскими слезами, без оркестра, во всех военно-морских регалиях и с медалькой на ошейнике. С тех пор никаких собак на нашем факультете заводить не стали – слишком хорошую и добрую память оставила Уксусиха в наших сердцах. Да и новый четвероногий друг вольно или невольно сравнивался бы со своей гениальной предшественницей.
Но в арсенале нашего факультета у нас ещё имелся ещё и другой мохнорыл – большой и наглый кот, о котором я расскажу вам как-нибудь в следующий раз.
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.
