Глава з
Я не помню ни чего из того, что было дальше, как не помню вообще трех дней до похорон. Единственное, что я четко помню это лицо моей девочки в траурной рамке, казалось, ее глаза заглядывают мне прямо в душу. Я не плакала, рыдания сковали мне горло и грудь, глаза жгло огнем, но слез не было и мне казалось, что этим я предаю маму и Ёлку, ведь совсем недавно по любому ничтожному поводу я проливала моря слез. Вспомнить хотя бы уход Сережи, ведь, сколько я тогда плакала, а сейчасне могла. Слезы сгорали, не пролившись из глаз. Надо сказать, что Сережа все эти дни был со мной, не отходил от меня ни на шаг, и бережно поддерживал меня во время похорон. Я смотрела, как в мерзкую мокрую землю опускают двух самых дорогих мне людей и мне захотелось туда, с ними. Я просто не могу остаться без них на этой земле, не могу допустить, чтобы их забросали землей. Меня трясло и знобило, грудь разрывало, от подступивших рыданий и я бросилась, туда, куда уходило все самое милое моему сердцу. Ленка и Сережа схватили меня, и я билась в их руках и задыхалась, выбивалась из сил, а затем провалилась в черную пропасть.
Пару раз я выплывала из небытия, но все вокруг плыло как в тумане, и я снова уходила в благодатную тьму. Когда очнулась окончательно первое, что я увидела, было озабоченное лицо Сережи.
- Дорогая, ну как ты? Получше? Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю, голова сильно кружится. Долго я спала?
- Ты потеряла сознание на похоронах, приезжала скорая,сделала успокоительный укол, ты проспала два дня.
Странно,два дня выпало из моей жизни, а я даже не заметила.
-Слушай, так ты тут уже два дня? Тебе же домой, наверное, надо. А где Лена?
- Лена спит в зале на диване. Мы с ней по очереди дежурили возле тебя. Врачи сказали каждый час надо измерять тебе давление. Ты не переживай я буду рядом пока тебе не станет лучше.
- Сереженька, мне теперь никогда не станет лучше. Как же я не доглядела, не почувствовала, что случиться страшное? Как жить теперь без мамы, без Ёлки? Мне незачем больше жить…
Сережа присел на кровать, взял меня на руки и стал баюкать меня как маленькую. И вот тогда впервые за пять дней после трагедии я заплакала. Мы плакали оба, щека к щеке два несчастных человека потерявших свой свет очей,свою ненаглядную дочурку. Эти слезы, перемешанные со слезами моего любимого мужчины, отца моей доченьки очищали меня.
Только он один на белом свете мог понять и прочувствовать, что происходило сейчас со мной, ведь он чувствовал то же самое, это была наша общая боль, общее горе,которое снова на какое-то время сблизило нас так, как мы, возможно, не были близки никогда. Даже в тот счастливый день, когда родилась наша малышка и Сережа радостно сообщил мне, что назвал ее королевским именем – Иоланта. Но мы всегда называли ее сокращенно: Ёлка – Ёлочка. Всю ночь мы просидели с Сережей плакали и вспоминали наше солнышко, ее первый зубик, первое слово, первые неуверенные шажки. И вот теперь мы ее потеряли…
Горечь от потери доченьки заслоняла собой даже потерю дорогой моей мамочки, моей преданной и верной подруги, поддерживавшей меня вовсе трудные моменты жизни. Она дарила мне силу и уверенность, с ней я верила в твердость и незыблемость земного существования. Мы сидели, обнявшись с Сережей,а в окна медленно вползал рассвет, и казалось, я могла бы просидеть так всю жизнь, ведь только в его объятьях облегчалось мое страдание.
Вкомнату заглянула лохматая голова Ленки.
- Сережа, что же ты не разбудил меня, ты же всю ночь неспал. Ой! Риточка, ты проснулась? Родная моя, как же ты нас напугала –расплакалась Лена – Как же я рада, что тебе лучше. Она побежала, обняла насобоих и стала целовать поочередно, то меня, то Сережу...