Данная статья относится к Категории: Научные парадигмы
… все те заблуждения, к которым мы переходим сейчас, господствовали и до сих пор ещё господствуют даже и среди мыслителей. Указанная склонность объективировать законы духа, приписывать им существование во внешней действительности, предполагать, что то, что справедливо относительно наших идей о вещах, должно быть справедливо и относительно самих вещей, - эта склонность проявляется во многих из пользующихся наибольшим доверием способов философского исследования в применении как к физическим, так и к метафизическим предметам.
В одном из наиболее прямых своих проявлений склонность эта воплощается в двух положениях, изъявляющих притязание на аксиоматическую истинность. Положения эти суть: вещи, о которых мы не можем вместе думать, и существовать не могут вместе и вещи, о которых мы не можем не думать вместе, и в действительности должны сосуществовать. Я не уверен в том, чтобы эти положения были когда-либо выражены в этих самых словах; но история - как философии, так и популярных мнений - даёт множество случаев влияния каждого из этих двух положений.
Начнём с последнего из них: вещи, о которых мы можем думать только, вместе, и существовать должны вместе. Положение это лежит в основе пользующегося общим признанием и доверием способа рассуждения, когда на том основании, что А содержится в идее В, приходят к заключению, что А должно в действительности сопровождать В. Те, кто рассуждают таким образом, не обращают внимания на то, что идея представляет собой результат отвлечения и должна сообразоваться с фактами, а потому и не может заставить факты сообразоваться с собою. Такой аргумент допустим, самое большее, в качестве ссылки на авторитет, в качестве догадки: что то, что теперь составляет часть идеи, было найдено существующим в действительности прежними исследователями.
Между тем как раз на этом положении построил свою систему Декарт - философ, более всех других заявлявший о своём отрицании авторитетов. Его любимый приём обнаружения истины даже по отношению к внешним вещам состоял в обращении к своему собственному духу. Credidi то, гласит его знаменитое правило, pro regula generate sumere posse omne id, quod valde dulicide et distincte concipiebam, verum esse (Я решил принять за общее правило, что всё, что я сознавал совершенно ясно и отчётливо, - истинно). Иначе говоря, всё, что можно себе ясно представить, непременно должно существовать, т. е. должно быть таковым (как Декарт разъясняет дальше), как если бы эта идея содержала в себе существование. На этом основании Декарт умозаключает к действительному существованию геометрических фигур: их можно отчетливо себе представить.
Всякий раз, когда существование содержится в той или другой идее, должна существовать в действительности некоторая соответствующая этой идее вещь - т. е., другими словами, всё содержащееся в той или другой идее должно иметь себе эквивалент в действительности, или всё, чего мы не в состоянии выкинуть из идеи, не может не существовать и в действительности. Это предположение пронизывает не только всю философию Декарта, но также и тех мыслителей, которые получили исходный толчок от Декарта, и в частности двух наиболее замечательных из них: Спинозы и Лейбница, от которых пошла в существе своем новейшая немецкая метафизическая философия.
Действительно, я готов думать, что рассматриваемое нами сейчас заблуждение было причиною двух третей всей той плохой философии (и особенно плохой метафизики), которую никогда не переставал производить человеческий дух. Наши общие идеи содержат в себе только то, что было в них вложено пассивным опытом и активными привычками нашего мышления. И метафизики всех веков, пытавшиеся построить законы Вселенной при помощи умозаключений из того, что они считали необходимостью мысли, всегда лишь старательно открывали (да только это и могли делать) в своём уме то, что они сами в него предварительно вложили, и развивали из своих идей о вещах то, что они предварительно в этих идеях заключили. Этим путём все глубоко укоренившиеся мнения и чувства получили возможность создавать мнимые доказательства своей истинности и разумности - так, как если бы эта их кажущаяся истинность и разумность вытекали из самой их сущности!
Другая форма этого заблуждения: вещи, о которых мы не можем думать вместе, не могут и существовать вместе (одним из видов этого заблуждения будет мнение о невозможности существования того, что мы не можем представить себе существующим); в более короткой формуле это заблуждение можно выразить так: все, чего нельзя себе представить, должно быть ложно.
Это очень распространённое учение я уже оспаривал в одной из предыдущих Книг настоящего сочинения, и здесь достаточно будет привести примеры.
Антиподы долго считались невозможными вследствие трудности представить себе людей, головы которых занимали бы в пространстве то самое относительное место, которое у нас занимают ноги. Точно так же, одним из аргументов против системы Коперника признавали невозможность для нас представить себе в небесных сферах столь большое пустое пространство, какого требовала эта система: люди постоянно представляли себе звёзды прочно укреплёнными на твердых сферах, а потому им, естественно, было очень трудно представить их себе в столь отличном от этого и - как это им, несомненно, казалось - столь ненадежном положении. Но они не имели никакого права признавать границы (естественные ли или, как это оказалось на самом деле, лишь искусственные) своих способностей за пределы действительно существующих во Вселенной возможностей.
