Найти тему

Художник и его Радость. Часть 3. Где ты?

Изображение с открытого доступа
Изображение с открытого доступа

Продолжение. Начало смотри тут: Часть 1; Часть 2

На деревню напали не белые, а такие же негры, из соседнего племени, но живущие за счет разбоя и торговли рабов. К несчастью, наши не смогли воспользоваться оружием, которым мы их снабдили. Слишком неожиданно было нападение. Сопротивляющихся перебили, а остальных отправили на корабль. Тут же на берегу была осуществлена продажа, клеймение живого товара и отправка в долгий путь в жуткой тесноте и антисанитарии. И я знал, что до места назначения доплывут не все.

Меня душило отчаяние, а мне говорили, что мне повезло. Мою Раду сразу погрузили на корабль, а не гнали, как это часто бывает на большие расстояния до невольничьего рынка, иногда по несколько недель. А в таких переходах не все выживали и никто не считал потерь.

Наша дружная сплоченная команда сочувствовала моему горю и помогала мне в поисках. Нам удалось выяснить, что корабль, увезший дорогого мне человека, был под командованием бездушного охотника за легкими деньгами, Джеймса Пита и назывался «Разящий» Узнали мы и место прибытия корабля. Новый Орлеан.Северная Америка. Настало время расставаться с моими друзьями и отправляться в Новый Орлеан, за моей Радостью. Только бы найти ее. Прижать к сердцу и не отпускать больше от себя.

Долгие месяцы в пути, казались вечностью. Я превратился в кусок льда. Жизнь течет рекой мимо меня. Лишь воспоминание о моей Раде горит внутри меня мерцающим светом, наполняя болью и тоской. Неужели я не увижу ее, и останутся мне напоминанием о ней только мои картины? Все так же встает солнце, также восходит луна, также поет ветер в парусах. Все тоже, день за днем. Только нет у меня моей Радости.

Так проходили дни и недели. Все дальше черная гордая Африка, поставленная на колени. Все ближе «оплот цивилизации», белых вершителей чужих судеб, поставивших себя на высшую ступень развития, без особых на то оснований.

Вот и долгожданный порт. Большой, шумный город. Невольничий рынок. Содрогаюсь при виде бесчеловечной торговли людьми. Свободные раньше, с широкими улыбками на лицах, черные дети жаркой Африки. Теперь - живой товар, закованные в цепи, с землистым цветом лица от страданий и страха, изможденные долгим путешествием в битком набитых трюмах. Сколько слез, разлук, страданий. Расспрашиваю торговцев и рабов, ждущих терпеливо своей участи.

Мне повезло, довольно быстро узнал, кто купил большую часть рабов с «Разящего». Плантации его расположены неподалеку от города. Другая часть, была распродана по разным плантациям по обе стороны полноводной Миссисипи. Работорговцы не помнили, была ли среди них моя Рада. С замирание сердца еду на первую ближайшую плантацию. Хозяин, грузный, тучный человек, с одутловатым лицом и маленькими бегающими глазками, оказался не очень любезен. Грубо отпускал сальные шуточки, заставляя краснеть меня, но все же разрешил мне поговорить с рабами.

Картина с открытого доступа
Картина с открытого доступа

Как они обрадовались, увидев меня. Окружили гомонящей толпой. А я горьким сожалением смотрел на их землистые лица, лохмотья одежд, руки стертые до кровавых мозолей. И я не в силах им помочь. Расспросив их, узнал, что судьбы Рады они не знают. Их купили первыми, и они расстались с ней на рынке. Горькое разочарование. Придется объездить все плантации, куда попали рабы с «Разящего». Ну что ж, не буду опускать руки. Во что бы то ни стало, я найду ее.

И вновь под моими ногами качающаяся палуба. Я на пароходе, наполненной разномастной публикой, плыву в мутных водах огромной Миссисипи. Долгое путешествие проводил в одиночестве, избегая разговорчивых и любопытных соседей. Любовался видом зарослей таинственного леса Америки, прорезаемой широкой змеей Миссисипи. Богатая растительность юга, исполинские кипарисы, белая борода «испанского мха». Дикие, девственные места. Рисую картины в «уме», запечатлеваю в голове уведенное. Только когда обрету вновь Раду, возьмусь за кисть.

