О последнем русском поэте, сравнимом с титанами Серебряного века. Текст Дмитрия Каляева.
7 мая 2001 года Борис Рыжий сказал своё последнее слово, оставил его в короткой предсмертной записке. "Я всех любил, без дураков". Рыжий стал одной из последних крупных литературных величин прошлого века. Он прошёл не слишком длинный, но весьма сильный творческий путь, в своих стихах ставя себя в одну строфу с Пушкиным и Тютчевым и даже умудряясь звонить Блоку:
Хочется позвонить
кому-нибудь, есть же где-то
кто-нибудь, может быть,
кто не осудит это
«просто поговорить».
Хочется поболтать
с кем-нибудь, но серьёзно,
что-нибудь рассказать
путано, тихо, слёзно.
Тютчев, нет сил молчать.
Только забыты все
старые телефоны –
и остаётся мне
мрачные слушать стоны
ветра в моём окне.
Жизни в моих глазах
странное отраженье.
Там нелюбовь и страх,
горечь и отвращенье.
И стихи впопыхах.
Впрочем, есть номерок,
не дозвонюсь, но всё же
только один звонок:
«Я умираю тоже,
здравствуй, товарищ Блок...»
Поэтическая сила, обнажающая и оголяющая натуру души, заставляет чувствовать, будто звонок всё таки состоялся.
В стихах Бориса Рыжего герой неразрывно связан с окружающим его пространством, то с холодным и мрачным, то с яркими вспышками юности в декорациях весны. Ощущение утраты чего-то, пронизанного любовью и ностальгией. По России бродят призраки наших воспоминаний, а Рыжий даёт призракам форму на бумажном листе, в словах.
Свернул трамвай на улицу Титова,
разбрызгивая по небу сирень.
И облака — и я с тобою снова —
летят над головою, добрый день!
День добрый, это наша остановка,
знакомый по бессоннице пейзаж.
Кондуктор, на руке татуировка
не «твой навеки», а «бессменно Ваш».
С окурком «Примы» я на первом плане,
хотя меня давно в помине нет.
Мне восемнадцать лет, в моем кармане
отвертка, зажигалка и кастет.
То за руку здороваясь, то просто
кивая подвернувшейся шпане,
с короткой стрижкой, небольшого роста,
как верно вспоминают обо мне,
перехожу по лужам переулок:
что, Муза, тушь растерла по щекам?
Я для тебя забрал цветы у чурок,
и никому тебя я не отдам.
Я мир швырну к ногам твоим, ребенок,
и мы с тобой простимся навсегда,
красавица, когда крупье-подонок
кивнет амбалам в троечках, когда,
весь выигрыш поставивший на слово,
я проиграю, и в последний раз
свернет трамвая на улицу Титова,
где ты стоишь и слезы льешь из глаз.
Стихи Бориса Рыжего - это диалог с давно утраченным прошлым. Мрачные на первый взгляд, безысходные они таят в себе надежду, любовь и веру. Веру в то, что мир, в котором "летят снежинки аккуратные", не исчез, в него можно вернуться.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, —
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная —
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился — доселе не верится —
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти, разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное — это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда —
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. «Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся».
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
"Поэт трагической забавы" как однажды сказал о нём Рейн, Он смеётся, плача и тоскуя, то умиляясь грусти, то отдаваясь отчаянию. Он красноречив и игрив со своей позией, пафосен, но искренен, из этого вытекает многогранность, его литературных творений. Складывается ощущение, что многие его стихи - почти прямая речь, почти обращение:
Я пройду, как по Дублину Джойс,
сквозь косые дожди проливные
приблатненного города, сквозь
все его тараканьи пивные.
Чего было, того уже нет,
и поэтому очень печально —
написал бы наивный поэт,
у меня получилось случайно.
Подвозили и наркотик к пяти,
а потом до утра танцевали,
и кенту с портаком “ЛЕБЕДИ”
неотложку в ночи вызывали.
А теперь кто дантист, кто говно
и владелец нескромного клуба.
Идиоты. А мне всё равно.
Обнимаю, целую вас в губы.
Да иду, как по Дублину Джойс,
Дым табачный вдыхая до боли.
Here I am not loved for my voice,
I am loved for my existence only.
Мир Бориса Рыжего это русские пейзажи и русские истории, мир, где будущее приходит из прошлого, остерегаясь настоящего. В своих стихах Рыжий форсирует пространство и время оседлав трамвайные дуги. "В прошлое хорошо возвращаться на трамвае" - так писал Боря и так он жил.
Спасибо тебе, Рыжий!
Дмитрий Каляев