На это можно возразить, что в этих случаях ошибка была не в большей, а в меньшей посылке: это было заблуждение относительно факта, а не относительно принципа; ошибочным было не признание ложности чего-то непредставимого, а то, что антиподов считали непредставимыми, тогда как теперешний наш опыт доказывает, что они представимы. Но даже если допустить это возражение и признать несомненною теоретическою истиной положение, что все непредставимое не может быть истинным, - и тогда эту истину нельзя будет ни в одном случае приложить на практике, так как, согласно сказанному выше, ни об одном предложении, не состоящем из противоречащих друг другу терминов, нельзя утверждать, что оно непредставимо. Антиподы были не фиктивно, а на самом деле немыслимыми для наших предков; а между тем мы можем их себе представить. И подобно тому как границы нашей способности представления (power of conception) столь сильно расширились под влиянием расширения нашего опыта и более разнообразного упражнения нашего воображения, - так наши потомки могут найти совершенно мыслимыми многие комбинации, немыслимые для нас. Как существа с ограниченным опытом, мы всегда и необходимо должны обладать ограниченною способностью представления (conceptive powers); однако из этого никоим образом не следует, чтобы также ограничены были и возможности природы или даже то, что в ней действительно существует.
Немногим более полутора столетий тому назад считалось неопровержимой и не требующей никакого доказательства научной аксиомой, что вещь не может действовать там, где её нет.
Это положение служило картезианцам страшным оружием против теории тяготения, которую, по их утверждению, следовало отвергнуть уже с самого начала (in limine), как содержащую в себе столь очевидную нелепость: если бы принять теорию тяготения, то солнце не могло бы действовать на землю, не будучи на земле. Неудивительно, впрочем, что это возражение приводили против новой астрономической системы приверженцы старой, если это ошибочное предположение обманывало даже и самого Ньютона, который для отражения этого довода придумал некоторый тонкий эфир, выполняющий пространство между солнцем и землею и являющийся ближайшею причиной факта тяготения. Немыслимо, говорит Ньютон в одном из своих писем к д-ру Бэнтли, чтобы неодушевлённая, грубая материя могла действовать на другую материю без взаимного прикосновения или без посредства чего-либо нематериального... Мысль о том, что тяготение присуще материи и неотделимо от неё (так, что одно тело может на расстоянии действовать на другое через пустоту, без посредства чего бы то ни было, посредством чего и через что его действие и сила могли бы передаваться от одного тела другому), представляется мне такой нелепостью, что я не думаю, чтобы в неё мог когда-либо впасть человек, способный размышлять о философских предметах.
Эту фразу следовало бы вывесить в своем кабинете всякому учёному, который попытался бы объявить тот или другой факт невозможным на том основании, что он кажется ему немыслимым. В наше время представляется более соблазнительным столь же неправильное обратное положение, а именно: что признаком отсутствия способности правильно рассуждать служит признание какой-либо вообще нелепости в столь простой и естественной вещи. Теперь никто не чувствует никакой трудности представить себе тяготение, как и всякое другое свойство, присущим материи; никто не видит ни малейшего облегчения для понимания тяготения в предположении эфира (хотя некоторые новейшие исследователи вводят эфир в качестве объяснения тяготения); никто не считает вообще невероятным, чтобы небесные тела действовали (и что они действуют) там, где они физически не присутствуют. Для нас действие тел друг на друга без взаимного соприкосновения не удивительнее их действия при соприкосновении; мы привыкли к обоим этим фактам и находим их одинаково необъяснимыми, хотя в то же время одинаково легко вообразимыми. Ньютону же один из них казался естественным и несомненным, потому что его воображение свыклось с ним, а другой (на противоположных основаниях) представлялся слишком нелепым для того, чтобы ему можно было поверить.
После такого предостережения странно со стороны кого бы то ни было безусловное априорное доверие к предложениям вроде следующих: материя не может мыслить; пространство или протяжение безгранично; из ничего ничто не возникает (ex nihilo nihil Jit).
Здесь не место обсуждать, истинны ли эти предложения или нет, а также и то, доступно ли для человеческих способностей решение этих вопросов. Но подобные учения столь же мало самоочевидны, как и аксиома древних, что тело не может действовать там, где оно не находится, - аксиома, в которую в настоящее время не верит, вероятно, ни один из образованных людей в Европе.
Материя не может мыслить... Почему? - Потому, что мы не можем представить себе, чтобы мысль была связана с каким-либо распределением материальных частиц. Пространство бесконечно потому, что мы не знали ни одной такой его части, за которою не было бы других частей, а потому и не можем представить себе абсолютного конца. Ex nihilo nihil fit потому, что мы никогда не знали ни одного физического продукта без того или другого существовавшего прежде него физического материала, а потому не в состоянии (или думаем, что мы не в состоянии) вообразить творение из ничего.
Но сами по себе эти вещи, быть может, столь же мыслимы, как и взаимное притяжение тел без той или другой промежуточной среды, которое Ньютон считал слишком большою нелепостью для того, чтобы её мог допустить человек, способный к философскому мышлению. Однако даже и в том случае, если мы признаём то или другое сочетание непредставимым, и тогда всё-таки, как нам известно, это может быть только одним из пределов нашего очень ограниченного ума, а не чем-либо существующим в самой природе.