Остановки в пути. Каждый раз с замиранием сердца спускаюсь на берег. Разыскиваю нужную плантацию и, зачеркиваю очередную фамилию владельцев рабов, в своем длинном списке. И снова в путь.

Мой список замыкают владения, расположенные в рогатине двух рек Миссисипи и Миссури. Поговорив со знающими людьми, выяснил, что если пойду напрямую через прерии вглубь страны, то смогу посетить больше плантаций и гораздо быстрее. Договорился с проводником, довольно шустрым и болтливым малым. Утром мы двинулись в путь. Богатая растительность юга, пышный ковер изумрудных трав, постепенно сменялся низкорослыми раскидистыми деревьями, почти не дающими тень и жухлой травой. Жарко. Солнце светит неумолимо. Юркие ящерки. Орел, парящий над нами, высматривающий добычу. Мой проводник говорил за обоих, рот не закрывался ни на минуту. К вечеру и он, похоже, устал. Привал. Ночь раскрыла свои объятья, давая прохладу и покой. Крепкий сон сморил меня. Снилась мне моя шоколадная дева. «Рада, радость моя, где ты?» Но не слышит меня, беззвучно скользит в танце, таинственно улыбаясь.

Утро. Открываю глаза. Не сразу понимаю, что произошло. Проводника рядом нет. Исчезли лошади, его и моя, с притороченной к седлу холщовой сумкой с деньгами, и мольбертом. Судорожно хватаюсь за мешочек на груди. Слава богу, цел. В нем вся моя надежда. Несколько маленьких блестящих камушков, прозрачных как слеза – алмазов. Это выкуп за Раду. Соображаю, что делать. Возвращаться назад, потеря времени. Идти вперед? Направление я знаю, не заблужусь. Выбираю второй вариант. Поднимаюсь и иду вперед.

День сменялся ночью, зной прохладой, солнце луной, а прерии все не кончались, как карусель кружила меня. Мне стало казаться, что я заблудился. Сегодня, нет сил, даже развести костер. Поймал ящерицу, размозжив ей голову камнем, съел сырое как резину мясо. Уже столько дней питаюсь одними ящерицами. А идти надо. Ждет меня, томится в тенетах рабства шоколадная Рада.

Картина с открытого доступа. Художник Карби Сеттлер
Картина с открытого доступа. Художник Карби Сеттлер

Ночью меня снова посетил Нездешний. По краю линии горизонта, ножницами, разрезающей огромную луну, скачет он на гордом мустанге. Впереди, указывая путь, летит неизменный его спутник, черный ворон. Развеваются волосы ветром, украшенные белыми перьями, свободно откинуто тело назад, как продолжение коня, как языческий Кентавр. И чувствую я под собой живое тело коня, и я тоже мчусь, свободно и гордо…

Очнулся я от мерного покачивания. Открыв глаза, вижу внизу всю ту же выжженную траву прерии, ноги коня. И я понимаю, что перекинут через седло, наездником. Едем долго. Остановились. Слышу голоса на незнакомом языке. Меня бережно подхватывают чьи-то руки и опускают на землю. Вижу перед собой индейцев, гордые орлиные профили, о чем-то переговаривающихся между собой. Женщины склонились надо мной, дают напиться воды. Мужчины перенесли меня в вигвам. Я отнекивался, пытался им доказать, что вполне могу идти сам. Но собственного голоса я не слышал. Я был, слаб как ребенок. И вот, блаженство, сытная еда и сладкий сон. Несколько дней на восстановление сил в гостеприимном индейском племени. Танец шамана у костра. Долгие истории старого индейца. Крылатые легенды, сказки, где все живые существа одно целое: птицы, животные, человек. Благодарные дети этой Земли, живущие в гармонии с окружающей природой. И только белый, глупый человек, смог разрушить их мир.

Наслаждаться заботой можно бесконечно, но я знаю, что мне надо продолжать свой путь. Тепло прощаемся. И вновь, дорога. Несусь на гордом мустанге, покидая прерии.

Новая плантация. Обширные угодья хлопка, табака и сахарного тростника. Владельцы - семейная пожилая пара, славящиеся довольно сносными условиями, созданными для рабов. У них редки случаи побегов. Деревня черных рабов. Расспрашиваю управляющего, худого как трость человека, с пустыми, ничего не выражающими глазами и острым кадыком. Педант, до мозга костей. Долго, сверялся с книгой, долго и нудно выспрашивая, в каких числах был торг и кого из приобретенных негров я хотел бы видеть и для каких целей. Выяснив, что я хотел бы видеть рабынь за такими-то номерами, отдал распоряжение привести. Замерло сердце, легкие опали в изнеможении, от невозможности дышать. Опять разочарование постигло меня. Ее нет здесь. Ну, что ж, снова в путь.

