Не буду врать и лукавить, будто я – праведная христианка, знаю и исполняю ритуалы христианского мира. Я – атеистка. Росла пионеркой и комсомолкой. Религия не привлекла моё сердце. Но! Когда я закончила Ленинградский университет, приехала в Кишинёв работать в газете, получила квартиру, то однажды соседка по лестничной клетке позвонила и протянула подарок – чашки и калачи. Так я узнала, что в народе бытует уважаемая традиция – поминать своих предков. Традиция мне понравилась.
И знаете, почему?
Потому что я люблю своих предков.
Они слепили во мне человека.
Оглянувшись на детство, я не помню лица из своего окружения, за которым не протянулся бы добрый урок на всю мою жизнь.
О многих из этих уроков я рассказала в книгах. Но книга – дело капризное. Вынуть всех из памяти сердца, – не получается. И я всегда рада хоть капельку рассказать о ком ещё не успела.
Вспоминая их лица, я заново переживаю то изумление и благодарность за всё, к чему они меня приобщили. И даже мне кажется, от этих воспоминаний свет, каким они осветили меня, возвращается в нашу жизнь. И наша грубая-хамская современность становится человечней.
В самые ранние детские годы меня впечатлила бабунька. А ещё впечатлило то, как относилась к ней вся родня. Имя её - Елена. Но все её называли - бабунька. И только с годами пойму, что бабунька – бабушка моей бабушки. Наша первая встреча с ней была похожа на сказку, в которой мне приоткрылся незнаемый пласт человеческой жизни и тёплых, бережных отношений.
Мы жили далековато от бабушки, и матушка в этот день меня приодела, накрутила бант в волосах, вручила три больших сияющих бублика, щедро посыпанных маком и завязанных в белый платочек, будто в корзинку. Вложила корзинку мне в руку и сказала, что мы идём в гости к бабуньке. Торжественность сборов меня настроила так, что в комнату бабушки я вошла, затаив дыхание, с ожиданием чего-то неизъяснимого.
В деревянном просторном кресле сидело сухонькое существо с коричневым личиком и быстрыми коричневыми руками пришивало латку на чёрной фуфайке.
- Ты кто? – спросило оно, устремив на меня острый взгляд.
Я онемела: я такой старости сроду не видела.
- Она моя дочка Лидуська, бабушка, - нежно ответила матушка. - Пришла угостить вас бубликом.
– Спасибо, вам, Олюшка и Лидуська, бублики я люблю, - ответило существо. - Угощайтесь и вы моим яблоком.
Матушка бублики опустила в тарелку на круглом столике, а яблоко со стола дала мне, глянув такими глазами, что я её поняла и тихо шепнула "спасибо".
- Ешь на здоровье, детко, - ответило существо. - Садитесь.
Мы сели на маленькие скамеечки. Я – подальше, матушка возле бабуньки. Они начнут разговаривать тихими голосами. А я бросать на бабуньку робкий, едва не испуганный взгляд: было какое-то странное несовпадение между древностью внешнего облика с быстрыми-работящими ручками и живым-приветливым поведением бабки. От неё излучалось тепло.
Шила она – большой цыганской иголкой. Нитку вдевала сама, отставив иголку далеко от лица. Очков у бабуньки не было. Голос её был тихим, но твёрдым и ясным. И с матушкой она говорила, беседуя. О чём-то им интересном обеим. И я ощущала не дряхлость и немощность, а - значительность этой сухонькой маленькой личности, почти утонувшей в размерах фуфайки.
Значительность подчеркнулась и за обедом. Прежде всего тем уважением, с каким бабушка перед бабунькой поставит тарелку с борщом. Рядом с тарелкой стояла гранённая рюмка на толстой ножке. Как позже узнаю, в рюмке была не вода, а водка. Старушка её приподняла, всем пожелала «будьте здоровы», выпила, стала есть. И только после неё все остальные взялись за ложки.
Пообедав, она сказала спасибо бабушке и даже слегка поклонилась, одела холщёвый передник на лямках и требовательно позвала:
- Петька, где веник?
Праправнук Петька тут же возник с зелёным веником из травы.
А потом я смотрела, как бабунька веником подметала двор. Большой, деревенский двор. Аккуратный и чистый, как обеденный стол.
- Сколько бабуньке лет?- осторожно спросила я бабушку.
- Сто четыре, - прошелестело в ответ.
Годы шли. Я подросла. Пошла в школу. А бабунька всё так же шила фуфайку цыганской иглой. За обедом приподымала рюмку на толстой ножке, желая всем нам здоровья. Пообедав, как и всегда, говорила спасибо бабушке, одевала передник на лямках, и Петька, уже подросток, подносил ей пушистый венки из зелёной травы.
- Бабушка, сколько уже ей лет ? – спросила я бабушку.
- Сто четыре.
- Нет! Ты давно уже говорила, что сто четыре! - изумлённо напомнила я.
Бабушка утешительным жестом ладони провела по моим волосам:
- Говорила. Но пусть будет так.
Мне в душу запали и сам её жест, и слова. Но смысл и того, и другого я поняла через многие-многие годы: не суетись, не дёргайся, не подсчитывай. Доверься течению времени и Природе. Она получше нас знает, что, кому, как и зачем... А наше дело простое – уважительно чтить её проявления.