Ни один писатель не усвоил себе разбираемого нами сейчас заблуждения в большей степени и не выразил его в более определенных терминах, чем Лейбниц. На его взгляд, раз вещь (хотя бы она была и представима) необъяснима - она не может существовать в природе. Все естественные явления, по мнению Лейбница, должны допускать объяснение a priori. Единственные факты, которых нельзя никак объяснить, кроме как волей Бога, - это собственно так называемые чудеса. Я признаю, - говорит Лейбниц, - что нельзя отрицать того, чего не понимает; но я прибавляю, что мы имеем право отрицать - по крайней мере, в природе (огаге nature!) - то, что абсолютно непредставимо и необъяснимо. Я утверждаю также... что способность представления у тварей (la conception des creatures) не составляет меры божественного могущества, но что эта их способность (leur conceptivite ои force de concevoir) есть мерило могущества природы, так как все сообразное с естественным порядком может быть представлено и понято тем или другим тварным существом.
Не довольствуясь положением, что не может быть истинным ничто, чего мы не в состоянии себе представить, учёные часто ещё более расширяли это учение, доказывая, что даже из числа вещей, не вполне немыслимых, по всей вероятности, истинны те, которые мы всего легче можем себе представить. Долго считали аксиомой (да и теперь ещё не вполне разуверились в этом положении), что природа всегда действует самыми простыми, т. е. наиболее легко представимыми, средствами. Значительное количество всех ошибок, какие были сделаны когда-либо в исследовании законов природы, обусловливается мнением, что наиболее справедливым должно быть наиболее привычное объяснение или предположение. Одним из самых поучительных фактов в истории науки является то упорство, с каким человеческий ум держался убеждения, что небесные тела должны двигаться по кругам или вращаться вследствие вращения сфер, - упорство, коренившееся только в простоте этих предположений, - хотя для соглашения их с фактами, все более и более им противоречившими, становилось необходимым прибавлять сферу за сферою и круг за кругом, пока эти первоначально простые предположения не стали почти неразрешимо сложными.
Перейдём теперь к другому априорному заблуждению или естественному предрассудку, связанному с первым и коренящемуся, подобно первому, в стремлении предполагать точное соответствие между законами духа и законами внешних по отношению к духу вещей.
Это заблуждение может быть выражено в следующей общей форме: все, о чем мы можем думать в отдельности, существует отдельно.
Наиболее замечательным проявлением этого предрассудка является олицетворение отвлечений. Человечество во все времена было очень склонно заключать, что все, что имеет отдельное имя, должно представлять собой некоторую особую сущность, соответствующую этому имени. И о всякой сложной идее, какую составляет себе дух посредством обработки своих представлений об отдельных вещах, думали, что ей соответствует некоторая внешняя, объективная реальность. Судьба, случай, природа, время, пространство - все это считали в разное время действительными существами, даже богами. Если тот анализ свойств, который произведен в Книге I настоящего сочинения, правилен, то названия свойств и названия субстанций обозначают одни и те же ряды фактов или явлений: белизна и белая вещь суть только различные обозначения (требующиеся условиями речи) одного и того же внешнего факта в различных отношениях. Однако это словесное различение вызывало в старое время как у необразованных, так у ученых людей разные понятия. Белизна была для них некоторым бытием, присущим белому веществу. То же самое было и с другими свойствами. И это доходило до того, что даже конкретные общие термины считали названиями не неопределенного количества единичных существ, а некоторого рода особых субстанций, называвшихся всеобщими сущностями. На том основании, что мы можем думать и говорить о человеке вообще (т. е. обо всех людях, поскольку они обладают общими признаками вида), не относя наших мыслей ни к одному отдельному человеку, предполагали существование человека вообще - не совокупности отдельных личностей, а отличного от них, отвлеченного или всеобщего человека, человека в себе.
Можно представить себе, какую путаницу производили в философии воспитанные в этих привычках метафизики, когда они доходили до наиболее широких обобщений. […]
Как в Ведах, так и в сочинениях последователей Платона и у гегелианцев мистицизм состоит именно в приписывании объективного существования субъективным созданиям наших духовных способностей (идеям и чувствам), а также в уверенности в том, что дух, возбуждая в самом себе и созерцая эти идеи - свои собственный произведения, может читать по ним все происходящее во внешнем мире.
Джон Милль, Система логики силлогистической и индуктивной: изложение принципов доказательств в связи с методами научного исследования, М., Ленанд, 2011 г., с. 562-566.
Если публикация Вас заинтересовала - поставьте лайк или напишите об этом комментарий внизу страницы.
+ Ваши дополнительные возможности:
МЕТОДИКИ КРЕАТИВА / ТВОРЧЕСТВА
Плейлист VIKENT.RU из 17-ти видео
Ваша свободная подписка на видеоканал VIKENT.RU 1-м кликом
Изображения в статье
- Джон Стюарт Милль — британский философ, социолог, экономист и политический деятель. Один из немногих в истории человечества разработчиков методов решения научных задач / Public Domain