Я объездил почти все плантации из моего списка, но Рады пропал след. Никто мне ничего не мог рассказать о ней. Я в отчаянии. Осталось только два поместья. Мне должно повести.

Увы, новое препятствие. Поместье разорилось. Рабы с плантации выставлены на торги. Часть уже продана. Поспешил туда, к месту торгов, нещадно нахлестывая взмыленного коня. Отчаянье душит меня. Знакомые лица, супружеская пара, у которой я жил когда-то в свободной африканской глуши. Они обрадовались мне как родному. Долго расспрашивали меня, рассказывали сами о своей жизни на плантации. Неожиданное известие, заставившее колотится, бешено мое сердце. Рада была здесь. Она одна не пожелала жить рабой, одна из всех не смирилась со своей участью. Много раз пыталась бежать, но каждый раз была поймана и жестоко наказана. Один раз ее не было долгих три недели, она смогла убежать далеко. Но куда бежать? Здесь все чужое, родные края увидеть не суждено. От жестокого обращения она заболела. И говорят, как только купил ее новый хозяин, она умерла.

- Как умерла? – вскричал я. Не знали добрые супруги, какую рану нанесли мне. Так долго искать ее, чтобы получить горькое известие. «Рада, Рада, что же ты не дождалась меня?» Черный мрак ночи накрыл меня. Солнце больше не светило мне. Мне незачем жить. Зачем мне жизнь без радости, моей Рады, без любви.

Пустота, вакуум вокруг меня. Я не слышу звуков, даже звуков собственных шагов. Смотрю и не вижу. И слез нет. Меня нет. Ее нет. Черная дыра космоса проглотила нас.

Очнулся в бескрайнем просторе прерии. Разожжен костер. Я даже не помню, зачем я его зажег. Конь пасется рядом. Снял узду с коня, седло. Стегнул прутом. Пусть бежит свободный. Мне он больше не нужен. Достаю нож. Вытягиваю руку. Закатываю рукав рубашки. Синие вздувшиеся вены. Взмах ножа…

Чья-то стальная рука остановила смертельный полет. Я зло обернулся. Нездешний держит мою руку и спокойно глядит на меня. Затем бережно отнял нож. Ноги не держат меня, и я опускаюсь на землю. Нездешний садится рядом на корточки.

- Знаешь, так и я когда-то решил оборвать нить, связывающую меня с этим миром. И точно так же, рука друга остановила меня. И что труднее, умереть или продолжать жить и боль хранить в душе? Я долго не мог простить ему это. Но мой путь не был пройден до конца, я не дошел до края. Так и ты не прошел еще свой путь. Еще долог он, твой путь.

- Откуда вы знаете, окончен мой путь или нет? Я не вижу смысла в дальнейшем существовании.

- Смысл есть. И очень скоро ты поймешь это. И ты не отчаивайся и не верь ничему. Она жива. И ты очень скоро найдешь ее.

- Жива? Жива, жива… - Повторяю снова и снова. Я снова могу дышать, думать, чувствовать. Я снова возвращаюсь в этот мир из черной пустоты космоса.

Когда, я обрел возможность говорить, задаю мучавший меня вопрос:

- Вы страдали и хотели умереть из-за Тамары?

- Да, из-за нее. Я знал это великое счастье и эту муку – любовь. А мне казалось раньше, что ничего мне не надо и у меня все есть: свобода скользить над землей ветром, плескаться в бесконечности лазурного неба, смеяться вместе с раскатами грома. Я был счастлив тогда, упивался свободой и одиночеством. Но любовь дала мне новое видение мира, новые ощущения, взволновала мою кровь, обогатила меня. И я был бы рад, но не согласился бы уже, вернуться в прошлое, в то мое состояние, до моей любви.

- Но, ведь эта история была придумана Лермонтовым. Откуда он знал?

- А разве художнику, поэту, музыканту, не дан дар видеть «иное», уходить в своей фантазии за пределы и уводить за собой, в свой полет, заглядывать за край бытия…

Продолжение следует...